Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро - [16]

Отснятый материал целую неделю просматривал сам Даррил Занук. Он пришел в восторг и дал свое согласие на то, чтобы Норму Джин Дахерти взяли в качестве актрисы с испытательным сроком за 75 долларов в неделю, то есть с условием повторного просмотра через полгода. Тогда ее еженедельное жалование могло подняться до 100 долларов. Норма Джин ворвалась в дом с криком: «Это лучшая студия в мире... Люди в ней замечательные, я буду сниматься в кино. Пока это маленькая роль. Но как только я появлюсь на экране...»

Теперь Норма Джин могла не только забыть о своей прошлой жизни, но и о прежнем имени. Томми Зан, бывший спасатель, который вместе с ней пополнял ряды актерского резерва на киностудии «XX век—Фокс», признался, что первое крещение взяло ложный старт. «Бен Лайон, — говорит Зан, — терпеть не мог ее настоящего имени и изменил его на Кэрол Линд. Некоторое время они примерялись к нему, но оно звучало не так уж хорошо; от него ощутимо веяло оперной певицей и усопшей актрисой».

Бен Лайон и его жена актриса Беб Дэниеле, сразу же проникшаяся искренней симпатией к Норме Джин, решили, что надо бы придумать имя получше. Они пригласили Норму Джин в свой дом на побережье в Малибу, где и перебрали разные варианты. Лайон вспоминал: «Я в конце концов сказал ей: «Я знаю, кто ты. Ты Мэрилин!» Я объяснил ей, что когда-то была прелестная актриса по имени Мэрилин Миллер и что она напоминает мне ее. «А как быть со вторым именем?» Тогда Мэрилин обронила: «Моя бабушка была Монро, и мне хотелось бы сохранить это имя». Я обрадовался: «Замечательно! Звукосочетание приятное, а два «М» должны принести удачу». Вот так она получила свое имя». Мэрилин по-прежнему занималась позированием, но сердце ее уже принадлежало киностудии. Томми Зан вспоминает, что много работали все, но столько, сколько она, никто.

Зан забирал Мэрилин рано утром, и всю неделю они занимались тем, что учились актерскому мастерству, а также петь и танцевать. С танцами дела у них обоих шли не слишком гладко. По субботам все статисты собирались в студии. Одни исполняли пантомиму, другие загадывали шарады, третьи должны были угадать, что те и другие изображают. Зан придумывал пантомимы. С довольно застенчивой Мэрилин они выступали в паре.

Настоящих ролей пока не было, но Мэрилин без устали пробивала себе дорогу к ним. Для этого она позаботилась о том, чтобы работники из отдела рекламы знали ее. Кроме того, она обхаживала репортеров, приписанных к студии. Один из них, Ральф Кейси Шоуэн, вспоминает, что зачастую, когда служебный вход был закрыт, Мэрилин свистела работникам прессы, располагавшимся на третьем этаже, чтобы те сошли вниз и впустили ее. Шоуэн и сегодня еще видит Мэрилин, приникшую к окну, «в обрезанных джинсах, потертых сзади. Она начала носить их одной из первых».

Хихикающая на холоде Мэрилин позировала на пляже в середине ноября для фотоснимков. Журналисты любили ее, и Пресс-клуб удостоил ее специальной награды. Хотя это не имело никакого отношения к кино, Мэрилин рано поняла значение хорошего паблисити.

Иногда в ту пору в административном здании киностудии «XX век—Фокс» можно было видеть семенящую мелкими шажками в истоптанных туфлях и спущенных носках миниатюрную, не более пяти футов, фигурку. Сидней Сколски, легендарный автор, писавший для «Нью-Йорк Пост», колонка которого, посвященная Голливуду, могла изменить чью угодно судьбу, направлялся к питьевому фонтану. Однажды ему пришлось ждать целую вечность, любуясь прелестными женскими формами, в то время как обладательница их стояла, склонившись над фонтаном. Но он не испытывал раздражения. Затем они обменялись шутками относительно вместимости верблюдов, и все закончилось длинным разговором. Мэрилин не преминула попотчевать его душераздирающей историей своего детства и приобрела нового влиятельного друга. Он навсегда остался ее другом и помогал будущей кинозвезде, которая относилась к нему с неизменным доверием.

Из наблюдений Сколски: «Было ясно, что Мэрилин приготовилась много над собой работать. Она хотела быть актрисой и кинозвездой. Я знал, что ничто не может остановить ее. Стремление, решимость и желание в Мэрилин были непоколебимы».

«Мои иллюзии ничего общего не имели с тем, какой должна быть хорошая актриса». Так скажет Мэрилин несколько лет спустя. «Я-то знаю, насколько я была заурядна. Я почти физически осязала отсутствие в себе таланта. Если его можно представить в виде одежды, то у меня были дешевые тряпки, которые я носила внутри. Но, Боже мой, как мне хотелось учиться! Измениться к лучшему! Больше ничего мне не надо было. Ни мужчины, ни деньги, ни любовь, только умение играть».

В начале 1947 года Мэрилин, которой уже был двадцать один год, наконец появилась на съемочной площадке в числе двенадцати статисток в «Скудда хо! Скудда хей!»2, картине о фермере и стаде его мулов. Хотя почти весь кусок пленки с Мэрилин оказался на полу в монтажной, но одна произнесенная ею фраза — вернее, слово «Привет!» — уцелела, а также кадр, где она плывет на лодке.

Тем временем студия оплачивала Мэрилин ее посещения Актерской лаборатории, театральной школы, расположенной вблизи бульвара Сансет в Голливуде. «Она приходила на занятия вовремя и добросовестно выполняла все задания, — говорила миссис Моррис Карновски, которая содержала школу, — но я никогда бы не сказала, что она добьется успеха». Миссис Карновски Мэрилин казалась слишком молодой, застенчивой, скромной. Именно тогда Мэрилин постигла большая неудача: после года занятий в киностудии «Фокс» решил избавиться от нее.