Боги глубокого космоса - [29]

Нил

Каким облегчением было узнать, что этот очаровательный бесёнок — вполне взрослая женщина, не передать словами. А то я уже, было, начал подозревать себя в каких-то странных отклонениях. То и дело ловил себя на навязчивых мыслях об этом хвостатом создании, на том, что постоянно на неё засматриваюсь и просто не могу не улыбаться, думая о ней. Иля была удивительным существом; лёгкость и непосредственность парадоксальным образом сочетались в ней с граничащей с провидением проницательностью (достаточно было взглянуть на её рисунки) и совсем уж неожиданной сдержанной рассудительностью.

Теперь-то причины подобных противоречий были понятны, а поначалу эта девочка очень меня удивила. И, честно говоря, восхитила.

Признаться в своей чрезмерной симпатии к, фактически, ребёнку, я не мог. А вот сейчас сделать это оказалось удивительно легко, и наружу попёрли так тщательно сдерживаемые до сих пор мысли, ощущения, стремления и впечатления.

Например, у демоницы были легкомысленно-рыжие мягкие пушистые волосы, спадавшие до лопаток, в которые так и тянуло зарыться лицом, чтобы узнать, чем они пахнут. А ещё — удивительные глаза. Большие, ярко-жёлтые кошачьи глаза оказались неожиданно выразительными: в них без труда читалась каждая эмоция, каждая мысль. А ещё — они будто внимательно заглядывали в самую душу, ворошили её, пробуждали что-то непривычное и как будто давно забытое.

Она была настолько непохожа на всех прочих представителей своего народа, что я с огромным трудом соотносил её внешний вид и тот образ, который сложился вокруг неё в моём сознании. Не было в ней той разрушительной и какой-то болезненной агрессии, что присутствовала во всех остальных демонах и составляла львиную долю их сущности. Ильтурия была удивительно… человечной для своего вида.

Не бывает таких демонов, не бывает! Не умеют демоны так искренне и радостно улыбаться; а когда Иля улыбалась, её глаза буквально сияли, и мне в такие моменты хотелось сотворить что-нибудь большое, бессмертное и очень глупое.

А ещё были эти её забавные рожки; небольшие, в пол пальца, чуть загнутые назад и очень острые, как оказалось. У мужчин-демонов рога походили скорее на оружие ближнего боя, примерно как у козлов или баранов — мощные, закрученные назад и по-бараньи же изогнутые. У немногих виденных мной женщин-демониц они были, конечно, значительно меньше, но всё равно внушали уважение и заставляли задумываться, как же выглядят их семейные скандалы при таких аргументах и таком темпераменте.

Иля же напоминала не грозного демона, а маленького проказливого бесёнка; особенно, когда хитро улыбалась, — вот ровно так, как в тот момент, когда ставила мне ультиматум с этими извинениями.

В общем, почему я не мог её не поцеловать снова, уже в сознательном состоянии (я точно эту любопытную ящерицу, обожающую совать нос не в свои дела, когда-нибудь прибью), лично мне было совершенно ясно. Было очень обидно, что я не помнил, как это происходило в первый раз; но слова о том, что ей понравилось, внушали некоторый оптимизм.

А вот что меня всерьёз удивило, так это даже не её неожиданная неопытность (наверное, потому, что в свете биографии демоницы такой уж неожиданной она не была), а собственная реакция на это открытие. Никогда не был ревнивцем вроде многострадального Отелло, да и прошлыми попытками своих пассий построить личную жизнь тоже совершенно не интересовался. Но сейчас мысль о том, что ни один мужчина не целовал этих нежных, очень податливых и соблазнительных губ вызвала натуральную бурю восторга.

Впрочем, возможностью вернуться к работе я, несмотря на норовящую дотянуться до ушей улыбку, всё-таки воспользовался и не пожалел об этом. Привычные механические действия, почти не требующие участия разума, помогли разогнать радостный туман в мозгах и немного задуматься. Как минимум, о том, что подобное поведение никогда не было мне свойственно, и влюбляться с первого взгляда (причём даже не сумев толком рассмотреть) я прежде не пытался. И с таким обострением собственнических инстинктов тоже не сталкивался.

Нет, если подумать, становилось понятно, что Иля бы мне в любом случае понравилась. Мне, в общем-то, всегда такие и нравились: с чувством юмора, без стервозности, с искренней улыбкой, миниатюрные и изящные. А Ильтурия была ещё ко всему прочему очень симпатичной, особенно её задорный курносый носик, уже упомянутые мной кошачьи глаза и густые волосы.

Но вот так, сначала влюбиться — потом уже познакомиться, было странно. А я, кроме шуток, был уже вполне влюблён. «Попал ты, Данила, как кур во щи», — вынужден был признать я, но, странно, никаких неприятных ощущений эта мысль во мне не вызвала.

Когда я, закончив прерванные собственным падением и забытые за разговорами дела, добрался до своей комнаты и залез в душ, до ужина оставалось минут десять. Подумав, чего мне больше хочется — есть или копать (в смысле, докапываться до истины), — я решил вполне однозначно: копать. Гудвин добрый, он спасёт мою порцию от дока.

Поэтому я, отмывшись от пыли (с последнего ТО её в технических шахтах скопилось подозрительно много), решительно устроился в привычной позе на полу и погрузился в глубины собственного подсознания.