Бог войны - [5]

– Что значит «так же»?!

– Как вы сейчас видели.

Командующий секунду помолчал; нахмурился.

– Подполковник! Отвези-ка этого хвастуна на закрытую к гаубичникам, и пусть выстрелит… пятую задачу. Цель укажу сам. А то уж больно… – подыскал правильное слово, – выеживается. Проверим!

– Есть, – безучастно ответил Степченков, с полурасслабленной у козырька рукой повернулся и, спотыкливо гребя ногами, последовал за сопровождающим.

Командующий сдвинул линейки прибора управления огнем и произвел расчеты сам.

По полевой связи комариный голос доложил: «Капитан Степченков на огневую позицию прибыл».

– Прибыл? – недобро переспросил командующий и перевел взгляд на местность. – Цель номер четыре: дот и пехота укрытая в окопе. Полная подготовка данных. Даю метеосредний: 200-752-08007-23, 400-747-08008-21… Пошло время! – надавил секундомер. Дышал в нагретую телефонную трубку, ожидая.

Буквально через двадцать секунд он услышал, как телефонист репетирует команды, подаваемые Степченковым на дальней огневой:

– Стрелять первому взводу! По доту! Взрыватель фугасный! Заряд второй! Прицел сто тридцать два! Уровень тридцать ноль! Основное направление правее пять ноль! Первое! Огонь!

Шелестяще прогромыхал в небесах снаряд и выбросил неяркий серо-прозрачный фонтан почти рядом, казалось, с бетонным колпачком среди черно-зеленых прогалин.

– Однако, – отреагировал командующий и скосился в свои записи. – Перелет право двести! – Прицел сто тридцать! Угломер меньше ноль ноль один! Огонь!

Встал и опал земляной столб перед целью. – Недолет лево сто, – недоверчиво корректировал командующий.

– Прицел сто тридцать один… Батарее, пять снарядов, беглый…

Командующий убедился, как первая батарейная очередь накрыла цель на поражение, и только тогда скомандовал: «Стой…»

Комполка расправился гордо.

– Хулиганит, – приговорил командующий. – Вместо широкой вилки – мизер ловит. Это еще не факт. Могло и не повезти.

– Он умеет, – весомо заступился комполка. – Он не ошибается. – Благодаря этому артиллеристу комполка сейчас чувствовал себя в чем-то даже более правым, чем генерал: как бы он защищал безупречного человека, а защищать другого всегда легче, чем себя, к, кроме того, безупречность защищаемого как бы распространяется на благородного защитника, причастного к успехам своего офицера и руководимого полковым патриотизмом.

– А вот перебрось-ка его на третью огневую, пусть выстрелит из ста тридцати миллиметров. Поглядим. – И добавил ворчливо: – Километров пятнадцать – это тебе не в щит перед носом тыкать. Придирчиво выискал цель на пределе дальности: – Репер номер четыре! Сокращенная подготовка данных. Фугас пробуравил вечерний воздух через те же двадцать секунд.

– У него там что, компьютер в голове? – выразился командующий. – Что-то быстровато опять…

Командующий, по привычке старых артиллеристов, смотрел поверх дальномера, чтобы засечь разрыв, если он ляжет вне ограниченного обзора оптики, – как, вероятнее всего, и должно было быть.

Рвануло с отклонением в одно малое деление, метров триста переноса. Широкая вилка. На такой дистанции с первого пристрелочного – это практически невозможно. Не верите в случайность – назовите чудом…

– Там что, все прицелы посчитаны заранее, так?

– А он? – указал тот на майора. И майор готовно изобразил лицом: да, он ведь стрелял плохо, значит – все честно, не мухлевали; да и куда, мол, нам, нерадивым, такую работу проделывать.

Возникший состязательный дух ввел командующего в азарт: приятно поставить в тупик достойного противника, погонять настоящего специалиста, утыкая его в предел возможностей: все равно уже предъявлен высший класс.

– Степченкова на провод. Капитан, слушай приказ. Занять огневую позицию за рощей Зеленая, между оврагом и отметкой двадцать ноль. Понял? Доложишь по прибытии.

– Вот так, хитрецы, – удовлетворенно сказал он полковым офицерам, понимая их скрытую гордость и даже подначку. – Сам укажу огневую и сам поставлю цель. Выясним, что можете, а что симулируете… научились, понимаешь, ухари… так вашу… Соседи-то, поди, все еще боятся водку выпить, которую на учения припасли, а? Знаю, сам такой был: зимой в поле минус тридцать, руки к металлу прилипают, я своему взводу по сто, сам двести – и жарко…

И все засмеялись, разряжая обстановку, тягостность неладного дня как-то приуменьшилась, сгладилась.

Первый снаряд Степченкова ссек серпом осколков одинокую сосну, которая была ему задана в качестве цели.

– Ну сука, – восхищенно сказал командующий. – Во огневичок милостью божией. Так, – он вскинул часы, сощурился на догорающее в озере солнце. – Разбор здесь. Старших офицеров – ко мне. Остальным – свободны.

Теперь, когда Степченков выкарабкался из газика, атмосфера приема поощряла дружелюбием. Командующий жестом оборвал доклад и помедлил. По настроению хотелось ему чуть растрогаться, открыться грубовато-строгим, но душевным и справедливым отцом-командиром, благодарным отличному офицеру за примерную службу… Был миг уместности обнять Степченкова, но некоторая театральная проникновенность сцены диссонировала с его карикатурной фигурой и несуразным очкастым лицом, и командующий ограничился: