Богатая жизнь - [10]

— Знаю, — ответил я. Люди часто говорили, что я очень похож на мать, а Ковырялка с его темными волосами — на отца.

— Теперь вы очень богаты, молодой человек, очень богаты. Наверное, ты уже не захочешь приходить ко мне и искать мою челюсть. Богатые люди себя особенно не утруждают. Они плавают в круизах на больших теплоходах, сидят в больших креслах, и негры обмахивают их опахалами.

Ее описание нашего будущего настолько отличалось от тех картин, которые рисовались в моем воображении, что я с трудом смог это представить. Наконец, заметив, что она все еще пристально смотрит на меня, ответил:

— Я помогу вам искать челюсть, если понадобится. — Хотя на самом деле это занятие (равно как и сама челюсть, липкая и покрытая сором с ковра) вызывало у меня отвращение. Я решил, что если она опять позвонит, то помогать ей будет Ковырялка.

— Молодец, стал такой шишкой, а нос не задираешь, — сказала она и притянула меня поближе к себе. Пахло от нее, как от высохших цветов. — Скажи папе, чтобы был поаккуратнее. В саду полно змей и других гадов. Змей и гадов.

— Хорошо, скажу, — пообещал я. Запах засохших цветов был тошнотворно сладким, и я старался не делать глубоких вдохов.

— Быть богатым не так просто, как ты думаешь. Я-то знаю. Мистер Роудбуш деньги греб лопатой. Но с деньгами связано осознание своей ответственности и вины, — продолжала она. — И вины.

Я кивнул головой и подумал, какое же событие или природный катаклизм должны произойти, чтобы миссис Роудбуш перестала говорить и отпустила меня. Однако она была непривычно доброжелательной, что я отнес за счет действия болеутоляющего, которое она иногда принимала, потому что у нее болели удаленные зубы.

— В Уилтоне полно людей с деньгами. Только взгляни, — сказала она и обвела рукой соседние дома. Наш квартал, как и многие в Уилтоне, выглядел очень привлекательно. Старые дома в обрамлении больших деревьев стояли на широкой улице на некотором расстоянии друг от друга. В одном журнале Уилтон недавно оказался в списке самых красивых мест в окрестностях Чикаго. С тех пор, как я родился, здесь сняли три фильма. Мама говорила, что все они о богатых людях, которых ненавидят их собственные дети. Наш дом был маловат и немного обветшал, поэтому в этих фильмах его нет.

— Ни у кого в Уилтоне нет сейчас столько денег, сколько у твоего отца, — произнесла миссис Роудбуш. Она откинулась на спинку кресла и закивала головой: — Ни у кого.

Через дом от нас мистер Татхил готовился включить свою газонокосилку. Его все называли Старым Янки-Скупердяем, потому что он одно время жил в Вермонте. Я смотрел, как он сначала вытянул провод газонокосилки и как потом, пробуждаясь к жизни, зафыркал ее мотор.

— Что отец думает делать с этими деньгами? — спросила миссис Роудбуш. — Вы переедете отсюда?

— Да нет, не думаю, — ответил я. Потом прибавил: — Может быть, мы переедем в Париж.

— В Париж? — переспросила она. — Боже, это еще зачем?

Я пожал плечами и опять уставился в землю. Несмотря на свой страх перед миссис Роудбуш, я временами чувствовал неодолимую потребность смутить и ошарашить ее.

— Ну что же, Париж, это уже кое-что, — заметила она.

— Я знаю, что он во Франции.

— Прежде чем уехать, надо привести в порядок дом. Это же бельмо на глазу у всей округи. Папе надо поработать над ландшафтом, посеять новую траву и посадить кусты. Янки-Скупердяй вечно жалуется на вашу лужайку, и совершенно прав. Почему я должна весь день смотреть на эти джунгли? Если займетесь домом, то не забудьте перекрыть крышу. Она провисла. Машину новую надо купить. Та, в которой ездит ваш отец, не моложе меня.

Я поднял глаза на нашу крышу и заметил, что она едва заметно прогнулась в середине. Потом посмотрел на нашу заросшую лужайку, на высокую траву и колышущиеся на ветру сорняки. На старый «Бьюик» на подъездной аллее и смотреть было незачем, я и так знал о его доисторическом происхождении.

Миссис Роудбуш все обмахивалась веером и смотрела на меня. У нее над головой зависла пчела, но она как будто не замечала ее или не имела ничего против этого. Если не считать приглушенного тарахтения газонокосилки мистера Татхила, вокруг стояла полная тишина. Я почувствовал, как солнце припекает мне затылок, и передвинулся на несколько футов в ажурную тень дерева.

Соседка вздохнула и взглянула на улицу поверх моего плеча.

— Ты еще слишком молод, чтобы осознавать, что творится вокруг тебя. — Она перестала обмахиваться и сделала волнообразное движение рукой: — Могу себе представить!

Я снова кивнул головой и сказал:

— Спасибо. — Затем, призвав все свое мужество, добавил: — Мне надо идти делать домашнее задание, — и отошел от нее.

Когда я вошел в дом, зазвонил телефон. Думая, что папа в кабинете, я взял трубку в кухне.

— Позвольте сначала сказать, что я никогда бы не стал этого делать, если бы не находился в отчаянном положении, — произнес мужской голос. Говорил он очень быстро. — Я не стал бы звонить, если бы не исчерпал все другие возможности. Вы моя последняя надежда. Врачи боятся, что я могу умереть, если не получу трансплантат. Все, о чем прошу, — это возможность выжить. Понимаю — вы меня не знаете, я лишь голос в телефонной трубке. Но из всего, на что вы можете потратить деньги, что может быть более важным, чем новые органы для меня?