Боги нефрита и тени - [57]

Все посещали Тихуану, создавая пробки на перекрестках Калехико и Сан-Исидро. Глория Свенсон, Бастер Китон, Чарли Чаплин – сюда приезжали все. Богатые мужчины в твидовых костюмах расслаблялись на танцполе. Бесшабашная молодежь, влюбленная в джаз, толкалась по всему городу. Преступники, проститутки, поставщики алкоголя и сливки общества – все сбились вместе, заглатывая текилу и хлопая по столу долларовыми купюрами.

Кассиопея и Хун-Каме пробрались через эту гавань гедонизма в отель, где поговорили с клерком, и тот сказал, что им понадобится автомобиль, чтобы добраться до Терра Бланка.

– Это лучшее, что у нас есть. Езжайте по побережью мимо Росарито, – сказал клерк. – Утром вы легко найдете машины, готовые отвезти вас туда, но ночью их мало.

Поскольку сейчас была ночь и они оба устали (теперь Кассиопея всегда чувствовала себя уставшей), Хун-Каме снял два номера. Клерк уверил их, что утром закажет автомобиль.

Кассиопея быстро переоделась в ночную рубашку и упала на кровать, которая странным образом показалась ей пустой. Комната была тесной и душной, а подушек – слишком много, и девушка скинула их на пол.

В предыдущие ночи ей удавалось избежать Шибальбы, но теперь кошмар вернулся. Она увидела Черную дорогу и серый пейзаж со странными растениями. Шелест крыльев в высоте подсказывал, что в воздухе кто-то есть. Когда она подошла к озеру чисто-голубого цвета, по ее телу полилась кровь. Слезающая кожа открыла взору пульсирующую плоть, и на нее напали птицы с мощными клювами. Обглодав ее кости, они положили их под обсидиановый трон, на котором сидел Вукуб-Каме. На шее светловолосого бога покоилось ожерелье из человеческих черепов.

Кассиопея с криком проснулась. Комнаты были связаны между собой, и, должно быть, Хун-Каме ее услышал, потому что тут же ворвался с испуганным выражением лица.

– Что такое?

Сначала Кассиопея ничего не могла сказать, потому что ужасно смутилась.

– Я умерла, – наконец выдавила она, и ее губы задрожали. На самом деле она собиралась сказать «просто сон, все нормально, сейчас снова засну», но тени в комнате были слишком темными, а лежащая на полу подушка могла оказаться существом, готовым напасть на нее.

– Я была в Шибальбе…

Она произнесла это тихо, словно насекомое взмахнуло крылом, но его лицо напряглось.

– Что там произошло?

Кассиопея покачала головой.

– Там была кровь, моя кровь. Дорога стала алой от нее. Больше ничего не стану говорить, ты же предупреждал, что некоторые вещи не стоит произносить вслух.

Она потерла ноющую левую руку, избегая смотреть на тени в углах. Во мраке пряталось воспоминание о смерти – о сне-смерти, и хотя это был всего лишь сон, менее настоящей от этого смерть не казалась.

– Снова болит? – спросил Хун-Каме.

– Да, – ответила она. Не только рука. Голова, тело… Боль пульсировала в ней. Руки и ноги покалывало, во рту чувствовался кислый привкус. Боль то становилась сильнее, то уменьшалась, но не прекращалась совсем.

Бог взял ее за руку. Боль чуть затихла, и Кассиопея взглянула на него.

– Прости за неудобство – и за физическую боль, и за боль от созерцания Шибальбы, – сказал Хун-Каме. – Я знаю, что смертным трудно смотреть на мое царство.

– «Вчера был сном, а завтра стану тленом! Едва возник и вскоре – горстка пыли», – машинально ответила она словами Кеведо. Неудачный выбор, сделанный впопыхах.

– Красивые слова. Что они значат?

– Это стихотворение из одной отцовской книги. Его обычно так объясняют: «Поэт указывает на скоротечность жизни, полной страданий». Не думаю, что я против скоротечности жизни, если только… – Она замолкла.

– Если только что?

– Ты станешь смеяться.

– Я не особо часто смеюсь над тобой.

При обычных обстоятельствах она бы предпочла промолчать, но страх лип к ней, как паутина, и в попытке стряхнуть его она произнесла:

– Прежде чем умереть, мне бы хотелось потанцевать. В Уукумиле танцы были запрещены, а новые – тем более. Моя мать говорила, что в ее время любили вальс, но теперь люди танцуют быстрее. Мне бы хотелось станцевать что-то быстрое.

Кассиопея не представляла, как танцуют чарльстон, но даже в таких городках, как Уукумиле, шептались о танцах и модных платьях. Но одно дело – шептаться, а другое – попробовать.

– А что еще?

– Поплавать в Тихом океане. Ночью… Попробовать на вкус воду, понять, отличается ли ее вкус от воды Юкатана.

Бог рассмеялся.

– Ты же сказал, что не станешь смеяться! – мягко пожурила она.

С его смехом вернулись звуки города. Комната снова стала обычной: кровать, прикроватная тумбочка, подушки на полу, обои с узором из ромбиков. Казалось, их разговор спугнул странные тени, подкравшиеся к ним.

– Я смеюсь не над тобой. Как я и говорил уже, мне нравятся твои мечты. Знаешь, когда все это закончится, я засыплю тебя подарками, чтобы ты могла отправиться танцевать и вдоволь поплавать.

Он дунул на ладонь, и с нее посыпались черные жемчужины. Кассиопея поймала одну, но та растворилась в ее пальцах: очередная иллюзия. Теперь настала очередь Кассиопеи смеяться.

– Они не настоящие! Это все равно что предложить кусок торта, а потом забрать его.

– Пока что это просто развлечение. Но я отплачу тебе, когда все закончится, – повторил он.