БНР. Триумф побежденных - [52]

К. Езовитов позднее вспоминал:

«…Балахович нервничал и присылал записки с вопросом “что нового?” Я отвечал, что “новостей пока нет”. Он бесновался и пил. Об этом позаботился польский военный атташе, который “случайно” познакомился с Балаховичем и очень обрадовался, что нашелся белорусский генерал, который при его согласии мог бы возглавить и объединить те белорусские отряды, которые создаются в Минске…»

В результате К. Езовитов обратился к полякам с просьбой предоставить С. Балаховичу участок фронта в районе Полоцка, чтобы тот мог продолжить борьбу с большевиками, но уже как белорусский генерал. Для самого же генерала «белорусизация» была всего лишь попыткой найти выход из критической ситуации, в которой оказался его отряд, и избежать интернирования властями Эстонии и Латвии. Так, уже в начале 1920 г. С. Балахович был готов провозгласить независимую… Псковскую республику! Однако в Варшаве решили иначе. В итоге в конце февраля 1920 г. тот самый польский военный представитель в Риге подписал соглашение с генералом о транспортировке его отряда в Польшу. После этого оставшиеся восемьсот солдат и офицеров были переведены на переформирование на юг, в Брестскую крепость.[167]

Вряд ли на тот момент польская сторона до конца представляла план будущих действий. Скорее всего, в первую очередь она была заинтересована в нейтрализации самого Балаховича. По этому поводу польский историк Анджей Новак замечает:

«Вероятно, Пилсудский, как обычно, не хотел связывать себе руки формальными условиями или обещаниями. Он только готовил одновременно несколько возможных решений и подбирал наиболее подходящие для этого инструменты».

Сам Ю. Пилсудский весной 1920 г. писал о генерале:

«…Его можно использовать, но не теперь, не сейчас. Это произойдет в последнем акте, поэтому пока выпускать этот план из рук я не хочу».

Фактически на этом история Особого отряда БНР завершилась. Среди белорусских деятелей в Минске реакция на появление генерала С. Балаховича в Беларуси была более чем настороженной, про что позже писал К. Терещенко:

«В начале марта в Минский национальный комитет пришел какой-то военный и отрекомендовался офицером армии Балаховича. На вопрос — откуда он, что и как? — он сообщил, что Балахович, не сторговавшись с Езовитовым, перешел на польскую службу и что его отряд перебрасывается в Брест. И действительно, через некоторое время в Бресте появился Балахович, где он открыл вербовочное бюро. Этот случай очень взбудоражил белорусов, так как вскоре стало известно, что он под видом белорусских отрядов начал набор разного рода шляющихся российских офицеров, для которых белорусское дело было дорого точно так же, как прошлогодний снег. Были даже предприняты шаги в Варшаве, с тем чтобы помешать работе Балаховича, однако эти потуги ни к чему не привели…»

Через три месяца, когда С. Балахович выступил на польско-советском фронте, он уже никак не был связан ни с одним из белорусских правительств.

Лето 1920 г. генерал и его отряд провели в боях с большевиками на Полесье, прикрывая отступление основных частей польской армии. Кроме того, в конце августа он заключил соглашение с Российским политическим комитетом Б. Савинкова в Варшаве. А уже 28 сентября польское военное министерство признало за отделом С. Балаховича статус особой союзнической армии, получившей наименование «Русская народная добровольческая армия». И все же, как пишет О. Латышенок, к осени 1920 г. само слово «балаховец» уже стало нарицательным и обозначало «белоруса, воюющего с оружием в руках против коммунистов». Одной из самых успешных операций С. Балаховича стал захват Пинска осенью того же года, который принес ему высокую оценку со стороны польского командования, значительные военные трофеи и устойчивую славу… погромщика.

Позже в открытом письме к польскому Сейму генерал С. Булак-Балахович так писал о самом себе:

«Я демократ, сын народа, христианин-католик, моя святой памяти мать была полькой, отец белорус. Я нахожусь вне партий. Я прибыл в Польшу как белорусский генерал, добровольно с военными частями, мною вооруженными и экипированными. Кадры моей армии состояли из белорусов, кресовых поляков и русских, которых преследовали за их убеждения коммунисты и германофилы. Ко мне охотно тянулись все те, кого преследовали за их убеждения коммунисты и германофилы. В армии я был солдатом и вообще аполитичным человеком. Я горячо верил и верю в Бога и справедливость… Я воевал за свободу Эстонии, той России, которая хотела остаться христианской и демократической, после — Латвии, Польши и Белой Руси».

Польско-советское прелиминарное соглашение предопределило дальнейшие события. Повторилась ситуация конца 1919 г., когда С. Балахович под угрозой интернирования вынужден был искать нового союзника, которым на этот раз стал Русский политический комитет. Глава комитета Б. Савинков рассчитывал, что Русская народная добровольческая армия, действуя как таран в направлении Гомеля, Брянска, Калуги и далее, вызовет цепную реакцию из антисоветских выступлений по всей стране.[168] При этом собственно Беларусь могла расчитывать на ограниченную самостоятельность: еще в конце 1919 г. Б. Савинков направил письмо к А. Деникину, в котором призывал искать союза с «инородцами». Он писал: