— По-моему, он настоящий здоровяк, — сказал Клод. — Ты только погляди-ка на его шею!
— Генерал, — тихо сказал Том. — Мы начинаем атаку на заре.
— В результате ты окажешься на больничной койке, помяни мое слово.
— Спорим? — Том, убрав ноги с кресла, встал со своего места и медленно направился к проходу. В легких туфлях на резиновой подошве он неслышно ступал по ковру, покрывавшему пол кинотеатра «Казино». Он носил только такую обувь. Нужно всегда хорошо чувствовать свои ноги, чтобы в любое время сделать резкий выпад, вовремя отскочить.
Сгорбившись, он почувствовал, как приятно напряглись все его мощные мускулы под тесным свитером. Затянул потуже пояс, ему было приятно ощущение того, как он упруго давит ему на живот. Сейчас он готов ко всему. Том улыбался в темноте, чувствуя, как его охватывает бодрящее возбуждение. Он всегда испытывал подобную чувственную дрожь в решающие моменты.
Клод чувствовал себя не так уверенно, но пошел следом за Томасом. Это был долговязый, с тонкими худыми руками, длинным носом, узким, как у белки, лицом, с мягкими влажными губами, близорукий, в очках, не красивших его, парень. Опытный интриган, постоянно действующий исподтишка, он умел выходить сухим из воды, как ловкий адвокат крупной корпорации. Он умело облапошивал учителей и получал хорошие оценки, хотя никогда в жизни не открывал учебник. Обычно носил черные костюмы и белые рубашки с галстуком, специально сутулился, становясь похожим на пожилого литератора, и двигался с виноватым видом, неуклюже волоча ноги, — этакий незаметный, скромный тихоня. У него было богатое воображение, но Клод проявлял свою недюжинную изобретательность в хулиганских затеях. Его отец был главным бухгалтером на кирпично-черепичной фабрике «Бойлан», а мать, когда-то окончившая женский колледж святой Анны и получившая степень бакалавра, была начальником призывного пункта. И вот с такими родителями, плюс дядюшка-священник, со своей безобидной, но слегка отталкивающей физиономией Клоду удавалось с полной безнаказанностью хулиганить и маневрировать в мире, в котором, по его убеждению, все против него плели злобные заговоры.
Они подошли к парочке, устроились в ряду прямо за солдатом с девушкой. Солдат, засунув руку за ворот платья девушки, ласкал ее грудь. Рука девушки была опущена и пропала где-то в плотной тени между ног пехотинца. И солдат, и девушка, не отрывая глаз от того, что происходило на экране, не обратили никакого внимания на появление у них за спиной двух юных зрителей.
Том сидел прямо за девушкой, вдыхая приятный запах ее духов. Запах духов смешивался с ароматом сливочного масла и коровьего молока, и эта смесь долетала до его ноздрей из пакета воздушной жареной кукурузы, которую она свободной рукой то и дело пригоршнями отправляла в рот. Клод сидел позади солдата. У солдата была маленькая голова, но он был широкоплеч, высокого роста, а его надвинутая на лоб высокая фуражка загораживала Клоду половину экрана, и ему приходилось вертеться на своем месте как белка в колесе, чтобы хоть что-то увидеть на экране.
— Послушай, — прошептал Клод. — Говорил же я: этот парень — настоящий здоровяк, весит не меньше ста семидесяти фунтов, готов побиться об заклад.
— Не волнуйся, — так же шепотом ответил Том. — Начинай!
Хотя он говорил твердо и уверенно, все же его одолевали легкие сомнения, но он не мог остановиться, чувствуя неприятное покалывание в кончиках пальцев и зуд под мышками. Да, подобное ощущение страха и сомнений было ему знакомо, но это лишь наращивало остроту ожидания, предвкушения драки и делало привлекательнее конечный исход жестокой борьбы и расправы.
— Давай действуй, — хрипло прошептал он Клоду. — Не будем же мы торчать здесь весь вечер.
— Ты командир, тебе и командовать, — согласился с ним Клод. Подавшись вперед, он похлопал солдата по плечу:
— Извините, сержант. Не могли бы вы снять вашу фуражку? Из-за нее я не вижу экран.
— Никакой я тебе не сержант, — отозвался солдат, даже не поворачиваясь. Его фуражка по-прежнему оставалась на голове, и он, не отрывая глаз от экрана, продолжал забавляться со своей девушкой.
Клод и Томас посидели тихо с минуту. Они так часто прибегали к испытанной тактике провокации, что им не требовалось никаких условных сигналов. Теперь уже Том, наклонившись, похлопал солдата посильнее:
— Вы слышали? Мой друг обратился к вам с вежливой просьбой. Вы мешаете ему смотреть фильм. Придется позвать администратора, если вы не снимете свою фуражку.
Солдат, чуть повернувшись к ним, не скрывая своего раздражения, бросил:
— Послушайте, ребята, в зале полно пустых мест. Если ваш приятель так хочет смотреть фильм, то пусть пересядет. — И он вернулся к своему сексуальному занятию с девушкой.
— Он заводится, — прошептал Том Клоду. — Продолжай!
Клод снова похлопал солдата по плечу:
— Видите ли, у меня редкая глазная болезнь. Я могу смотреть на экран только с этого кресла. С любого другого места ничего толком не вижу. Все фигуры расплываются у меня перед глазами, и я не могу отличить Эррола Флинна от Лоретты Янг[3].
— Обратитесь к окулисту, — грубо парировал солдат. Девушка засмеялась. Ей понравилась остроумная шутка ее друга. У нее был противный булькающий смех, словно она пила воду из стакана и пролила ее. Ее кавалер тоже рассмеялся, довольный своим остроумием.
