Боги и гиганты - [131]

Наконец, с неугодными людьми было покончено. Конце ушел в отставку, Кекуле сумели укротить так, что с ним вообще можно было не считаться. Теперь очередь за Шёне. При первом удобном случае кайзер возводит в дворянство Боде, который становится «его превосходительством» и приближается ко двору. Итак, все хорошо устранвастся.

Все, чем берлинские музеи были обязаны Шёне в лучшие годы его руководства, быстро забыли, поскольку он никогда по кричал о себе, не бил в барабан и вообще не любил звуков немецких фанфар. А поскольку Шёне заслужил немилость кайзера, он потерял всякий вес и в глазах придворных и министров просвещения, которых, кстати сказать, теперь меняли еще чаще, чем во времена старого кайзера. Все они были одержимы манией величия своего хозяина и следовали его вкусам, а он признавал только роскошные фасады и ценил у современных ему художников в основном политические убеждения, а не их мастерство.

В 1896 году директором Национальной галереи становится Гуго фон Чуди. Он занимал свою должность по праву, так как был близок не только к таким людям, как Менцель, Бёклин, Фейербах, но и к представителям нового направления. Не удивительно поэтому, что он покупал произведения Либермана, Сезанна, Курбе и Коро, то есть противопоставлял свои взгляды взглядам на искусство кайзера, который предпочитал скупать патриотическую мазню. «Аферу» Чуди, вопрос о которой решили, правда, на некоторое время отложить, приписали Шёне. И вот, против всех обычаев, кайзер слагает с генерального директора полномочия заниматься современным искусством и передает их тайному советнику министерства Шмидту. А тем временем Боде со второй линии стреляет по Шёне, пороча его во всех инстанциях.

Не в силах вынести этой каждодневной малой войны, Шёне подает в отставку, предоставив свою должность в распоряжение кайзера. Однако еще до того, как он это сделал, министр фон Штудт попросил Боде принять наследство генерального директора и позволил себе затем, когда, наконец, получил заявление Шёне об отставке, злую шутку. Он рассказал Боде, что Шёне в категорической форме возражал против передачи этой должности Боде, так как, по мнению Шёне, тот заботился бы только о своих отделах. Стоило Боде взять в свои руки генеральный директорат, как уже давно заправленный суп на кухне острова музеев закипел. Наступают новые времена, говорят себе директора, нужно теперь не прозевать и попытаться выбить для своего отдела как можно больше. Сам Боде, который продолжал оставаться директором Музея кайзера Фридриха, был первым, предъявившим свои экстра-требования: Музей кайзера Фридриха слишком мал, его необходимо перестроить, чтобы хранить сокровища, приобретенные Боде — то за смехотворно мизерную сумму, то за очень большие деньги. При этом музей должен теперь называться Немецким.

Затем предъявляет свои претензии Переднеазиатский отдел, для которого Немецкое восточное общество проводит одну за другой раскопки в Месопотамии. Прекрасные памятники, требующие много места для экспозиции, частично уже в пути, остальное можно ожидать в последующие годы. Следовательно, нужно строить вместительное помещение. Новых дополнительных площадей требует также Египетский отдел, так как залы в Новом музее, до сих пор находившиеся в его распоряжении, полностью забиты, и все новые приобретения и находки, поступающие с раскопок, приходится хранить в переполненных до предела кладовых. Свои требования предъявил и директор Античного отдела, обычно такой скромный Рейнхард Кекуле фон Страдолиц, который, по мнению Боде, совершенно не соответствовал занимаемой должности: слишком мало он закупил за годы своей деятельности и слишком часто у него оставались неизрасходованные суммы. А разве мы не обладаем властью над всем миром и не должен мир, как прекрасно сказал наш великий кайзер, оздоровиться с помощью истинно немецких начал? Отсюда логично и неизбежно напрашивается вывод, что и музеи мира должны быть оздоровлены с помощью немецких музеев.

И, следовательно, старый Кекуле — он же, в конце концов, на шесть с половиной лет старше Боде! — уже не подходит для своей должности. Поэтому Боде рекомендует министру проводить Кекуле на пенсию. Правда, он еще не слишком стар, но прихварывает, и, к счастью, как «задушевно» отмечал Боде в своих мемуарах, естественный его конец близок. Подготовлен ему и наследник. Это — Теодор Виганд, который сумел сделать все то, что упустил Кекуле: раскопал большую часть Малой Азии на благо Берлину. Раскопки эти все еще продолжаются. Причем силы на них разумно расставлены, средства разумно распределены, а результат таков, что не хватает места для хранения ящиков.

В это время Виганд направляет из Константинополя обширный и хорошо продуманный план создания нового отдела. Образцы почти всех видов античной архитектуры уже получены благодаря раскопкам в Пергаме, Магнесин, Приене, Милете и Баальбеке. Что-то еще можно будет приобрести в результате намеченных раскопок. Следовательно, Пергамский музей надо расширить и объединить с Музеем античной архитектуры, чтобы показать учителям, ученикам, студентам, а также и широкой публике, как строили свои здания греки и римляне.