Боги нефрита и тени - [48]

Она отошла от воды и поспешила обратно к черной дороге, но та исчезла. Вместо нее землю клеймила другая дорога – темно-красного цвета. Ступив на нее, Кассиопея начала тонуть, как будто попала в зыбучие пески. Не в состоянии найти опору, она опускалась все ниже, и вот уже дорога поглотила ее. Во рту был металлический привкус крови. И ни одного звука, кроме биения ее сердца, в котором рос страх перед Шибальбой. Высоко над ней на обсидиановом троне, покоящемся на костях, сидел правитель, его глаза были серыми, как дым. Кассиопея признала в нем Вукуб-Каме.

Внезапно послышался щелчок, и вспыхнул свет.

Девушка повернула голову и увидела Хун-Каме, сидящего у ее постели в номере отеля. Она приподнялась на локтях. В горле пересохло, ей было трудно говорить.

– Что произошло?..

– Ты заснула, – просто ответил он.

– В магазине?

– Конечно.

– Как долго я спала?

– Семь часов, как и было сказано. Уже наступила ночь.

Бог укрыл ее одеялом, но Кассиопея скинула его. Ей хотелось подойти к окну и осмотреться. Но как только она собралась встать, по телу пробежала дрожь.

– Подожди, – сказал Хун-Каме, останавливая ее. – Тебе что-то нужно?

– Воды, – прохрипела девушка.

Хун-Каме вернулся со стаканом и снова сел на кровать. Кассиопея залпом выпила воду. Горло болело, и пить все равно очень хотелось. Она потерла запястья, ожидая увидеть там порезы, но на руке был только серебряный браслет.

– Твой сон был неприятен? – спросил бог.

– Мне… мне снилась Шибальба…

Она не стала рассказывать о крови и дороге, ставшей багровой. Суеверный страх сдерживал ее язык, словно бы, проговорившись, она могла навлечь на себя неприятности. Почему-то этот сон показался ей предзнаменованием, и ее сердце знало, что не стоит испытывать судьбу, облекая увиденное в слова. Должно быть, и бог почувствовал то же самое. Он нахмурился, и между ними повисла неловкая тишина.

– Ты получил, что хотел, от ведьмы? – спросила Кассиопея, желая развеять страх, прилипший к телу.

– Именно так. И не только адрес, но и заверения, что искомое мною находится в доме Уай Чиво, в сейфе за тремя замками.

– Но ты можешь открыть замки?

– Да.

– Тогда мы уже выходим? – спросила девушка, расправляя плечи.

– Почему бы тебе не отдохнуть? – ответил бог.

– Я и так долго спала, – запротестовала она.

– Но ты не отдыхала.

– Говорю, идем сейчас.

Она собралась встать, но Хун-Каме покачал головой, жестом останавливая ее.

– Колдун придет только завтра, не нужно идти туда сегодня ночью, – сказал он девушке.

– Завтра я могу умереть, – возразила Кассиопея и не смогла скрыть панику, на краю которой балансировала. Сон принес с собой запашок могилы, неоспоримое напоминание о том, что песок ее жизни высыпается, что нужно вытащить осколок кости.

– Не завтра, – успокоил ее Хун-Каме.

– Ты бы вообще сказал мне, если бы завтра? – спросила девушка. – Или промолчал?

– Я не лгал тебе. Зачем мне обманывать тебя сейчас?

– Ты не все рассказывал мне. Не говорил, что твой брат правит и хочет, чтобы ему делали подношения и… и все остальное.

– Я мог бы сказать это и раньше, но сказал сейчас. Ты можешь доверять мне.

Кассиопея попыталась снова взять стакан, но у нее не получилось, и стакан ей в руки вложил Хун-Каме. Потом он добавил воды.

– Уай Чиво не бог; пусть он и колдун, но природа его человеческая. Поэтому я ожидаю от него предательства, свойственного людям, и мы должны оставаться настороже. Отправимся завтра ночью. А теперь отдыхай. Не бойся, а то страх ослепит тебя.

– Легко не бояться, когда ты бессмертен, – заметила девушка. – Если ты не человек, – подчеркнула она.

– Страх свойствен всем и зарождается не только в сердцах смертных.

– И чего же боятся боги?

Хун-Каме в это мгновение стал статуей, вырезанной из дерева. Он не ответит, поняла Кассиопея, так же как и она сама не хотела говорить о дороге Шибальбы. Некоторые вещи не произносят вслух.

– Сейчас мне уже лучше, – сказала девушка, выбирая нейтральную тему. – Можем поужинать.

– Я позвоню, попрошу принести еду в номер. Что ты хочешь?

– Не знаю.

Кассиопея повернула голову и заметила розу цвета лаванды рядом с телефоном. Она потянулась к длинному стеблю.

– Моя роза…

– Тебе эту розу дала ведьма, поэтому я решил захватить ее с собой, – сказал он. – Ты же все-таки заплатила за нее.

– Но ты не поставил ее в воду, и она уже начала увядать.

И снова сказать это было ошибкой – невольным напоминанием о смерти. Девушка упала на подушки и прижала руки к вискам, охваченная внезапной вспышкой боли.

– Кассиопея?

– Ах, голова болит. Мама обычно мне говорит: «Утром станет лучше». Однако лучше не всегда становилось, и я боюсь, что завтра лучше не станет. Боль… усилилась. Боль в руке, а теперь и в голове.

– Вот почему я сказал тебе отдохнуть.

– Отдыхай, отдыхай… это раздражает. Ты выглядишь… выглядишь хорошо. Просто чудесно.

Это была правда. Он был спокоен и красив, а она – полуживая. Но скорее всего она – глупая паникерша, которая не может подавить тревогу, зародившуюся внутри. Все этот сон… Девушка прикусила губу.

– Ну, я тоже не очень хорошо себя чувствую, если хочешь знать, – сказал Хун-Каме.

– Почему? Что не так?

Он пожал плечами. Девушке захотелось ущипнуть его за руку. Ну сколько можно молчать или говорить уклончиво! Ее голова взорвется, если он продолжит в том же духе.