Боец тишины - [49]

Власти меня с Агнешкой не искали и не ищут… и поляков искать не начнут. С вида все чисто — никто не придерется, никто не подставлен. Разве что проверят поляков поверхностно. Подозрительное направление прощупают — и только. Никто ничего не найдет. Проверять больше вопросами будут — на нервы, на поведение. Главное, — при такой проверке нервами себя не погубить. Тогда глубже копать не станут — оставят всех в покое.

И еще… Полякам могут снова карточку девушки показать. Придется настолько достоверно убедить их в том, что ищут не Агнешку, что они — с ее карточкой не сходство, а расхождение искать станут. Они должны увидеть только нужную мне видимость — я должен убедить их так, чтобы дальше они убеждали себя без моих усилий. А не выйдет добиться такого доверия — свалю все на ее скверного бывшего дружка, от которого я ее и скрываю. Вероятно, — он что-то натворил, и Агнешку разыскивают, стараясь через нее на него выйти. А главное, — я ничего про его преступления не знаю. И еще… Чуть не упустил деталь. Агнешку я у психопата приятеля отнял — от него и прячу. И запугал ее именно он — и никто иной. Так, план намечен, теперь — осуществить.

Глава 43

Мсцишевский скосил поблекший глаз на Войцеха. Войцех угрюмо уставился в пол, кивнув мне в подтверждение, — мол все так и было. Поверили мне оба — знает старик, что его боевик, бывший десантник, не умеет ни долго думать, ни терпеливо ждать.

— Войцех всегда шел напролом. Кого видел, в того и стрелял. Ты же знал, чего от него нужно ждать, когда решал его нанимать, Ян.

— Знал, конечно. За эти качества его и нанял. Нужен мне был для девушки защитник надежный. А человека, способного, раздумывая, стрелять с нужной скоростью, — не нашел. Решил, что надежнее нанять его, — он, не раздумывая, стреляет, зато сразу и наповал. Ничего — разобрались мы с ним. Не найдет никто ни концов, ни следов.

Поляк кивнул седой головой, растягивая прямой рот на сухом неподвижном лице.

— Никакой неясности, никаких недомолвок — это мне в тебе и нравится, Ян. Этим мы с тобой и похожи. И тем, что мы с тобой, Ян, думаем прежде, чем делаем.

— Это точно. Разница только в том, что я один работаю, а вы с бригадой.

Поляк снова кивнул и плеснул мне еще водки. У меня с голоду и бессонных ночей и от одной рюмки перед глазами плывет, но я смиренно заливаю в глотку прозрачную водицу. Не нужны мне, обижающие старого поляка, «неясности» и «недомолвки» — и так по горло, хоть удавись.

Глава 44

Сижу молча с паном Мсцишевским — пьяный и мрачный. Напряжение нарастает, несмотря на то, что поляк и поверил моей истории, и хоть один вопрос отпал. Не знаю я, что со священником делать, куда его девать. Вообще все можно было бы решить просто. Но тогда — не видать мне моей Агнешки. Придется считать, что священник к ней в нагрузку прилагается. Взвалю его себе на плечи и потащу, как всех остальных, кто в дело впутан оказался. Ничего, выдержу. Хуже, что мне снова придется переться в рассадник заразы, который я взялся ликвидировать. Не знаю я, как на объект пройти, и, что мне предпринять после, — не знаю. И ищут меня еще — каждый, кто здесь права имеет искать, меня ищет. На поляков уже вышли… И дорожное происшествие, уверен, с ними связали уже… Подозрительная все же с агентом и аварией история — для педантичных немцев подозрительная. Немцы все проверяют — на их небрежность рассчитывать никак нельзя. Верное дело, серьезно к вопросу подошли — вскрытие провели старательно. Трудно к такому трупу подкопаться, конечно. Только, пусть немцы точных данных и не получат, — поймут, что мутная вокруг вода. По крайней мере, проверят поляков. На Войцеха их кто-то или что-то точно наведет. А Войцех их к Мсцишевскому приведет.

Мсцишевский — умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще здесь — только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа, но и люди. Прячет он трупы, как надо, — и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не отличаются, — дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он меня своим считает. А пока — он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он за нее. Называет меня сыном — значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался — всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я — русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с немцами их страну делили.

Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть — трудно… Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать — и себе, и другим. Только никто не знает и того, что правдиво — одно молчание… немое молчание зверя.

Разведчика должно утешать убеждение, что его обман во благо, — обман в обмен на правду. Только все — вранье. Мы — люди, бродящие между заблуждениями — своими и чужими. И я вижу их все — вижу насквозь. Благородная борьба за всеобщую свободу и братство, подлое предательство из-за жажды наживы — все видимость, все только уверенность в головах людей, только вера… вера в бога, в деньги. А на деле — правит оружие. И не какое-то виртуальное из головы, вроде банковских счетов и бумажек, а — обычное железное оружие. В итоге, у власти всегда — оно, всегда — оружие… когти и зубы. Грызутся «волки», деля территории, деля добычу. И я — один из «волков»… один из «стаи волков». И я понимаю, что есть у меня только — «стая». Нет, не только… У меня есть оружие, и есть — Агнешка.