Боевые паруса. На абордаж! - [44]

— Это тебе благодарность за хамство по отношению к даме!

Шаг вбок, перенос острия в сторону угрозы… Сцепились не только клинки. Языки тоже работают. Тоже оружие.

— Я был вежлив, — сообщил Диего. — Теперь вижу: зря.

Удивленный всхлип противника, захлебнувшегося словами — и собственной кровью… Не ослаблять внимания! Иные бойцы, бывает, не замечают смертельных ран, пока не уложат врага. И все же Диего вспомнил историю, которая, оказывается, послужила причиной неприятной ночной встречи. Началась она месяца четыре назад, зато завершилась на прошлой неделе. Да и то, оказывается, не совсем.

Дама, ныне почитающая себя оскорбленной, разбудила его, заснувшего в Академии, как и всегда, когда очередной восторженный концептист декламировал бездарные вирши. Шлепок веера по носу — и недовольный дон Диего выслушивает сперва милый укор в невнимательности, а потом просьбу достопочтенной сеньоры. Которая вместе с мужем отплывает по делам в Ломбардию и желает, чтобы дон алькальд над портом — «младший» она опустила — порекомендовал крепкое судно, способное противостоять штормам, с крепким вооружением, чтоб не попасть в алжирское рабство, с доброй командой и капитаном — чтоб не бояться ни мятежа, ни гибели на скалах.

— «Золотой бисцион», — буркнул желающий досмотреть дневной сон Диего. — Единственное, что может вас смутить, так это известное число еретиков в команде. Там почти половина англичан.

— Но эти заблудшие души хорошие моряки? И не будет ли бунта?

— Моряки там лучшие, сеньора! Что неудивительно, ибо платят ломбардцы щедро. И вовсе не расположены к мятежу — по той же причине. Уверяю вас своей честью, сеньора, лучшего судна вам не найти.

Дама милостиво кивнула и оставила дона Диего объятиям Морфея. Которые не замедлили распахнуться — под вирши концептистов к верному культисту сон приходит легко. О разговоре и услуге алькальд, впрочем, не забыл. А потому вовсе не удивился, когда несколько месяцев спустя та же дама вновь устроила ему побудку.

— Путешествие прошло замечательно! Капитан просто душка. Мы даже потеряли две недели — желали плыть обратно только на «Бисционе», а ему немного не везло с ветрами. Удобные, просторные каюты и много зелени в приправу к каждому блюду — они, оказывается, ее растят в вывешенных за борт ящиках! Ну да что я вам рассказываю? Сами ведь все знаете, раз советуете этот корабль знатным дамам!

— Безусловно. Рад был быть полезным.

— Ох, какая же я беспамятная! Путешествие на корабле так меня вдохновило…

— Но я не занимаюсь критикой…

— А при чем тут критика? Просто вы мне потом расскажете… — она, не дав Диего вставить и слова, всучила назначенному критиком поэту толстый пакет с записками. Бедняга от неожиданности чуть не выронил подарок — не из вредности, пакет оказался непомерно тяжел. Стало ясно: внутри не одна бумага, есть и кое-что повесомей.

— Муж желал бы выразить благодарность лично, но дела срочно призвали его в Мадрид. Я же, чтобы отдохнуть от превратностей дороги, ближайшие пару недель проведу в нашем охотничьем домике. Всего пара лиг от Севильи, а какая разница в воздухе…

Пакет с «бездарными виршами», кои оказались надерганы из пьес Лопе де Веги, Диего разорвал не глядя. Источник тяжести? Сорок эскудо! Неожиданно щедро. Что ж, два десятка себе, два десятка капитану. Так чиновник и бывает сыт безо всякого жалованья, не нанося собственной чести ни малого ущерба. Впрочем, размер суммы — явный намек на то, что кое-кому следовало бы явиться с благодарностями в некий охотничий домик. Но если дама никогда не скажет прямо, то кавалер имеет право на недопонимание. Замотался на службе, был особенно туп…

Теперь выяснилось, что иные вянущие красавицы этой привилегии не признают. Желают заставить дона Диего поработать не одним мечом, так другим? Что ж, можно посчитать… четыре души за двадцать эскудо… пять с головы. Кое-кто весьма недорого ценит работу уличного судьи!

Усталость в руке перетекает в боль. Но опустить меч хоть на мгновение — умереть. Сколько длится пляска по кругу? Час? Сутки? Диего не считает удары сердца. Бьется, не обращая внимания на порезы и блеск второстепенных угроз. Царапина на левой руке? Черт с ней! Выпад по ногам? Вряд ли попадут, скорость он пока держит. Сердце, голова, шея, живот — вот и все, что идет сейчас в счет. И правая рука, конечно. В ней сейчас вся сила и вся защита.

Голова норовит пойти кругом, так близко подобралась костлявая. Неправда, что разум не боится смерти. Еще как! Просто он занят. Рука уже не чувствует чужого клинка при соприкосновении стали. Глаза заливает пот. Остры только меч и мысль. Кажется, тело потеряло изначальные навыки, и разуму, который без того занят, приходится отдавать сжатым ужасом и усталостью органам приказ на каждый вдох, на каждый удар сердца.

Будь рядом с Диего наставник-диестро, тот бы объяснил ученику, что в схватке против троих бойцу его школы любой порыв может лишь навредить. Потому подобное состояние — знак приходящего мастерства. Год-другой, и бабочка выпорхнет. Тогда трое «вульгарных фехтовальщиков», со всем их уличным опытом, проживут против родившегося диестро не дольше, чем займет короткий росчерк меча. Уже сейчас холодный, льдистый разум в состоянии встать между бойцом и судьбой, оставить добрую треть злого рока за спиной, зажимать руками разваленный живот, да тихо подвывать.