Богатые — такие разные. Том 1 - [9]

— Боюсь, что я должна перед вами извиниться, — с сожалением сказала она, когда мы уселись в машину, чтобы ехать в «Савой». — Утром я слишком умничала.

Я посмотрел на нее удивленно.

— Мисс Слейд, — сказал я, — извиняйтесь, если вам этого хочется, за то, что вы так намазались, но, уверяю вас, вам совершенно нечего извиняться за цитаты из Катулла.

— Да, и мой отец всегда говорил, что мужчины это ненавидят…

— Разве это зависит от мужчины? С мужчинами какого типа вы встречались?

— Главным образом со своим отцом. Я думаю, что у меня комплекс Электры, — мрачно проговорила мисс Слейд, и остаток пути мы провели очень мило за разговором о ее воображаемых психологических переживаниях.

По-видимому, ее отец был чудаком-англичанином самой высокой пробы и страдал всеми вообразимыми социальными причудами. В промежутках между вылазками в Лондон, чтобы напиться в печально известных местах Уэст-Энда, он безуспешно стоял за парламент, как виг («Виг?» — недоверчиво переспросил я мисс Слейд, подтвердившую в отчаянии: «Виг!») участвовал в кампаниях за легализацию проституции, пробирался на митинги суффражисток, переодеваясь женщиной, и посещал голышом концерты камерной музыки на норфолкских баржах, известных под названием «гуарри», прерывал службу во время заутрени, чтобы заявить о своем неодобрении Англиканской церкви. Он написал тридцать концертов для флейты, отправил шестьдесят два письма в «Таймс» (ни одно из которых не было опубликовано), увлекался спиритизмом и издал за свой счет книгу, в которой доказывал, что фамилия «Шекспир» была литературным псевдонимом королевы Елизаветы. В дополнение ко всей этой бурной деятельности он каким-то образом находил время для обычной охоты, рыбалки и парусного спорта, пользовавшихся большой популярностью среди более консервативной части норфолкского нетитулованного дворянства, и воображая себя «человеком-приманкой» — охотником, ловившим диких уток в сети с помощью собаки.

— Я понимаю, — сочувственно сказал я, когда мы подъезжали к «Савою», — жить с ним было очень трудно, но никак не возьму в толк, почему вы решили, что у вас комплекс Электры.

— Я любила его, — отвечала мисс Слейд. — Но вы еще не слышали самого худшего. У меня было в высшей степени неестественное детство, господин Ван Зэйл.

— А ведь оно должно было быть таким радостным! Идемте в ресторан, там вы мне все расскажете.

Хорошо подкрепленная блюдами лучшей в Лондоне кухни, сага о странностях норфолкской тихой заводи развертывалась передо мной во всем ее истинно готическом блеске. Первая жена Гарри Слейда была аристократической леди с хрупким здоровьем, и из своего шезлонга она управляла гувернанткой, заботившейся о ее маленькой дочери.

— Эта гувернантка стала моей матерью, — сконфуженно сказала мисс Слейд. — Отец влюбился в нее, и тогда его жена ушла от него вместе с Хлоей, потребовав развода. Я являла собою вариант Джейн Эйр, а отец был в роли Рочестера…

Сага продолжалась в барочном стиле. Ее мать уехала от мужа, когда Гарри Слейд не внял ее просьбам перестать пить, и мисс Слейд прожила два года у своих деда и бабки в доме ланкаширского приходского священника.

— Дед и бабушка хотели оставить меня после смерти матери у себя, но мне так хотелось вернуться обратно в Мэллингхэм…

Я отметил про себя преобладание фактора Мэллингхэма над привязанностью к отцу, но ничего не сказал по этому поводу. Наконец — мы добрались и до третьего брака Слейда, взявшего на этот раз себе в жены хористку, настоявшую на том, чтобы падчерицу отправили в женский пансион.

— Я полюбила Челтенхэм.

И вот мы уже приблизились к трагической развязке саги: последовало алкогольное отравление организма Гарри Слейда, временное улучшение, и в конце концов смерть от цирроза печени.

— Мне приходилось ухаживать за ним, в то время как мачеха гуляла с Перси, — продолжала мисс Слейд. — Я была его сиделкой. Это было ужасно. Я наверняка сошла бы с ума, если бы не сбежала в Кембридж. А потом он умер, разумеется, разорившимся и не оставив завещания. Это ли не предел безответственности?!

— Да, — согласился я. — Видимо, он был не в своем уме. Но вы-то, вы же не сумасшедшая, мисс Слейд? Весь этот вздор с комплексом Электры — просто способ поддержать мой интерес к вашему действительно необычному положению. Скажите, почему вы избегаете говорить о вашей матери?

Она сильно покраснела.

— Моя мать умерла от столбняка. Я не хочу говорить об этом.

— Как говорится, нет худа без добра. Зато ее смерть позволила вам вернуться в Мэллингхэм.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слов не последовало. Официант подлил ей шампанского. Мой бокал стоял нетронутым рядом с тарелкой дуврского палтуса.

— Давайте посмотрим, правильно ли я понимаю ваше положение, — дружелюбно сказал я. — Вы презирали своего отца, а ваш отказ говорить о матери свидетельствует, что вы отвергали также и ее. Ваш сводный брат хочет отнять у вас дом, а сводная сестра не ударяет палец о палец, чтобы не дать ему это сделать. Поэтому вряд ли их можно считать дружески расположенными к вам, в особенности, если учесть, как много значит для вас ваш дом. Вы остались без средств и доведены до отчаяния, но благодаря либо практической сметке, либо здравому расчету, если не просто случайно пришедшей счастливой мысли, у вас возникла небезынтересная идея о том, как можно сделать деньги. После вашего ухода я позвонил кое-куда. Оказывается, в настоящее время косметика становится интересным бизнесом, даже более интересным, чем я предполагал. Жаль только, что женщина мало годится для делового риска.