Богоматерь Нильская - [33]

Шрифт
Интервал

Она знаком велела ей войти во двор, после чего обе направились к дому. Сколастика встала на пороге, а Вирджиния изящно наклонилась, чтобы та смогла снять у нее с головы плетенку. Тетка взяла ее обеими руками и медленно, осторожно поставила на полку за дверью, прежде чем ей будет найдено почетное место среди маслобоек и молочных кувшинов.

Настало время переходить к приветствиям. Сколастика и Вирджиния обнялись и долго ощупывали друг друга, в то время как тетка нашептывала в ухо племяннице длинную череду пожеланий: «Гирумугабо – чтобы ты обрела мужа! Гирабана бенши – и много детей! Гиринка – чтобы у тебя были коровы! Гира амашьо – большое стадо! Рамба, рамба – долгих лет жизни! Гира амахоро – да будет мир с тобой! Казе неза – добро пожаловать!»

Сколастика и Вирджиния вместе вошли в дом. Сколастика открыла принесенную Вирджинией корзину, достала из нее калебас, вынула из футляра в форме колчана две соломинки для питья, протянула одну Вирджинии. Женщины сели на корточки друг против друга. Сколастика поставила калебас посредине, и они втянули в себя по глотку пива. Сколастика глубоко вздохнула, выражая таким образом свое удовлетворение.


Первый день, проведенный Вирджинией в гостях у тетки, был, естественно, посвящен триумфальному обходу соседей. Вечером Сколастика рассказывала собравшейся родне о знаках уважения, которые оказывались ее племяннице-лицеистке. Везде, даже у язычника Ругажу (Сколастика воспользовалась случаем, чтобы посоветовать ему окрестить детей, по крайней мере мальчиков, чтобы они могли пойти в школу, как другие). Муж Сколастики долго расспрашивал Вирджинию об учебе: сам он два года проучился в начальной семинарии и с гордостью показал ей три книжки – по арифметике, грамматике и спряжению глаголов, которые бережно хранил в память о полученном образовании. Сколастика, казалось, не слишком приветствовала интерес мужа к племяннице. Когда пришло время ложиться спать, Вирджиния, после долгих колебаний и многословных смущенных пояснений, заверений в уважении и извинений все же объявила тетке, что на следующий день не пойдет, как та решила, в миссию. Ей надо было побывать у Клотильды, подруги детства, с которой они играли, танцевали, скакали через веревочку, когда Вирджиния приезжала к Сколастике. Она знала, что Клотильда замужем и что недавно у нее родился ребенок. Она пообещала зайти к ней, как только приедет. Сколастику несколько шокировала дерзость, с которой Вирджиния обращалась со своей теткой по отцу. Но она скрыла свое недовольство. В конце концов, Вирджиния – студентка, ее учителя в лицее – белые, а тех, кто постоянно живет рядом с белыми, трудно понять. «Ладно, – сказала Сколастика, – сходи к Клотильде, а в миссию пойдем послезавтра. Отец Фульгенций хотел тебя видеть».


Вирджинии было не по себе, когда, перед тем как отправиться к Клотильде, она пошла прощаться с теткой, но Сколастика ничем не выказала своего разочарования и даже дала ей несколько сладких-пресладких бананов игисукари – для Клотильды и ее малыша. Вирджиния положила бананы в сумку и пошла к дому подруги. Однако, пройдя недавно насаженную эвкалиптовую рощицу, она резко сменила направление и после долгих петляний оказалась на крутой тропинке, спускавшейся к болоту. Там, посредине склона, стоял дом язычника Ругажу. Во дворе играли, бегали, тузили друг друга оборванные детишки. Увидев Вирджинию, они застыли как вкопанные.

Вирджиния знаком подозвала старшего, которому на вид было лет десять.

– Иди сюда, мне надо тебе кое-что сказать.

Мальчуган немного помедлил, но потом, растолкав братьев и сестер, подошел к Вирджинии.

– Как тебя зовут?

– Кабва.

– Так вот, Кабва, ты знаешь Рубангу? Знаешь, где он живет?

– Рубанга? Колдун? Да, я знаю Рубангу. Я ходил к нему несколько раз с отцом. К этому старому болтуну только мой отец и ходит. Все говорят, что он сумасшедший, а еще говорят, что он отравитель.

– Я хочу, чтобы ты меня отвел к нему.

– Тебя к Рубанге? Ты что, студентка, хочешь кого-то отравить?

– Никого я не собираюсь травить. Мне надо кое-что у него спросить. Это для лицея.

– Для лицея? Интересные вещи делаются в школе у белых!

– Если отведешь меня к нему, я дам тебе пончиков.

– Пончиков?

– И фанту.

– Оранжевую фанту?

– Оранжевую фанту и пончиков.

– Ну, если ты мне и правда дашь оранжевую фанту, я отведу тебя к Рубанге.

– Оранжевая фанта и пончики лежат у меня в сумке. Как только я увижу дом Рубанги, они твои. Но ты сразу уйдешь и никому ничего не скажешь. Тебе рассказывали историю про мачеху, которая пасынка укладывала спать в ступку? Я попрошу Рубангу, и, если ты проболтаешься, он наведет на тебя порчу, и ты будешь как мальчик из ступки: никогда не вырастешь и у тебя никогда не будет бороды.

– Я ничего не скажу, даже отцу, только покажи мне оранжевую фанту, я хочу видеть, что ты меня не обманываешь.

Вирджиния открыла сумку и показала ему фанту и пончики.

– Иди за мной, – сказал Кабва.

Вирджиния и ее провожатый снова вышли на спускавшуюся к болоту тропинку. Вирджиния накинула на голову покрывало, опасаясь, как бы ее не узнали, но в эти дождливые месяцы в долину заходило очень мало женщин, к тому же тропинка привела их к краю болота, зажатому между крутыми склонами холмов и еще не обработанному.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.