Бог войны - [155]

Шрифт
Интервал

Блэкстоун позволил теплу комплимента успокоить себя.

– У меня добрые люди. Все до единого. Поведайте баронам, что они сделали верный выбор, когда их посылали. И я должен быть с ними.

– На каждом человеке возлежит более одного долга, Томас. Христиана была под нашей опекой, но ты не смеешь бросать свою жену и дитя.

Слова д’Аркура оглоушили его, как удар цепом.

– Дитя? Уже?

Нормандский владыка поглядел на человека, которого учил фехтованию, отрока, ушедшего отсюда наемником и вернувшегося закаленным командиром.

– Иисусе благий, Томас, можешь пересчитать месяцы!

Блэкстоун уставился в пространство, пытаясь подсчитать, сколько вылазок и атак предпринял. Месяцы шли с завоеваниями рука об руку. Сколько человек осталось в живых и сколько погибли и когда – вот и весь его календарь.

– Восемь?

– Десять, чертовски близко к одиннадцати.

– Дитя, – шепнул он себе. – Что мне теперь делать? – спросил, как дурак. А затем: – Какого рода дитя?

– Что ж, никаких намеков на рога или раздвоенные копыта, так что, скорее всего, ниспосланное ангелами. Ты должен увидеть сына.

Сын!

* * *

Христиана переменилась. Черты ее смягчились, и кожа ее источала какое-то тепло, как румянец; она будто стала моложе, как дитя, думал Блэкстоун, глядя на нее. Тело ее под мягкой тканью платья округлилось, а ее груди, заметил он, стали полнее, и от приступа вожделения к ней прямо перехватило дыхание.

Когда он переступил порог, она тихонько дула на шнурок, к которому было привязано не меньше дюжины цветных ленточек, покачивавшихся над маленьким свертком, спеленутым в колыбельке. И нашептывала утешительный звук, способный утихомирить даже самое дикое сердце. Вот только у него при виде нее сердце зачастило. Он шелохнулся, и Христиана обернулась; выражение испуга тотчас уступило место удивлению и радости, и она подбежала и прыгнула на него, накрыв его губы своими с их незабываемым вкусом. Прошептала его имя дюжину раз, а потом опустила ноги на пол, глядя на него снизу вверх, держа его лицо в своих ладошках, и провела пальчиком по его шраму.

– Томас, мой возлюбленный муж! Я так скучала по тебе и каждый день молилась о твоем благополучном возвращении. – Она потянула его за руку. – Пойдем, пойдем, посмотри на своего сына.

Подняла спящего младенца из колыбельки и отдала ему спеленутое дитя. Блэкстоун неуклюже держал его подальше от себя, и по сравнению с крохотным свертком его руки казались здоровенными, как зерновые лопаты.

– Он как каравай хлеба, – проронил озадаченно. Поднес ребенка к лицу и понюхал. Повеяло деликатным запахом, не встречавшимся ему еще ни разу.

– Я его только что покормила, – сказала Христиана, бережно беря дитя из его рук. Поцеловала младенца в лобик, и Блэкстоун увидел, что она сама как ребенок с новым котенком.

– Здесь есть кормилица? – удивился он, потому что служанок в замке Аркур отродясь не было.

– Его покормила я. У меня довольно молока для каждого ребенка в Нормандии, – без намека на стыдливость сказала она с шаловливыми искорками в глазах.

– Как мы его зовем? – спросил Блэкстоун, воображая, как ребенок сосет ее грудь, лежа у нее на руках, а она гладит его личико и воркует нежную колыбельную. И пожалел, что этот ребенок – не он.

– Генри – в честь твоего отца, Гюйон – в честь моего – и Жан – в честь крестного.

Блэкстоун сообразил, что даже не знал имени ее отца. И то, что узнал его именно сейчас, сделало обстоятельства его гибели еще больнее, чем прежде. Христиана заметила тень, набежавшую на его лицо.

– Неужели я сделала неправильный выбор?

Томас быстро оправился.

– Нет, он идеален. Генри Гюйон Жан Блэкстоун. Просто сразу и не выговоришь, – соврал он, чтобы скрыть озадаченность. – Надеюсь, я запомню.

Он развеял ее хмурый вид улыбкой и, наклонившись к миниатюрной девушке, ставшей его женой и матерью его ребенка, поцеловал ее. И потянулся к младенцу.

– Ты грязный, – возразила она, выставив руку поперек его груди, как заставу. – От тебя разит лошадиным потом и сальной кожей. – А потом, поцеловав его в губы, шепнула: – Мы должны принять ванну.

* * *

Следующие дни были вольготными. Они часто занимались любовью, и напряжение командира, заботящегося о благосостоянии подначальных, уступило место тягучим ночам после вечерни, когда она возвращалась после молитв и удовлетворяла взаимное вожделение, дабы еще больше времени проводить в молитвах, прося о прощении за сладострастные помыслы и деяния. Блэкстоун о молитвах и слышать не желал, да и ее заклинал не молиться за него, иначе она не будет выходить из часовни до самого утра.

Днем час едва тащился за часом; солдаты испрашивали разрешения подойти, чтобы разузнать у него о своих товарищах, ныне служащих ему, кто жив, а кто погиб. Спал он в постели Христианы с пуховой периной, держа ее в объятьях, но большинство ночей, когда их сплетенные тела во сне отстранялись друг от друга, он начинал чувствовать ломоту в мышцах спины, более привычных к жесткой койке с соломенным матрасом, и Христиана, проснувшись, находила его скорчившимся на половике и укрывшим свою наготу ее плащом. Каждый день тянулся куда медлительнее, чем обычно. Армейский быт в Шульоне напрочь стер у него из памяти, какой тихой и простой может быть жизнь в стенах замка. Марсель по-прежнему маячил перед глазами, как слуга своей госпожи и, подозревал Блэкстоун, наушник, зато выказывал исключительное умение обращаться с младенцем, и Бланш частенько присылала его привести мать и дитя в ее покои. Христиана вроде бы даже бровью не вела, когда Марсель опускался на ковер, где Генри лежал на спинке, похныкивая и суча крохотными ручками и ножками, как выброшенная на берег рыба, и брал его на руки, укутав в шаль. Со стороны слуга, мать и чадо выглядели полноценной семьей, находил Томас, наблюдая, с какой легкостью обнимают его сына. Сам Блэкстоун еще не разобрался, с какой именно нежностью надо обращаться с тельцем, напоминающим тушку цыпленка без костей. То, что его семя выросло в ноющего младенца, до сих пор повергало его в изумление. Его частица теперь живет в другом существе, как в нем живет частичка его отца. И тут, как снег на голову, обрушилось огорчение: он не сможет передать свое искусство лучника сыну, как поступил его отец. Впрочем, сказал он себе, нет смысла распускать нюни из-за чада. Если оно проживет год – удача, два – везение, а дальше уж как придется. Поднеся к губам Арианрод, он прикрыл глаза в безмолвной молитве двум мистическим женщинам – кельтской богине и Деве Марии, Матери всех детей, – испрашивая, чтобы младенец жил, дабы Блэкстоун мог разделить его жизнь.


Рекомендуем почитать
Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге

Все произведения замечательного писателя-путешественника Владимира Клавдиевича Арсеньева (1872–1930 гг) собраны в одну электронную книгу. Кроме рисунков и этнографических фото-материалов, книга содержит малоизвестные фотографии автора, его родственников и сподвижников.Сборка: diximir (YouTube). 2017 год.


Рыцарский долг

Двое друзей — бывший виллан Жак из селения Монтелье и обедневший арденнский рыцарь сир Робер де Мерлан наконец-то стали полноправными членами ордена Святого Гроба, одного из наиболее могущественных тайных орденов крестоносного братства.Теперь, выполняя волю Римского Папы Григория Девятого, Жак и Робер в составе отряда рыцарей отправляются с некой секретной миссией в Багдад, чтобы тайно встретиться с наследниками великого Чингисхана. Речь пойдет о сокровищах Повелителя Вселенной…Но враги не дремлют и каждый шаг героев будет оплачен кровью…«Рыцарский долг» является продолжением уже известного читателю романа «Рыцарь святого гроба».


Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)


Поклонники змеи. Черная птица

Густав Эмар — признанный классик приключенческого жанра, романист с богатейшим опытом морских путешествий и опасных экспедиций в малоизученные районы Африки и Южной Америки. Он командовал пиратской бригантиной и томился в плену у индейцев Патагонии, и эти приключения писателя-авантюриста отражены в десятках блистательных романов, которые читаются на одном дыхании.В сборник вошли два романа Густава Эмара.Первый, «Поклонники змеи», — о зловещем культе Вуду, о магических обрядах и кровавых ритуалах гаитянских жрецов, которые выступили с оружием в руках против белых поработителей.Второй — о противостоянии белых поселенцев и техасских индейцев, возглавляемых отважным и жестоким вождем по прозвищу Черная Птица.Издание подготовлено по тексту 1898 года.


Том 5. Золотая лихорадка. Курумилла

В пятый том Собрания сочинений известного французского писателя Гюстава Эмара входят романы «Золотая лихорадка» и «Курумилла», продолжающие цикл романов о приключениях Валентина Гилуа и его друзей.


Пепел революции

В повести описывается промежуток с конца 1919 г. по конец 1921 г. на фоне окончания Гражданской войны в России. Человек, мало что помнящий, бежит из Москвы за страшное злодеяние, которое он случайно совершил против вождей Революции. Беглец был членом партии большевиков, но теперь ему вынесен смертный приговор и отсрочить его исполнение возможно только на Юге, где еще цепляются за последние клочки земли белые. Постепенно открывается предыстория беглеца, оказываются замешены потусторонние силы, стоящие за противоборствующими сторонами, высокая политика и простые человеческие судьбы, которые оказались раздавлены жерновами Революции.