Боги и гиганты - [3]

Если бы им повезло, с наступлением дня они могли бы встретить на своем пути большой остров с хорошей верфью, но даже в этом случае понадобится не менее восьми дней, чтобы корабль вновь мог оправдать свое имя. Как бы то ни было, дни шторма и эта ночь затишья — упущенное время, а к нему придется прибавить и дни простоя. Получается девять дней. И если бы даже потом, ни с чем не считаясь, он загнал всех лошадей на почтовой дороге и себя самого, то все равно сэкономил бы не более двух дней. Итак, в Вавилон он опоздает по крайней мере на три дня.

У Филетера сдавило горло и невыплаканные слезы обожгли покрасневшие от воды и ветра глаза. Что сказал ему царь задолго до сегодняшнего дня? «Ты верен, Филетер, и надежен. Поэтому я отправляю тебя с самым важным поручением. И надеюсь на тебя. Да благоприятствует тебе Судьба, Филетер». Ах, разве может помочь мне даже вся любовь, вся надежда и вся верность мира, если корабль, как гвоздями, вколотило посреди моря и он ни на шаг не продвигается вперед?

Наконец горизонт подернуло серой дымкой, побледнели звезды. Наступало утро. Триера приблизилась к маленькому островку, но выглядел он так, как и тысячи других островков этого архипелага. Измученные люди по-прежнему не могли определить, где они находятся.

Бледное солнце медленно поднялось из-за постепенно успокаивающихся волн; скоро оно стало желтым, как шафран, и теплый свет, окрасив море в цвет жидкого гиметтского меда, известил потерпевших кораблекрушение о наступлении новой жизни и о новой надежде.

Вдалеке у острова показались лодки — три, пять, восемь, теперь их уже одиннадцать. Одиннадцать лодок, вышедших на рыбную ловлю. Заметив дрейфующую триеру, они сразу изменяют свой курс. Рыбаки, видимо, решили, что здесь их ждет более легкая добыча, побогаче той, какую могут подарить им их сети. Вот уже лодки со своими кирпично-красными парусами и тяжелыми веслами приближаются к триере. Стоило рыбакам увидеть людей на корабле, как алчное желание овладеть добычей сменилось готовностью прийти им на помощь.

Да, положение оказалось лучше, чем можно было предполагать. Родной остров рыбаков — Киварос лежит на восток от Аморгоса и относится к Спорадам.

Быстрым взором Филетер окинул лодки и тут же приметил самую лучшую, хотя не самую большую и красивую. И вот он уже подзывает рыбака, ее владельца:

— Я посланец царя, — кричит он своим странным голосом. Бессонная, холодная ночь сделала его еще более хриплым, и потому он уже не кажется таким мальчишеским. — Бросай канат, чтобы я мог спуститься к тебе. И как можно скорее доставь меня в Милет, понятно?

— Ветер неблагоприятный, господин. Я не уверен, что мы успеем доплыть туда за один день. И нужно бы вернуться на остров, чтобы захватить провиант.

— Хватит тебе на сегодня?

— Да, господин.

— Ну, тогда поплывем без задержек. Я вчера сытно пообедал и могу теперь не есть до тех пор. пока мы не прибудем в Милет. Хорошо бы только достать вина. Попроси у товарищей. Ведь сейчас они все вернутся на остров и им не понадобится продовольствие. Еще лучше, если тебе дадут для меня хлеба и немного луку или инжира. Между прочим, ветер меняется, и завтра утром мы будем в гавани Милета. Давай быстрей бросай сюда канат!

— Эй, таксиарх, — прокашлял сатрап, — я был бы тебе весьма обязан, если бы ты подозвал ко мне хозяина вон той большой лодки. Я не понимаю диалект этих островитян. Я тоже очень спешу.

— Куда тебе спешить? — бросает ему через плечо Филетер. — Что-то я пока не замечал такой поспешности у вас, чиновников. Кстати, та большая лодка да и все другие в первую очередь должны перевезти гребцов и моряков на землю. Они вынесли больше нас и не меньше тебя спешат — ведь им надо ремонтировать корабль. Они на службе у царя.

Бурное одобрение обрушивается на того, кого еще вечером хотели бросить за борт, в шуме тонут и полу-просительный, полувозмущенный вопрос сатрапа: «А я разве не на службе у царя?» и быстрый ответ таксиарха: «Может быть. Но в первую очередь все вы слуги своего живота, своего денежного мешка и своего гарема».

— Мы еще поговорим с тобой! — угрожает сатрап, побледнев от бешенства.

— Плевать я хотел на твои угрозы, — кричит Филетор и, словно кошка, сползает по канату в лодку рыбака.

— В добрый час! — прощаются с ним моряки и машут руками, пока рыбак и его пассажир всем телом налегают на весла, чтобы поставить парус по ветру.

Когда к полудню следующего дня лодка пристала в Львиной бухте ниже Дельфиниона[4], час от часу становившийся все более нетерпеливым Филетер быстро выпрыгнул на землю. Рыбак уже знал, что он не получит сейчас ни одной драхмы за свое долгое и тяжелое плавание, но он верил этому измученному молодому человеку, у которого ничего не было, кроме разорванного хитона (и даже единственная оставшаяся на нем сандалия только что полетела в гладкую, мутную воду гавани). Рыбак будет терпеливо ждать, надеясь, что рано или поздно он свое получит. Он не сомневался в том, что заплатят ему хорошо. Потерянные для ловли дни будут неплохо возмещены.

Филетер, который тем временем спешно прокладывал себе путь в сутолоке гавани, в свою очередь не сомневался в том, что ему поверят, хотя сейчас он и выглядел как бродяга или как бежавший раб и никого не знал в Милете. Его деньги и важные письма остались лежать где-то на дне моря. Но должно же улыбаться счастье царю и тем, кто ему служит?