Бог играет в кости - [92]

Я сначала не понял, о чем это он. Но потом сообразил, что Лёшка прав: всё это время я думал о Лильке. Видел её бледное, узкое лицо — волосы стянуты в тугой пучок на затылке, открывая длинную шею с маленьким шрамиком в ямке ключицы… Сроду не приходило в голову спросить, от чего он. А сейчас вспоминаю и думаю, что такие бывают, например, от колотых ран… Ничего-то я не знаю о своей любимой женщине. Правильно она тогда сказала: чурбан бесчувственный.

ГЛАВА 47

АЛЕКС МЕРФИ, ЧИМБУЛАК.

— Вы плохо кушаете. Не нравится? — он почти правильно выговаривал букву «л», хотя я слышал, что японцы этого не умеют.

— Ну что вы, очень вкусно, спасибо.

— Воспоминания. — Сякэн-сан покивал, прикрыв глаза. — Погружаясь в воспоминания, человек может пойти несколькими путями: скорбеть о несбывшемся, вынашивать планы мести или думать о своих ошибках.

— А как же приятные воспоминания?

— Когда мне было семь лет, на Хиросиму упала бомба. — японец задумчиво смотрел на огонь. — Очень страшно. Все заболели: люди, животные, деревья… Странно: зверей было жальче, чем людей… Мы сами устраиваем катастрофы: из года в год придумываем оружие, способное уничтожить всё живое. А ни животные, ни растения не виноваты, что мы — такие. И они не понимают, за что страдают. — он помолчал. — У меня был котенок. Его звали Фуросики… От облучения у него воспалились глаза. Сначала глаза… Они покрылись белесым налетом, как будто высохли. Затем открылись кровотечения. Просто лопалась кожа, из разрывов сочились кровь и сукровица… А потом я положил его в коробку из-под бэнто, и закопал в саду, среди мертвых криптомерий.
 Я совсем не помню отца. Только худую, сутулую фигуру в проеме двери: он ушел на завод, и не вернулся. Многие в те времена уходили — за продовольствием, за лекарствами… и не возвращались. Мать умерла еще раньше, очень болела. Её лица я тоже не помню. А вот котенка помню очень хорошо. Его веселые, яркие глазки, мягкую шерсть. Смешные ужимки…
 Потом я остался один.
 Дети выживали чаще, чем взрослые. Сбивались в стаи, как бродячие щенки… Мы всё время хотели есть, но где и как находили еду — не помню. Как я жил, как выжил — всё испарилось.
 Сначала думал, это Господь, в милости своей, забирает воспоминания, которые могут испугать, искалечить, а взамен оставляет другие. Те, что придают сил…

…Сякэн-сан замолчал, а я вспомнил, что рассказывала мама: когда она была маленькой и училась в школе, еще в Советском Союзе, тоже постоянно ждали атомной бомбы. Постоянно проводили учения: внезапно, посреди урока, раздавался сигнал тревоги, и все должны были тут же бежать в бомбоубежище, надев ватно-марлевые повязки. Я спросил, что это такое: ватно-марлевая повязка… Она рассказала. Мастерили их своими руками, и всегда держали при себе. Зачем? Разве повязка спасет от радиации? Нет, — улыбалась она. — Но так было спокойнее…

У нас, в Америке, тоже все боялись. Строили подземные бункеры, запасались водой, консервами и оружием… Ждали, что вот-вот прилетит советская ракета. Но так и не дождались. К счастью…

…Вдруг Сякэн-сан заговорил вновь:

— Но со временем я понял: дело не в Боге. Я, я сам меняю воспоминания. Это мой талант. Наша память — такая же цепь возможностей, как и мир вокруг нас.

— Вы… Можете заменить одни воспоминания на другие?

— Память — это и есть личность, не так ли? Житейский опыт, образование, внутренний мир… Характер и привычки — всё храниться в памяти.
 Я хожу к душевнобольным. Сижу, слушаю… Иногда удается скрыть, спрятать то, что их беспокоит и вытащить на поверхность что-нибудь приятное. Но я редко это делаю.

— Почему?

— Человек, — он говорил черовек, — не перестает быть больным, а как бы «забывает» об этом. И меняется.

Я пожал плечами. Что плохого в изменениях, если они помогают излечиться?

— Личность меняется иногда неузнаваемо, и воспринимает себя — прежнего, как чужого. Это называют шизофренией, раздвоением души…

— Я тут подумал… Вот вы умеете вытащить на поверхность нужные воспоминания. А я? Делаю то же самое, только с реальностью. Создаю копии… И в какой из них мы сейчас живем, неизвестно. Может быть, мир заболел именно из-за таких, как мы?

Сердце колотилось. Никогда раньше я не подходил к своему таланту с такой меркой.

— Знаете, как говорят доктора? Лечить нужно не последствия, а причину. Работая с памятью, мне иногда удается добраться до самых скрытых, глубинных, основополагающих воспоминаний. Но нередко люди так хорошо прячут источник своей болезни, что из памяти он уходит в подсознание. Туда невозможно добраться.

— Думаете, исцелить мир невозможно? А может, мы и есть та самая причина? Может, если не будет нас, мир излечится самостоятельно?

Он как-то неопределенно подвигал подбородком, и ушел, напоследок похлопав меня по плечу…

…Что я делаю не так? Это — основной вопрос, который тревожит меня последние несколько лет. Сякэн-сан сказал: шизофрения. Раздвоение души…

Человек бежит по лесу. Перед его взором мелькают стволы деревьев, кусты и ветки, он научился довольно ловко перепрыгивать через канавы и пни, и уже считает, что неплохо справляется с задачей. Он не видит, что за деревьями — глубокий овраг с сырыми обрывистыми склонами и топким болотом на дне. Думает, что как только удасться выбраться из лесных сумерек, сразу всё станет ясно и хорошо. Но овраг, темный и опасный, ждет своего часа, чтобы проглотить незадачливого бегуна…