Богема - [64]

Когда они прибыли в гостиницу, портье сообщил им, что мисс Делейни приехала, распаковала вещи и ушла, не сказав куда. Ушла полчаса назад. Джентльмен тоже ушел. Наверху в номере люкс – Папа путешествовал лишь в тех случаях, когда ему удавалось снять номер люкс, – они обнаружили полнейший беспорядок. Все кровати измяты, и на них – вещи Марии. Полотенца раскиданы, тальк просыпан.

– Отвратительно, – сказал Папа. – Совсем как австрийская горничная.

Селия стала лихорадочно приводить комнату в порядок. Мария уже не была вся в отца.

– Они к тому же и пили, – сказал Папа, обследуя стакан для полоскания рта. – Судя по запаху, коньяк. Никогда не подозревал, что моя дочь пьет.

– Она не пьет, – возразила Селия, поправляя Папину постель. – Только оранжад. Иногда после премьеры выпьет шампанского.

– Тогда это, должно быть, Найэл, – сказал Папа. – Некто (и кто, как не Найэл) наливал коньяк в мой стакан для полоскания. Я покажу Фриде. Фрида несет ответственность.

И он до краев налил себе коньяка в свой стакан для полоскания.

– Выйди, пока я переоденусь, дорогая, – сказал Папа. – Если Мария намерена превратить наш номер в публичный дом, то она ответит за это, когда вернется. Я положу конец ее выступлениям в роли Мэри Роз. Впрочем, я пошлю Барри телеграмму.

Он стал искать в шкафу свой вечерний костюм, швыряя на пол все, что попадалось под руку.

Селия пошла к себе переодеться. К подушке была приколота записка: «Увидимся в кабаре. Мы обедаем в городе». Ящик туалетного столика Селии был выдвинут, из него исчезла ее вечерняя сумочка. Наверное, Мария забыла привезти свою и поэтому взяла сумочку Селии. Заодно она взяла и серьги. Новые, те, что Папа купил Селии в Милане. Селия начала переодеваться с тяжелым сердцем. Она чувствовала, что вечер не сулит ничего хорошего…

Найэл и Мария сидели бок о бок на речном трамвайчике, который плыл к Сен-Клу. Париж, прекрасная призрачная дымка, остался позади. Они сидели на верхней палубе и ели вишни, бросая косточки на головы пассажиров. Поверх вечернего платья Мария накинула пиджак Найэла из верблюжьей шерсти. Платье было зеленого цвета, и яшмовые серьги Селии безупречно подходили к нему.

– Дело в том, – сказала Мария, – что мы никогда не должны расставаться.

– Мы никогда и не расставались, – сказал Найэл.

– А сейчас? – спросила Мария. – Ты в Париже, я в Лондоне. Это ужасно. Для меня это невыносимо. Именно поэтому я так несчастна.

– Разве ты несчастна?

– Очень.

Она выплюнула вишневую косточку на лысину пожилого француза. Тот посмотрел наверх, готовый разразиться проклятиями, но, увидев Марию, улыбнулся и поклонился ей. Затем он огляделся в поисках лестницы на верхнюю палубу.

– Я так одинока, – сказала Мария. – Меня никто не смешит.

– Через несколько недель тебе будет не до смеха, – заметил Найэл. – У тебя начнутся репетиции.

Пароходик, пыхтя, плыл по извилистой реке, обрамленной погруженными в тень деревьями. На набережные опустились сумерки. В воздухе витали шумы и запахи Парижа.

– Давай уедем, – сказал Найэл. – Вот так, все бросим и уедем.

– И куда же мы могли бы уехать?

– Мы могли бы уехать в Мексику.

Они держали друг друга за руки и смотрели поверх реки на деревья.

– Шляпы с остроконечными тульями… – сказала Мария. – Не думаю, что мне нравятся мексиканские шляпы.

– Тебе и не нужна шляпа. Только туфли из особой кожи с запахом.

– Ни ты, ни я не умеем ездить верхом, – сказала Мария. – А в Мексике обязательно надо уметь ездить верхом. Мулы. И все вокруг стреляют.

Она смяла бумажный пакетик из-под вишни и бросила его в реку.

– Дело в том, – сказала она, – что я вовсе не уверена, хочу я уехать или нет.

– Дело в том, – сказал Найэл, – что я предпочел бы жить на маяке.

– Почему на маяке?

– Ну, на мельнице. В хмелесушилке. Или на барже.

Мария вздохнула и прислонилась к плечу Найэла.

– Надо смотреть фактам в лицо: мы никогда не будем вместе, – сказал Найэл.

– Мы могли бы быть вместе… иногда, – сказала Мария, – время от времени. До Сен-Клу еще далеко?

– Не знаю. Почему ты об этом спрашиваешь?

– Так, любопытно. Мы должны успеть… кабаре, Фрида, твои песни.

Найэл рассмеялся и обнял Марию.

– Видишь ли, – сказал он, – для тебя побег – своего рода игра, представление. А Сен-Клу – все равно что Мексика, только ближе.

– Мы могли бы сделать из этого символ… – сказала Мария. – Нечто такое, к чему мы всегда стремимся и чего никогда не обретаем. Нечто такое, что всегда остается вне пределов досягаемости. Кажется, есть одно стихотворение, которое начинается словами: «О господи, Монреаль!» Мы можем сказать: «О господи, Сен-Клу!»

Повеяло холодом. Мария застегнула пиджак на все пуговицы.

– Вот что мы можем сделать, – сказала она. – Мы можем получить лучшее от обоих миров, вернувшись в Париж через Булонский лес на такси. Такси может ехать медленно… специально. Скорее всего, шофер проявит тактичность.

– Во Франции шоферы никогда не оглядываются на заднее сиденье. Они слишком хорошо обучены…

– …Как бы то ни было, – словно продолжая прерванную фразу, проговорил Найэл, когда такси выезжало из Булонского леса, – я бы предпочел поехать в Мексику.

– Нищим выбирать не приходится, – сказала Мария. – И все же…