АЛЕКС МЕРФИ. МОСКВА.
Спецслужбы всегда проявляли ко мне интерес. И дома, в Америке, и в Ираке, куда я сбежал от ФБР, а теперь еще и в России…
Лубянка не отличалась от других подобных мест: те же блеклые обои, тот же запах растворимого кофе, потных подмышек и канцелярского клея. За столом — одетый в цивильное господин: Илья Романович Воронцов. Жесткое лицо, светлые, по-военному стриженные волосы, цепкий взгляд.
Интересно было бы встретиться с ним в «клетке»…
— Что вы на это скажете, мистер Мерфи?
— Ума не приложу. Я — преподаватель английской поэзии.
— Да ну? А как же ваше ночное хобби?
Черт… Откуда он знает? Ладно, это сейчас не важно.
— В университете до смешного маленькие зарплаты…
— И для учителей обычное дело подрабатывать боями без правил?
— Послушайте, я знаю, что это незаконно. Виноват, готов понести наказание… Штраф?
— Вы до сих пор не поняли, или дурочку валяете, мистер Мерфи? На вас поступил запрос из Интерпола! Какой, к свиням собачьим, штраф?
— Да объясните толком, в чем меня обвиняют? Это же бред какой-то…
Русский Сэм Спэйд нравился мне всё меньше.
— Вы служили в Ираке.
— Половина американских парней служит в Ираке.
— Многих вербуют террористы.
— Вы что же, думаете, я террорист?
— Не я. Но заокеанские коллеги — думают. И мне очень интересно, правда ли это.
— Конечно неправда!
— Вчера вы пытались достать новый паспорт и билет до Нью-Йорка. Почуяли, что запахло жареным?
Интересно… Прослушивали телефон, или Джафар сдал?
— Это… Совсем другое. Это совпадение.
— И зачем же вам так срочно понадобилось на родину?
— Не ваше дело.
…Он меня разозлил. Обвинение в терроризме! Получше ничего не могли придумать? Перебрал в памяти знакомых, прикидывая, кто мог знать обо мне и рассказать контрразведчикам… Да нет, чего это я? Здесь, в России — точно никто. А если… Если это весточка из прошлой жизни?
Воронцов встал, потянулся, отведя одну руку — правой рукой, как я заметил, он старался не шевелить. Подошел к окну… Ничего там, за окном, не было, кроме тухлого серого утра.
— Нам известно о вас всё! — заявил он не оборачиваясь. — За океаном вас «ждут» с распростертыми объятьями.
— Вы заблуждаетесь! Я… — он резко развернулся, и бросился на меня, как тигр. Навис, сощурил хищные глаза и процедил:
— Я очень редко заблуждаюсь, мистер Мерфи. — я невольно вздрогнул. Он заметил… — И еще реже ошибаюсь. Я чувствую, что с вами что-то не так, и мне чертовски хочется понять, что именно. Но если не выйдет, я не моргнув глазом отправлю вас за решетку! Терроризм — это так же безнадежно, как дорога на кладбище. Даже если вы не виновны… Мы, конечно, проведем независимое расследование, соберем улики… Затем, возможно, суд… Это может занять около двух лет. Так что думайте, мистер Мерфи.
Интересно, чего от меня хотят? Завербовать? Ну какой из меня агент… Я же ничего не понимаю в политике. Никаких особенных тайн не знаю… Может, таким образом они хотят добраться до отца? А время уходит. Если я не успею на бой, Джафар этого не простит…
И отец. Если я не приеду… Представляю, чего ему стоило пересилить себя и позвонить.
* * *
— Здравствуй, сын.
— Папа?
— Ну разумеется. Приятно, что узнал.
— Что-то случилось? — мы не разговаривали два года…
— Твоя мать… Она умерла.
— ???
— Ты меня слышишь?
— Как… Как это случилось?
— Обстоятельства выясняются. Похороны — через два дня. Ты должен приехать.
Он говорил скупо, будто каждое слово стоило денег. Так отец реагировал на несчастья: замыкался в себе и делал вид, что ничего особенного не случилось.
— Я… — никак не удавалось собраться с мыслями. — Ты же знаешь, я не могу.
— Она твоя мать.
— Да. Но… Ты же знаешь, в Нью-Йорке…
— Я всё улажу, тебя никто не тронет. Ты должен быть здесь как можно скорее! Вылетай ближайшим рейсом. — и он повесил трубку.
Я горько усмехнулся. Понадобилось несчастье такого масштаба, чтобы отец решился использовать свои связи для решения моих проблем… Сев на диван, я застыл.
Мамы больше нет. Это… Это так странно.
Вспомнил, как она улыбалась, когда мы виделись в последний раз. Щурила глаза — и к вискам тянулись тонкие лучики морщинок… Она спешила в университет: черная шляпа, клетчатая юбка, узкий жакет. Со спины можно принять за студентку… Шуршали пестрые листья кленов, из кофейни напротив пахло выпечкой… Не помню, о чем мы говорили. Коротко обнялись, она чмокнула меня в щеку, и я пожалел, что не побрился.
Закрыл глаза, и сразу вспомнились те самые коричные булочки из кофейни. Подрумяненые бока, сырный крем стекает каплями на тарелку… И легкий, едва уловимый аромат цветущей сливы. Мамины духи.
Горло перехватило. Спрятав лицо в ладонях, я застыл, стараясь не заплакать. Отец прав. Я должен попасть на похороны…
Взял телефон.
— Джафар! Я готов драться.
— Ай, дарагой, молодец! Не пожалеешь!
— На этот раз мне не нужны деньги. Сможешь достать новые документы и билет до Нью-Йорка?
— Хочешь сбежать?
— Я вернусь.
— Ты же знаешь, родной, если что — мы тебя и в Америке найдем…
— У тебя когда-нибудь был повод сомневаться?
Он молчит около минуты, я терпеливо жду.
— Бой сегодня ночью.
— Сразу после мне нужны документы и билет.
Еще одна пауза. Джафар что-то спрашивает в сторону, по-чеченски.
