Бодлер - [16]

Чтобы угодить родителям, Шарль одно время вынашивал мысль сдать конкурсный письменный экзамен по французской литературе, но потом отказался — он был утомлен и ему осточертели все эти лавры, эти побрякушки. Впрочем, он пренебрегал учебой вовсе не ради каких-либо удовольствий. Хотя квартал, где он теперь жил, изобиловал девицами легкого поведения и соответствующими гостиницами, он строго хранил свою невинность и думал только о матери, страдая от ее отсутствия. А она на целых два месяца уехала в Бурбон-ле-Бен. Как может она так долго обходиться без него? Ведь муж, каким бы важным он ни был, не способен заменить сына. Покинутый, отверженный, он страдал и изливал свою боль в письмах неблагодарной: «Я сожалею не об утраченных ласках и радостях, а о чем-то таком, благодаря чему мать всегда кажется нам лучшей из всех женщин, благодаря чему ее достоинства ценятся нами выше достоинств других женщин; между матерью и сыном устанавливается такое согласие, и они так славно живут друг возле друга, что, право же, с тех пор, как я поселился у г-на Лазега, я чувствую себя не в своей тарелке». Он находил, что, несмотря на свои прекрасные человеческие качества, чета Лазег не лишена некоторой «пошлости», и это его немного «отталкивает». В их доме царила «вечная веселость» дурного вкуса. Временами он даже спрашивал себя, не лучше ли ему было бы учиться в коллеже: «В коллеже я мало занимался в классе, но все же занимался. Когда меня выгнали, я испытал встряску и после случившегося позанимался еще немного у тебя, — а теперь я ничего, ничего не делаю, причем сейчас это безделье отнюдь не поэтичное и приятное, а глуповатое и хмурое […] В коллеже я время от времени работал, читал, даже плакал, иногда сердился, во всяком случае, жил, а теперь — нет, нахожусь в каком-то угнетенном состоянии, и недостатков у меня сейчас сколько угодно, причем теперь это уже не прежние, не лишенные некоторой приятности недостатки. И ладно бы еще это печальное состояние вынуждало меня к резким переменам, так нет же, от того духа активности, который толкал меня то к благим поступкам, то к дурным, нет и следа, осталось лишь безразличие, тоска и скука».

Выход из этого состояния неопределенности и лени виделся единственный: сдать экзамены на бакалавра. «Я уже начал готовиться и сделаю все возможное, чтобы за пару недель просмотреть весь материал и быть готовым к первым дням августа […] В грустном моем одиночестве я рад, что любовь моя к маме растет, и это уже немало».

Шарль предстал, не очень надеясь на успех, перед экзаменаторами, и 12 августа 1839 года получил, хотя и не без труда, звание бакалавра. Друзьям он со смехом поведал, что своим успехом обязан рекомендации мадемуазель Селесты Тео, которая имела влияние на одного из экзаменаторов. А на следующий день газета «Монитёр» опубликовала датированный предыдущим днем приказ о присвоении Опику звания бригадного генерала. Так что для семьи день 12 августа принес двойной успех. Каролина плакала от радости, переполненная эмоциями и как жена, и как мать. Шарль тут же написал отчиму: «Я только что узнал прекрасную новость и хочу сообщить тебе еще одну. Сегодня утром я прочел в „Монитёре“ о присвоении тебе звания, а вчера в четыре часа дня я стал бакалавром. Экзамен я сдал довольно слабо, за исключением латыни и древнегреческого — на „отлично“, и это меня спасло. Я очень рад твоему назначению, и мои поздравления, сыновние поздравления отцу — это не обыденные поздравления, каких ты получишь немало. Я счастлив, потому что видел тебя достаточно часто, чтобы знать, чего это тебе стоило».

Он надеялся, что эти два одновременно происшедших радостных события побудят родителей поспешить в Париж. Но они по-прежнему оставались в Бурбон-ле-Бене, и это его огорчило. Их присутствие казалось ему необходимым Для обретения душевного равновесия и для принятия верных решений. Непостоянный в труде, неопределенный в намерениях, склонный к выходкам, которые озадачивали близких, он не был уверен, стоит ли ему радоваться в связи с получением среднего образования. В коллеже он был словно в тюрьме — обязанный соблюдать строгий режим, окруженный вежливыми надсмотрщиками, имеющий крышу над головой и пищу, получающий образование, наказываемый и поощряемый, как и все его товарищи. Учился он не для своего удовольствия, а чтобы угодить родителям. Будущее беспокоило его чисто теоретически. А теперь, когда двери темницы распахнулись, его испугало простирающееся перед ним бесконечное пространство. Куда идти? Что делать? Он дрожал, ежился и, как ребенок, боящийся темноты, хотел, чтобы папа и мама поскорее взяли его за ручку и помогли перешагнуть через роковой порог. Наконец 23 августа 1839 года он смог написать Альфонсу: «Мама вернется из Бур-бон-ле-Бена через несколько дней, а отец — чуть позже». Он был уже не один в мире. И вздохнул с облегчением.

Глава VI. ПРИЗВАНИЕ

Как всякое почтенное семейство, семья Шарля желала для него карьеры достойной, спокойной и доходной. Отчим настойчиво предлагал ему выбрать между дипломатией и армией. Мать мечтала видеть его в чине атташе посольства. Оба уверяли, что их связи помогут ему подняться по иерархической лестнице. Но Шарль, человек, начисто лишенный здравого смысла, упрямо повторял, что хочет быть писателем. И как ни пытались родители объяснить ему, что это не настоящая профессия, что, за редким исключением, все писатели — бездельники и пустые мечтатели, он упорствовал. Когда обратились за советом к Альфонсу, тот, будучи усердным слугой Правосудия, предложил Шарлю поступить на юридический факультет. Это, по его мнению, позволило бы брату, не слишком изменяя своей тяге к литературе, подготовиться к различным видам деятельности, как на административном поприще, так и в судебных инстанциях или же в нотариальных учреждениях, в адвокатуре, а то и в политике.