Бобби Пендрагон. Связной между мирами - [3]

— Я и сама не знаю, зачем пришла. Наверное, чтобы пожелать тебе удачи в игре. Хотя, если честно, не только за этим.

— Правда? — Замечательный ответ.

— Я не знаю, как и сказать, Бобби, но уже давно меня преследует одно чувство…

Чувство ко мне? Это хорошо, если только она не чувствует, что я жестокий убийца.

— Да? — Я послал ей подачу. Спокойно, доброжелательно, словом, безупречно.

— Господи, я чувствую себя такой дурой. — Она отвела глаза. Я понял, что теряю ее. Нельзя позволить ей струсить в такой момент, поэтому надо подать руку помощи.

— Кортни, когда я думаю о тебе, в моей голове вертятся сотни сравнений, но вот слово «дура» там еще не попадалось.

Она взглянула на меня и улыбнулась. Итак, мы снова в игре.

— Не знаю, как сказать, — начала Кортни, — ну ладно, как-нибудь попытаюсь. Речь о тебе, Бобби. Я знаю, что ты всеобщий любимец, симпатичный, спортивный, умный парень. Но в тебе есть что-то еще, даже не знаю что, какая-то аура. Люди доверяют тебе, любят. Ты не хвастун, не задавала, как некоторые. И ты не считаешь себя лучше остальных. Ты просто потрясающий парень, Бобби, — она на секунду замолчала. — И я влюблена в тебя с четвертого класса.

Даже в самых смелых фантазиях я не мог себе представить ничего подобного. Я молчал, остолбенев, и очень надеялся, что от изумления у меня не отвисла челюсть.

— Я и правда не знаю, почему именно сегодня решила сказать тебе об этом, — продолжила Кортни, — но чувствую, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда. Мне давно хотелось рассказать тебе о своих чувствах… ну вот, я и рассказала.

А потом это случилось. Она подошла поближе, постояла секундочку в нерешительности и, убедившись, что я уже не оттолкну ее (можно подумать, что такая вероятность существовала), поцеловала меня в губы. Я не погрешу против истины, если скажу, что в тот момент был самым счастливым парнем на свете, а эти тридцать секунд оказались самыми прекрасными в моей жизни.

На тридцать первой секунде все было кончено.

Мои глаза были закрыты, но я отчетливо видел будущее, сплошь заполненное поцелуями Кортни. Уж не знаю, можно ли одновременно целоваться и улыбаться, но если возможно, то я так и делал. Когда я открыл глаза, сказочный мираж рассеялся.

— Привет, Бобби.

Дядя Пресс! Господи, откуда он взялся? Я так быстро отпрыгнул от Кортни, что она даже не успела открыть глаза, а я уже стоял от нее на значительном расстоянии. В общем-то Кортни в течение секунды выглядела довольно нелепо — казалось, будто она, закрыв глаза, целует воздух. Но она быстро среагировала. Клянусь, мне было не до смеха!

— Дядя Пресс! Привет! — выпалил я.

Вероятно, я должен был сказать «Йо!», по крайней мере, это глупое слово соответствовало бы моему глупому виду. Хотя, не знаю, чего это я так разволновался. Мы же не делали ничего предосудительного — всего-навсего целовались. Пусть это был самый лучший поцелуй на свете, но ведь всего лишь поцелуй! Кортни все поняла и покраснела. Ей хотелось оказаться где угодно, только подальше отсюда, и мне — вместе с ней. Она нерешительно направилась к двери.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотала она.

— Не уходи! — Мне очень не хотелось оставаться наедине с дядей. Но у него на этот счет было другое мнение.

— Да, пожалуйста, Кортни. Тебе лучше уйти.

Коротко, прямолинейно, предельно ясно. То, как он это произнес, заставило меня насторожиться. Его голос звучал как-то неестественно. Он вообще-то из тех людей, кто считает, что застукать племянника, целующегося с девушкой, это очень забавно. Один раз это уже случилось, когда я целовался с Нэнси Килгор на заднем крыльце. Тогда он лишь рассмеялся и потом долго еще подтрунивал надо мной. Но поскольку он никогда не делал этого в присутствии посторонних, то я не обижался. А на сей раз он даже не улыбнулся.

— Удачи на матче, — сказала мне Кортни, косясь на дядю и пятясь к дверям. — Буду за тебя болеть.

Охо-хо… Дядя Пресс учтиво отворил перед ней дверь. Кортни встревоженно покосилась на дядю, потом бросила на меня хитрый заговорщический взгляд и вышла. Закрыв за ней дверь, дядя повернулся ко мне.

— Мне нужна твоя помощь, Бобби. К сожалению, тебе придется пойти со мной.

И вновь его голос прозвучал странно. Это на него не похоже. Ему было около пятидесяти лет, но он был таким жизнерадостным и, казалось, ничего не воспринимал всерьез. Сейчас он выглядел каким-то потерянным. Обычно у него на лице блуждала добродушная улыбка, а сейчас он был чем-то озабочен. Я бы даже сказал — дьявольски озабочен и чем-то напуган.

— Но у меня игра! Полуфинал… Я уже и так опаздываю.

— Кажется, пару минут назад тебя это не беспокоило, — спокойно ответил он.

Что ж, он был прав. Но ведь я действительно опаздывал!

— Мама и папа уже там. И Шэнон тоже. Если я не приду…

— Они поймут, — перебил дядя Пресс. — Я бы не стал отрывать тебя по пустякам от столь важного мероприятия, как баскетбольный матч или поцелуи с той симпатичной девушкой, которая только что ушла.

Я уже собрался было поспорить с ним, но, черт, он был так взволнован! Я все больше удивлялся происходящему. Будто угадав мои мысли, дядя Пресс сказал:

— Бобби, ты знаешь меня всю жизнь. Ты когда-нибудь видел меня в таком состоянии?