Боги и гиганты - [113]

Все, что Хуманн или его сотрудники осуществляли в Пергаме, проходило под счастливой звездой. Поэтому молодому Греберу почти сразу же удалось найти подземный каменный коридор, по которому когда-то проходила давно уже похищенная свинцовая труба. Этот коридор был обнаружен на краю верхней крепости, что, следовательно, говорило о существовании постоянно действующего водопровода. Сама крепость, однако, не имела и не имеет ключевой воды. Поэтому остался нерешенным вопрос, куда, собственно, шла труба, которая должна была пересечь две глубокие долины между горами и крепостью. Кроме того, Греберу удалось открыть отстойный бассейн времени Атталидов. Он был расположен близ современной горы Гагия Георгия, следовательно, довольно далеко в Косакских горах. Это было уже вторым звеном цепи. Высота Гагия Георгия — 368 метров, верхней крепости — 323 (после тщательной проверки выяснилось, что старые подсчеты не совсем правильны). Обе седловины между этими высотами поднимаются на 175 и 198 метров. Здесь, видимо, по свинцовым трубам и шла вода — по принципу сообщающихся сосудов. Третьим звеном в цепи был ключ, оказавшийся как раз в том месте, о котором рассказывали приезжавшие на рынок крестьяне, — далеко к северу от Пергама, на Мадарас-даге, высота которого 1200 метров. Там Карл Шухгардт в результате специальной экспедиции нашел на высоте 1200 метров мощные, холодные родники и близ них три положенные друг около друга глиняные трубы. Но как же связать второе и третье звенья? Между горами Мадарас и Косакскими горами с хребтом Гагия Георгия течет глубоко в ущелье река Косак; перекинуть через нее трубы было невозможно. Однако, кто ищет, тот всегда найдет. И Шухгардт нашел. Трубы шли от родника но дуге, вдоль восточного склона горных хребтов, через верхнюю долину Кетия, а затем, разветвляясь в виде зигзагообразных линий, проходили по крутым склонам гор, пока, наконец, не достигали Гагия Георгия.

Но неужели не следовало приступать к новым значительным работам? Хуманна мучили все эти дела и заботы — мелкие по сравнению с ждущими открытия тумулами царей в долине, садом царицы и Асклепионом. Кроме того, он сам или его молодые помощники обнаружили в горах остатки многих городов и крепостей эпохи Атталидов. Даже Радовиц, который был белой вороной среди прусско-немецких дипломатических чиновников, писал: «Не можете ли вы в последний момент найти что-либо в высшей степени интересное: древний храм или известный по источникам некрополь?»

Хуманн схватился за это письмо, как за спасительный канат. Однако Конце, который лучше разбирался в финансовых и деловых вопросах, энергично запротестовал: «Надо сначала завершить начатое, — пишет он, — прежде чем приступать к чему-либо новому. Мы не отказываемся от Пергама и когда-нибудь вернемся к нему, но с новыми силами. Если же теперь работа окажется выполненной лишь наполовину, это никому не принесет пользы».

В то же самое время Шене пишет министру и составляет смету, строго рассчитывая каждый пфенниг. Он приходит к выводу, что для полного завершения работы нужно еще 10 500 марок.

Раскопки Пергама, таким образом, закапчиваются. Однако в Берлине работы продолжаются. Художники готовят большую панораму Пергама к юбилейной выставке. Она была закончена вовремя и имела большой успех. Однако запланированное торжественное «пергамское» шествие задержалось. Сначала помешали постоянные дожди, а потом неожиданная смерть баварского короля. Праздник пришлось отложить из-за придворного траура на один месяц. Но 26 июня 1886 года он все же состоялся, и даже наследный принц и наследная принцесса почтили его своим присутствием.

Был установлен бюст Хуманна с длинной надписью, которую составил его друг Конце:

«Остановитесь на минуту, вы, участники классического торжества, обратите свой благосклонный взор на того, кто приветствует вас в конце пути.

Далеко на побережье Азии, куда мы мысленно отправились с вами, он хранит верность Пергаму… Он был тем, кто проложил нам тропу к возвышающейся крепости, которая там, наверху, являла собой превосходную картину, доставляющую наслаждение людям.

Он тот, кто своим острым глазом обнаружил и смелой рукой спас произведения замечательных мастеров древности.

Хуманн, дорогой друг прошлых и грядущих дней, прими наш дар, который мы с любовью и благодарностью посвящаем тебе».

Радостно было это признание, потому что оно, хотя и было написано дистихом одного автора, выражало общие чувства; приятно оно было вдвойне, так как у государственных учреждений, финансировавших раскопки, к тому времени, когда Хуманн заслужил всеобщее признание, денег для продолжения работ уже не было. А как раз теперь была открыта Тефрания в Малой Азии — замечательные руины среди серебристо-серых оливковых рощ, и длинная и весьма интересная надпись императора Адриана, и Магнесия, и прекрасная мозаика Атталидов; и еще один ящик был наполнен фрагментами алтаря. Как жаль, что Сименс со своими миллионами не захотел пожертвовать несколько тысяч на Пергам, которые нашли бы себе гораздо лучшее применение в древнем мраморе, чем в новом железе!