Боги и гиганты - [102]

— Но так как почти все места, где, как предполагали, можно было хоть что-нибудь найти, уже раскопаны, то отсюда следует: копать на западном склоне ниже алтарной площади.

— Это большая работа?

— Огромная, господин генеральный директор. Длина склона — около 100 метров, ширина —20. Глубина — да кто ее знает, — вероятно, от 2 до 20 метров, вплоть до материка террасы.

— Я уже предвижу, дорогой коллега, что ответ на это «чрезмерное» требование нас опять «поразит». Но ничего не поделаешь, нам придется это проглотить и Хуманну тоже.

Хуманн, конечно, проглотит это, правда, после долгих споров и сильного сопротивления. Когда в 1878 году он начинал работы, никто не знал, найдет ли он вообще что-нибудь. Основным рабочим объектом была тогда византийская стена и площадь с остатками фундаментов. Куда было девать щебень? Время ограничено, средства тоже, следовательно, исходя из принципа — самая короткая дорога и есть самая лучшая, весь щебень бросали с ближайшего крутого склона. Если кто-нибудь будет его за это порицать, то Хуманн может указать на пример раскопок в Афинах, где позднее пришлось с огромным трудом убирать свеженасыпанную землю, чтобы раскопать Асклепион.

Но действительно так ли уж необходимо идти по этому тернистому пути? Конечно, Хуманн тоже понимает, что при разрушении алтаря некоторые его части и скульптуры, возможно, бросали вниз с западного склона. Но, к счастью, они попадали к подножию горы, а скорее всего, на большую естественную террасу шириной 20 метров, которая тянется ниже алтарной площади по западному склону крепости. Правда, теперь она, собственно, уже не представляет собой террасы. Слишком много скопилось на ней старого и нового щебня, и верхний край отвала отодвинулся уже далеко от алтарной площади. Бон озабоченно подсчитывает, сколько щебня могло здесь скопиться с 1878 года. Получается не меньше 12 тысяч кубических метров.

Уже зимой Хуманн приказал вести ров в направлении с запада на восток, пересекая фронт работ, чтобы при случае иметь аргумент в свою защиту. Теперь благодаря рву удастся выяснить, стоит ли вообще заниматься гигантской работой по расчистке навалов. Она может оказаться бесполезной, в лучшем случае принести успех лишь через недели, а возможно, и месяцы. Если теперь, когда ров пересечет старые руины, не будет найдено ничего стоящего, то, может быть, удастся доказать берлинцам бесплодность их намерений. На дне террасы нашли всего лишь шесть маленьких фрагментов гигантомахии. Теперь уже ясно: копать не стоит! Гораздо целесообразнее затрачивать время и средства на каком-нибудь другом участке. Об этом энергичный homo novus писал уже не раз. Стоило бы вспомнить его старые письма. Но Конце не хочет ничего слушать, а за ним стоит Шёне, а за Шёне — министр. Они считают, что надо копать в любом случае.

Не без ворчания, а также не без некоторых выражений на немецком, турецком и греческом языках Хуманн покоряется необходимости. Причем с самого начала он ничего хорошего от всего этого не ждет. С 9 мая западный склон становится центром работ. Два отряда трудятся одновременно на каждой стороне прорытого уже рва. 23 мая они находят первые фрагменты, 2 июня — голову богини и женскую руку, которую сжимают пальцы гиганта, а до 1 июля появляется столько фрагментов, что никто уже не сомневается в правильности принятого в Берлине решения.

В конце мая Конце совершает третью инспекционную поездку в Пергам, и хотя в этом сезоне было найдено не так уж много частей алтаря, он все-таки доволен, так как создалась довольно ясная картина того, что представлял собой акрополь Атталидов от самого основания до вершины. Это очень важно, так как археолог должен увидеть неповторимое чудо света не только в его деталях, но также и в комплексе с теми сооружениями, к которым оно ранее относилось. К этому комплексу принадлежала и пергамская библиотека. Конце рад, что кроме эпиграфических свидетельств о долгих спорах разных городов, какой из них был родиной Гомера, — на постаментах утраченных статуй Пергама сохранились надписи, рассказывающие о художественных произведениях Алкея и Геродота.

Новый турецкий комиссар по разделу находок или. вернее, по их оценке находится в пути. Он прибывает в середине июня, когда наступает перерыв в работах. У «Немецкого дома» вид, как у посольства, — столько кавассов слоняется перед ним. В первую очередь, конечно, Мустафа Хуманна, потом слуги эффенди Дирана, Гейнце, консула Теттенборна, английского вице-консула (который благодаря своему присутствию устранил подозрения о конкуренции со стороны англичан), Кадри-бея, элегантного представителя Константинопольского музея. Хорошо хотя бы то, что приехала госпожа Хуманн. Со знанием дела и свойственной ей энергией она следит за приготовлением пищи либо занимает гостей беседой на немецком, французском, английском, греческом и турецком языках. Пять дней продолжаются эти приемы, и все идет хорошо, выполняются все пожелания гостей. Запаса бутылок с вином хватило до самого конца встречи, и то, что гости «имели возможность выпить», успокаивало их и позволяло забывать о разбойниках, которые, по слухам, пугали окрестных жителей. К кавассам и каймакамам добавляют еще четырех верховых и несколько пеших жандармов.