Боевыми курсами. Записки подводника - [18]

Несколько позже, по приезде на флот знаменитого физика Игоря Васильевича Курчатова, будущего академика, был создан электромагнитный трал. С помощью Игоря Васильевича мы на «С-31» также провели первое на флоте безобмоточное размагничивание подводной лодки. Тогда мы с Курчатовым и познакомились. Дело было так…

Окончив первый боевой поход, в котором несли боевой дозор на подходе к Севастополю, мы возвратились в базу и пошли в Северную бухту на размагничивание. Придя в назначенное место Северной бухты, мы стали на якорь напротив здания минно-торпедного управления флота, почти точно там, где постоянно стоял линейный корабль «Севастополь».

В скором времени на борт подводной лодки прибыл Игорь Васильевич Курчатов. По его указанию мы перешли на другое место и встали на две бочки, курсом на север. Он лично распределял задания между членами экипажа подводной лодки и своими коллегами. Боцманская команда с рекордной быстротой завела швартовы. К борту подводной лодки подошла деревянная шхуна, в трюмах которой была запрятана мощная аккумуляторная батарея.

Выяснив с помощью приборов картину магнитного поля подводной лодки, специалисты Игоря Васильевича Курчатова совместно с командой подводной лодки протянули вдоль борта толстые провода, по которым пропустили ток со шхуны. Пока лодка размагничивалась, Игорь Васильевич с большим интересом расспрашивал нас об условиях подводного плавания, вооружении и обитаемости подводной лодки, настроении людей. Вскоре работы по размагничиванию были закончены, и мы расстались с Курчатовым.

Ранним утром следующего дня, когда солнце только показалось из-за Мекензиевых гор, мы снялись с бочек и пошли в Южную бухту, чтобы продолжить подготовку к следующему боевому походу…

В первые месяцы войны между портами Румынии (Сулина, Констанца), Болгарии (Варна, Бургас) и Босфором морских перевозок почти не было, так как немцы пользовались в основном речными сообщениями по Дунаю. Кром» того, вражеские транспорты и плавучие средства беспрепятственно проходили по морю ночью, под прикрытием минных заграждений и береговых артиллерийских батарей.

Начиная с осени 1941 года, после захвата немцами Крымского полуострова (исключая Севастополь), интенсивность морских перевозок несколько возросла. Однако это по-прежнему были короткие морские сообщения, да и немецкие суда все так же прижимались к берегам мелководных районов, из-за чего были трудно уязвимы для подводных лодок. В связи с этим боевая деятельность наших подводных лодок на Черном море в первые месяцы войны оказалась не столь успешной, как нам бы того хотелось.

Но не подумайте, что я пытаюсь представить боевую деятельность подводных лодок на Черном море как безошибочную. Безусловно, ошибки были. В те памятные трудные дни и недели войны мы все учились воевать.

Уже в первых боевых походах мы поняли, что необходимо кардинально поменять режим вахты и серьезнее относиться к боевому расписанию.

Первый боевой поход прошел спокойно, потому что мы несли дозорную службу неподалеку от Феодосии. Ночью 16 июля мы всплыли и приступили к приборке корабля. Решили привести в порядок не только корабль, но и себя, для чего вся команда собралась выйти наверх умыться. Командир разрешил выходить на палубу по шесть человек. Подобное нововведение мы восприняли с укором, так как процесс умывания растянулся по времени и не все успевали привести себя в порядок. Тем не менее пришлось смириться.

С тех пор после каждого всплытия мы по шесть человек поднимались на кормовую палубу, заходили за боевую рубку[7], спускали комбинезоны до пояса и начинали умываться. Летняя ночь располагала к романтике и умиротворению, мы с радостью и удовольствием вдыхали свежий морской воздух, любовались тихим черноморским небом и как дети плескались в искрящейся ночной воде, когда терли друг другу спины. В это время Илларион Федотович Фартушный, заложив руки за спину, прохаживался по палубе и негромко нас поторапливал.

Боевая позиция во втором боевом походе согласно боевому приказу находилась между болгарскими мысами Шаблер (Шабла) и Калиакра. Точно в назначенное время мы пришли в положенное место и в вечерних сумерках всплыли в надводное положение. Вновь на корабле началась приборка, и первая партия из шести человек поднялась на кормовую палубу для умывания. Краснофлотцы расположились возле боевой рубки, а командир по-прежнему ходил взад и вперед, заложив руки за спину. Я в это время был вахтенным командиром и находился на мостике.

Внезапно кто-то из наблюдателей несмело выкрикнул: «Самолет, все вниз!..» Я резко повернулся и действительно увидел немецкий бомбардировщик, направляющийся к нам. Я громко повторил команду: «Срочное погружение!» Матросы, находившиеся на верхней палубе, позабыв все принадлежности, бросились к боевой рубке и, спотыкаясь, толкая друг друга, стали подниматься на мостик. Я, к своему ужасу, понял, что они слишком мешкают: самолет очень быстро и неотвратимо приближался к нашей корме. Но вот в проем люка прыгнул командир, я — за ним и, хлопнув тяжелым люком, повернул кремальеру. В это время вода уже зажурчала вокруг боевой рубки.