Бог войны - [153]

В эти первые несколько месяцев его воины совершали набеги за пределы Шульона, игнорируя города-крепости и нацеливаясь на более мелкие укрепленные имения, чью оборону можно было быстро подавить, а затем достаточно усилить, чтобы удерживать силами нескольких человек. В результате его стратегии, сводившейся к выбору поместий и деревень, захват которых не составлял особого труда, передвижения и доступ к провизии небольших гарнизонов мелкопоместного дворянства значительно осложнялись, когда их веси переходили под защиту английского рыцаря. Два из этих городов, помельче Шульона, с древними разваливающимися стенами, почти не дававшими защиты, пали к осени. Их жители не могли одолеть и пяти миль, чтобы не подвергнуться нападению и домогательствам мародеров Блэкстоуна. Этот неспешный, взвешенный план исполнялся с помощью внезапных атак и способности стремительно менять тактику, зачастую застававшую французов врасплох. Несмотря на малочисленность – нередко в ударный отряд входило не более дюжины человек, – они совершали набеги на торговые тракты и купцов, и Томас отправлялся биться вместе со своими солдатами, пока не удавалось взять города и веси дальше к югу. Эту способность наносить удары по врагу в разных местах он уподоблял нанесению множества незначительных ранений более сильному противнику. Рано или поздно кровопускание ослабит его и он преклонит колени. Вторжения Блэкстоуна стали шелковой ниточкой, удерживающей все эти поселения вместе, превратившись в гнойник на теле Франции. То было дерзкое начало кампании, но теперь люди начали уставать, и скоро пробьет час позаботиться о безопасности того, что у них уже есть.

– Сражаться еще одну зиму мы не сможем, – сказал Мёлон. – Это изнурит нас.

– Мои люди сражаются до тех пор, пока сражаюсь я, Мёлон. Я ем то же, что и они. Я не делаю себе поблажек, – возразил Томас, но еще не договорив, сообразил, что раздражение, прозвучавшее в его голосе, объясняется как раз усталостью.

Мёлон стоял на своем. Это его мессир д’Аркур послал в качестве правой руки Блэкстоуна, и он был одесную Блэкстоуна в каждой схватке.

– Мы не вы, господин Томас. Мы изнурены, некоторые еще не оправились от ран. Заберемся чересчур далеко и чересчур быстро – и можем лишиться части уже обретенного.

Блэкстоун поглядел на Гино.

– Он прав, – развел тот руками. – Мы в безопасности, у нас есть харчи. Они восстановят людям силы. А лошадям досталось пуще, чем людям.

Томас понимал, что силы и у людей, и у лошадей еще есть, но понимал и то, что рискует отказаться от собственной стратегии захвата и удержания. Но не успел прийти к окончательному решению, как объявили о прибытии гонца из замка д’Аркур, и в комнату ввели одного из солдат д’Аркура. Тот склонил голову перед Блэкстоуном и кивнул своему бывшему командиру Мёлону. Очевидно, вестник скакал без отдыха. Его мокрая одежда была забрызгана грязью, лицо осунулось, словно он не спал пару суток.

– Я служу моему господину д’Аркуру, – объявил он.

– Да знаем, идиот, – осадил его Мёлон. – Чего тебе надобно?

– У меня послание для сэра Томаса, – доложил курьер.

– Так давай сюда и ступай на кухню поесть, – буркнул Мёлон, не удержавшись от ноток досады в голосе на тупоумие некоторых солдат гарнизона.

– Оно не записано, мне дал его господин д’Аркур, строго-настрого приказав говорить только с сэром Томасом, – ответил тот.

– И ты помнишь слова своего господина, Баскар? – спросил Мёлон, наконец припомнив имя солдата.

– Да. Мой господин заставил повторить их много раз, прежде чем послал меня в путь.

– Что ж, добро, прямо удивительно, что он не повесил тебе на шею аспидную доску, чтобы не забыл, – бросил Мёлон, вместе с Гино выходя из комнаты.

Блэкстоун почти и не вспоминал о д’Аркуре, потому что время летело стрелой. По ночам ему снилось, как он возлежит с Христианой, и это перевозбуждение возвращало его к реальности пола и койки, где он спал в одиночестве. Некоторые из его людей взяли себе женщин, а другие прибегали к услугам городских шлюх, но Томас находил забвение в том, что вел войну.

– Давай свое послание, и получишь стол и кров до возвращения, – сказал Блэкстоун.

Солдат будто окостенел, уставив невидящий взгляд прямо вперед, и отбарабанил затверженные слова:

– Ваше отсутствие столь многие месяцы вызывает озабоченность, и поелику сей год близится к завершению, мой господин уведомляет вас, что вы не предприняли усилий в еще одном направлении.

– В каком же? – уточнил Томас.

Тот совсем растерялся, словно не ожидал вопросов.

– Не ведаю, сэр Томас. Но господин повелевает вам искупить умышленное небрежение вашим долгом. – Солдат нервно сглотнул. – Вот что он сказал.

Блэкстоун даже не догадывался, что может означать это послание. Он закрепил за собой территорию от имени своего верховного господина Эдуарда и установил полосу отчуждения между нормандскими баронами и теми, кто может представлять для них угрозу. Долгие тяжкие месяцы в разъездах сковали небольшую команду людей, бившихся так, будто их вдвое больше. Какой еще долг? А потом его озарило, в чем состояло его небрежение. Христиана.

– И что же мессир д’Аркур повелевает мне свершить?