БНР. Триумф побежденных [заметки]

Шрифт

Интервал

Идея автономии Беларуси в составе федерации народов России, «как равной с равными», впервые прозвучала во время правления Александра III. Инициатива исходила от кружка киевских студентов «Коммуна могилевцев» и белорусской фракции «Народной воли» в Санкт-Петербурге, состоявшей из членов бывшего витебского студенческого землячества Хаима-Израэль Ратнера, Александра Марченко, Станислава Настюшко-Буйницкого. В феврале 1884 г. белорусские народовольцы издают подпольный листок на русском языке «Гоман», в котором фактически впервые прозвучала идея существования самостоятельной белорусской нации. Именно на страницах «Гомана» впервые появился лозунг «Беларусь должна быть для белорусов». Правда, понимание «белорусскости» при этом строилось на социальных началах, чем-то вроде гражданской нации. «Белорусскому проекту» изначально в большой степени были присущи политические черты. «Гомановцы» открыто заявляли, что развитие белорусского языка — это забота будущего, чем отделяли себя от «любителей белорусскости», которым только еще предстояло появиться. Сами они видели себя в границах формулы «белорусы-революционеры-социалисты».

Причем это был рубеж в прямом смысле слова — из семнадцати книг на белорусском языке, изданных за всю вторую половину XIX в., точнее начиная с 1864 г., шестнадцать вышли после 1891 г.

Далее А. Луцкевич добавлял:

«Деревенская полуинтеллигенция рвется к делу; и если в ее работе оказываются пробелы, если ей не хватает очень и очень многого, то все же в одном отказать ей нельзя: в признании идейности и национального самосознания… Это главным образом еще молодежь, учащаяся в средних и высших учебных заведениях; но каждый год дает юристов, врачей, инженеров, педагогов и т. д. — сознательных белорусов, неразрывно связанных с деревней, из которой они вышли… Совершенно отсутствуют элементы национального шовинизма, что ему чужды человеконенавистнические тенденции… Национальное пробуждение белорусов в целом характеризуется тем, что оно противодействует шовинистической работе, которую ведут в Белоруссии два враждующих лагеря: русские и польские националисты, православное и католическое духовенство».

Старший из братьев, Иван Луцкевич, родился 9 июня 1881 г. в городе Шавли Ковенской губернии, где его отец в то время работал на железной дороге. Учился в Либавской гимназии. После смерти отца продолжил учебу в Минской гимназии. В 1902 г. поступил на юридический факультет Петербургского университета и одновременно — в Московский археологический институт. Летом 1903 г. Иван Луцкевич на несколько месяцев попал в тюрьму, но этот арест только усилил его революционные взгляды. Спустя еще год, закончив учебу в Москве, И. Луцкевич едет в Вену, где учился в славянской семинарии при университете. В начале 1905 г. он снова находится в Санкт-Петербурге, где пытался закончить юридический факультет.

В нее вошли братья И. и А. Луцкевичи, К. Костровицкий, В. Залезей, И. Блонский, А. Шибуня, А. Власов, А. Трепка, К. Яновская. Кроме того, историк А. Тогулева относит к числу создателей партии В. Ивановского и А. Пашкевич, которые на тот момент оставались в Петербурге, Ф. Уместовского и Я. Хлебцевича из Вильно и членов гродненской организациии Польской партии социалистов (ППС) Ф. Эйдукевича, П. Шумова, братьев Трусковских и Б. Шушкевича.

Эти неуверенные, эмоциональные попытки чаще всего заканчивались провалом. Например, напечатанная Вацлавом Ивановским в родительском имении Лебедка газета «Свобода» была им же и уничтожена, вероятнее всего, в страхе перед возможными репрессиями.

Позже, в обновленной редакции своей программы, Громада выступила за создание Российской федеративной демократической республики.

Стивен Гуцер пишет по этому поводу:

«Наличие крупного города, который был бы белорусским по этническому составу и национальным приверженностям, было критическим условием национального движения. Эффективный национализм нуждался в магните, притягивающем скудные материальные и интеллектуальные ресурсы белорусского народа…»

Согласно А. Луцкевичу, идея исходила от его брата Ивана.

В небольшую редакцию «Нашай долі» входили Франтишек Уместовский в качестве технического редактора, Алоиза Пашкевич (Тетка), братья Иван и Антон Луцкевичи, И. Тукеркес.

Редакция «Нашай нівы» по будням превращалась в школу и читальню, где среди прочего продвигались идеи неоунии. Кроме того, одновременно с появлением первой национальной газеты с интервалом в несколько лет начинают свою деятельность издательские товарищества «Загляне сонца і ў наша ваконца», «Мінчук», «Беларускае выдавецкае таварыства», которые формируют рынок национальной печатной продукции.

Хотя отдельные белорусские деятели подвергались арестам, это было связано в первую очередь с их политическими, а не собственно национальными взглядами.

Первая попытка организовать белорусскую школу относится к 1906 г.

Сами центральные власти оказались не в состоянии предложить свой собственный вариант идентичности, который был бы способен динамично развиваться в условиях гетерогенности региона и кризиса традиционалистских представлений о «народности».

«Крупным недостатком окраинной политики, — добавлял далее губернатор, — было неумение использовать тот богатый и благодарный этнографический материал, который представляет собой белорусское племя…при внимательном к нему отношении со стороны правительства и при умении использовать его в национально-государственных целях могло бы выделить из своей среды крупные культурные силы».

Сначала предполагался переход этих земель лишь под временное управление, но уже вскоре стало понятно, что они останутся под непосредственным немецким управлением либо «войдут в длительные, устойчивые связи с Германией». В результате здесь было создано шесть административных округов. Еще через год они оказались сведены в три округа: «Курляндия», «Белосток — Гродно» и «Литва». Наконец, в феврале 1918 г. была создана Военная администрация Литвы, которая делилась на две области — Литва-север и Литва-юг.

В его состав вошли барон Ропп, князь Винцент Святополк-Мирский, дворянин Казимир Шафнагель. При этом главными идеологами национального движения были все те же несколько человек из числа бывших «нашенивцев» (сами братья Луцкевичи слабо говорили по-немецки, и первое время роль переводчика в общении с военными властями выполняла Юлиана Менке, дочь виленского торговца).

«Мы сознавали, — вспоминал А. Луцкевич, — что в случае победы Германии судьба нашего края предрешена: в лучшем случае он будет представлять одно мелкое государство, возглавляемое каким-нибудь немецким принцем, в составе германской империи. Но мы допускали и другой исход войны… Германия разобьет Россию, но западные государства в конце концов разобьют Германию… Мы решили использовать все возможности, напрячь все свои силы в том направлении, чтобы поставить мир перед лицом свершившегося факта восстановления Великого Княжества Литовского, как оно существовало до соединения с Польшей. Под оккупацией находилось как раз основное ядро древнего литовско-белорусского государства — с почти равным количеством белорусов и литовцев. Необходимо было от этого ядра начать восстановление Великого Княжества, а там, в будущем, быть может, присоединятся и остальные белорусские земли…»

Скорее всего, сам текст манифеста был написан Иваном Луцкевичем. Предполагалось, что это будет белорусско-литовская конфедерация или федерация. Это, вероятно, одна из последних инициатив виленского масонства добиться согласия между различными национальными группами.

Например, чтобы уладить конфликт вокруг первой белорусской школы в Вильно, которая заняла бывшее здание еврейской школы, Иван Луцкевич был вынужден передать еврейскому сообществу ценные экспонаты из собственной коллекции. Зарплаты белорусским учителям были самыми низкими по сравнению с педагогами других школ, да и те выплачивались нерегулярно. Некоторые суммы на содержание благотворительных институтов выделяла виленская диецезия, но и они все время уменьшались. Кроме того, во время немецкой оккупации Иван Луцкевич продолжал собирать экспонаты для своего музея, выступая посредником при продаже антиквариата.

Согласно договору между братьями Луцкевичами и В. Ластовским, с одной стороны, и отделом печати Обер-Оста — с другой, издание должно было распространяться на весь округ и «там, где будет указано». Всю ответственность за содержание газеты, надзор и ведение дел брал на себя В. Ластовский, который обязался издавать ее дважды в неделю — по вторникам и пятницам. Если издатели без разрешения командования приостанавливали выход газеты, их ждал штраф в три тысячи марок. Кроме того, они должны были бесплатно размещать сообщения немецких информационных служб. Немецкие власти выдавали 75 марок на корректора, которые получал Франтишек Алехнович.

Как ни удивительно, но с последним утверждением можно в некотором смысле согласиться. Правда, ландштурмистр «создал» белорусов не вообще, а только для немецкого командования, активно, насколько позволял его пост, продвигая идею о самостоятельности белорусской нации среди высшего армейского руководства. Следует заметить, что те белорусские деятели, кто был с ним знаком, не сомневались в его связях с разведкой и называли не иначе как «старый немецкий агент», «немецкий шпион» или «давний работник немецко-кайзеровской разведки в царской России».

В 1917 г. уже А. Луцкевич отправляется вместе с литовской делегацией в Берлин и Стокгольм, но эта поездка приносит еще большее разочарование. В итоге Виленский белорусский комитет направил канцлеру Германии меморандум с протестом против попытки литовцев создать собственное государство в ущерб интересам белорусов.

В состав комитета вошло восемнадцать человек: Роман Скирмунт — председатель, его заместители Павел Алексюк и Всеволод Фальский, члены комитета Леонид Заяц, Фабиан Шантыр, Аркадий Смолич, Евсей Канчер, Иван Красковский, Александр Бурбис, М. Коханович, Боборыкин, Винцент Годлевский, Дмитрий Жилунович, Эдвард Будько, Бронислав Тарашкевич, Казимир Костровицкий, Вацлав Ивановский, Леон Дубейковский.

Одновременно активизируются белорусские организации в самых отдаленных концах империи, где только можно было встретить беженцев с оккупированных губерний, — в Барнауле, Орле, Калуге.

Для сравнения, еврейский блок получил 12 624 голоса, большевики — 9521, польский избирательный комитет — 4261.

В состав исполнительного комитета Центральной рады вошли И. Лёсик — председатель, А. Смолич, В. Фальский, В. Левицкий и В. Голубок. Позднее, в августе 1917 г., его состав изменился.

Одно из воззваний гласило:

«Товарищей солдат и офицеров белорусов, желающих послужить на благо белорусского народа и для защиты трудового крестьянства от панов-угнетателей нашего края, просим записываться в национальное белорусское войско».

Тем не менее уже в самих этих декларациях отчетливо звучали идеи, которые вскоре приведут к провозглашению независимости Беларуси. Например, собрание белорусов 12-й армии Северного фронта в августе 1917 г. вынесло следующее постановление:

«Будущее политическое Белоруссии как страны народности, имеющей свою общность происхождения, свой язык, свою территорию и культурное прошлое, должно выразиться в ее территориальной автономии с законодательным органом Белорусской Народной Республики».

«Белорусский народ, — говорилось в декларации Белорусской военной организации в Петрограде, — еще на заре XIV в. создавший своими творческими силами высокий уклад политической и конституционной жизни в составе Великого Княжества Литовско-Русского, не может не стремиться и ныне к дальнейшему преемственному развитию своей самобытной национальной жизни и культуры в рамках федеративной Российской республики».

В руководство Военной рады вошли С. Рак-Михайловский (председатель), генерал К. Кондратович, Ярушевич и Щерба.

Как пишет С. Рудович, «перспектива создания вооруженной опоры укрепила тенденцию по обособлению Беларуси от всероссийского хаоса путем создания автономной системы власти».

В состав исполкома Великой белорусской рады вошли: В. Адамович — председатель, А. Прушинский (Алесь Гарун), А. Смолич, С. Рак-Михайловский, И. Дворчанин, М. Шило и др. Один из первых принятых Радой декретов касался охраны лесов.

«Получив сведения с мест об усилившейся опустошительной рубке лесов… — говорилось в нем, — признала это явление крайне губительным для Беларуси. Леса, достояние всего белорусского народа, его главное богатство, должны быть сохранены от истребления и расхищения…»

Кроме того, было избрано десять комиссаров, которые вместе с президиумом образовали так называемую Малую раду.

В ней подчеркивалось, что Беларусь должна оставаться «демократической республикой, спаянной с Великороссией и другими соседними республиками России на основе федерации», а вся власть — принадлежать Краёвой раде. Грамота заканчивалась призывом объединиться вокруг Великой белорусской рады и принять участие во Всебелорусском съезде, который единственный вправе решать судьбу Беларуси.

Облискомзап действовал на территории Виленской, Витебской, Минской, Могилевской, а с апреля 1918 г. — и Смоленской губернии.

Стараясь остановить стихийную белорусизацию армии, минские большевики попытались запретить формирование белорусских отделов и распустить Центральную белорусскую войсковую раду.

Даже Витебский белорусский народный союз выбрал своим девизом призыв «Белорусы — хозяева Белоруссии». Декларация, принятая на состоявшемся в конце июня в Витебске съезде представителей общественных общенародных организаций, гласила:

«Белоруссия навсегда есть неотделимая часть Российского государства и является родным братом по крови, вере и языку Великороссу и Малороссу… Весь народ белорусский должен, путем обязательного просвещения, стремиться усвоить общечеловеческую культуру на русском языке, как родном для него, так и необходимом в видах политических…»

Среди лидеров Белорусского областного комитета оказались Е. Канчер, Д. Соболевский, Ф. Турук, Ф. Шантыр.

На вопрос, имеют ли белорусы свой язык для национализации школы и учреждений, Е. Канчер ответил, что «…среди учителей и белорусов восточной ориентации этот язык совершенно не популярен… школа и учреждения могут переходить на белорусский язык годами», но они в состоянии с таким же успехом укреплять и русский язык, «…если того желает народ». На что В. Ленин заметил: «Язык — дело не срочное, тем более что белорусы уже веками родятся и воспитываются в русской культуре».

Более того, представители Комитета, обратившись за помощью к Совнаркому, получили на организацию съезда 50 тыс. рублей, а также возможность пользоваться телеграфом и телефонной связью.

Была выбрана временная Рада съезда, в которую вошли Евгений Волкович (Краевое бюро), Александр Куссе-Тюз (Белорусский областной комитет), Николай Шимке (представитель почтовых служащих), Михаил Казимирчик (беженцев), Иосиф Лауданский (железнодорожников), Иосиф Василевич (Белорусская народная громада), Анатолий Бонч-Осмоловский (Исполнительная комиссия II белорусского съезда в Москве), Александр Мисюкевич (от Западного фронта), Роман Сущеня (от Совета солдатских и рабочих депутатов), Даниил Василевский (от уездных и губернских земств), Георгий Гаркевич (от волостных земств Минской губернии), Иван Ткаченко (от волостных земств Виленской губернии), Суминский (от белорусских народных социалистов), Томаш (Фома) Гриб (от Северного фронта), Осип Дыло (от Белорусской социалистической громады), Александр Шестов (от учителей), Аркадий Смолич (от Великой белорусской рады), Антон Грищанков (от волостных земств Смоленской губернии), Захарий Михаилов (от волостных земств Могилевской губернии), Кузьма Михайловский (от волостных земств Витебской губернии), Степан Потельский (от Юго-Западного фронта), Павел Алексюк (от Войсковой центральной рады). Всего в Раде съезда были представлены двадцать четыре различные организации. Тем не менее прозвучавшее предложение о кооптации в Раду съезда представителей небелорусских партий было категорически отклонено.

На первое заседание прибыло 459 делегатов: 242 — от гражданских организаций (216 с правом решающего голоса, из них почти половина — представители волостей, и 26 — с совещательным) и 217 — от армии (167 делегатов с решающим голосом и 50 с совещательным). Предполагалось организовать работу по нескольким секциям: политическо-национальной, аграрной, экономическо-финансовой, культурно-просветительной, по организации временной власти, государственно-правовую, секцию по вопросам организации национальной армии и беженскую. К основным вопросам государственно-правовой секции были отнесены: автономия Беларуси и федеративный строй Российской республики, права и свободы белорусского народа и национальных меньшинств края, созыв краевого учредительного собрания Беларуси.

Выступления следующих ораторов перемежались исполнением «Ад веку мы спалі», «А хто там ідзе» и «Кроў нашу льюць даўно уж каты».

«Сколько делегатов приехало на съезд, однозначно сказать нельзя, — отмечает И. Ковкель. — Называются разные цифры — от 1000 до 1915. Но наибольшего доверия заслуживают цифры, которые приводят П. Кречевский — председатель мандатной комиссии съезда и А. Прушинский — заместитель председателя президиума съезда. По их данным, от 5 до 17 декабря мандатная комиссия выдала 1872 мандата, из них 1167 с правом решающего голоса и 705 — совещательного. По их же данным, 1156 делегатов были гражданскими людьми, 716 — военнослужащими, 455 представляли органы местного самоуправления, 367 — политические партии, профсоюзы, кооперативы и другие общественные организации. Основная масса делегатов происходила из социальных низов, и лишь примерно одну четверть составляли выходцы из средних и зажиточных слоев общества. При всей скрупулезности этих цифр следует отметить их определенную условность, поскольку они отражали только количество выданных мандатов. В реальности состав съезда непрерывно менялся. Одни делегаты приезжали, другие — уезжали, а некоторые вообще не принимали участия в его работе. Даже на пленарном заседании 16 декабря, когда уже приехали почти все делегаты, на съезде присутствовало, по данным голосования, 260 человек».

Первоначально в Раду съезда были выбрано 56 человек: Е. Карский, И. Алексиевский, А. Бонч-Осмоловский, А. Прушинский, О. Дыло, A. Бурбис, А. Смолич, И. Воронко, Т. Гриб, П. Бодунова, С. Рак-Михайловский, М. Костевич, А. Цвикевич, Л. Заяц, Ф. Хотенко. К. Недбайлик, Е. Ладнов, А. Курганский, М. Храпник, А. Околович, Т. Солонович, Р. Островский, Д. Гончаренко, П. Миронов, А. Куссе-Тюз, В. Захарко, B. Сохоновский, Н. Козич, С. Немкович, А. Дубовик, И. Логун, И. Сушинский, Б. Шишко, П. Кречевский, И. Киреев, Г. Сидорчук, И. Служевич, А. Устилович, В. Муха, П. Вербицкий, А. Дулин, М. Зеленкевич, И. Середа, Л. Коледко, Т. Гуща, А. Шевчук, Р. Сущеня, К. Киреев, И. Мокреев, А. Вазило, М. Гольман, П. Портянко, А. Савич, С. Левкович и др.

Всего было арестовано 27 человек: И. Середа, А. Вазило, А. Шевчук, Л. Колядко, T. Гуща, Т. Гриб, И. Воронко, Р. Островский, И. Мамонько, Ярошевич, Дворчанин, А. Бурбис, Червяков, Валыщицкий, Гольман, Манцивода, Воробьев, Красковский, 3. Юрьева и др.

Первоначально в Исполнительный комитет вошло 17 человек, а сам новый орган носил название «правительство народных комиссаров». 3 (16) января 1918 г. Исполнительный комитет постановил к существующим членам прибавить еще троих от еврейских социалистических партий и четырех — от «революционной демократии» остальных национальных меньшинств.

Этим представителем был П. Алексюк. Однако вскоре большевики начали аресты среди белорусских деятелей, и в итоге 11 тыс. рублей, выделенные украинцами для Войсковой рады, до нее не дошли.

Только благодаря переброшенным в срочном порядке отделам латышских стрелков большевикам удалось остановить польское наступление на Могилев.

К. Езовитов писал в этой связи:

«Когда запахло в воздухе столкновением, когда выяснилось, что поляки начинают прорываться через Минск и Могилев в Быхов и Бобруйск, явилось желание удержать базу за белорусами, удержать за ними все имущество крепости…»

Т. Гриб по прямой связи просил Л. Троцкого допустить белорусскую делегацию на переговоры в Брест. Тот якобы ответил: «Белорусский народ, как каждый народ, имеет полное право на самоопределение и, конечно, должен сам решать свою судьбу», но когда делегация прибыла в Брест, она не была допущена на переговоры, и будто бы по распоряжению того же Л. Троцкого.

Созданная в январе 1918 г. на белорусской конференции в Вильно, Рада взяла на себя роль национального представительства на территории Обер-Оста. Она направила к рейхсканцлеру Германии своих представителей с просьбой восстановить «…свободное и самостоятельное Великое Княжество Литовское в его исторических пределах…»

Было обещано «принять все меры к ограждению от расхищения и разгрома народного имущества и охране личной безопасности».

Из приказа К. Езовитова по гарнизону города Минска:

«Распоряжением Белорусской Рады я назначен Начальником Гарнизона и Комендантом города Минска. Приглашаю население сохранять полное спокойствие и выдержку. Наступающая немецкая армия должна увидеть протекающую мирную жизнь населения, не желающего продолжать безумной войны».

Кроме того, в городе были организованы самооборона местного комитета Бунда и отделы городской милиции.

В литературе можно встретить две даты принятия Первой уставной грамоты — 20 и 21 февраля 1918 г. Текст самой грамоты гласил:

«Наша родная сторона вновь оказалась в тяжелом положении. Где теперь власть, которая тут была, нам неизвестно. Мы стоим перед тем, что наш край может быть занят немецкой армией. Мы обязаны взять свою судьбу в собственные руки. Белорусский Народ должен осуществить свое право на полное самоопределение, а национальные меньшинства — на национально-персональную автономию. Право наций должно найти свое осуществление путем созыва на демократических началах Учредительного собрания. Но и до созыва Собрания власть в Беларуси должна принадлежать тем народам, которые в ней живут. Исполнительный комитет Рады Первого Всебелорусского съезда, дополненный представителями революционной демократии национальных меньшинств, выполняя задания Съезда, объявляет себя временной Властью в Беларуси, подходящей для управления Краем и для наиболее быстрого созыва Всебелорусского Учредительного собрания на основании общего, прямого, равного, тайного и пропорционального избирательного права для всего взрослого населения независимо от национальности, религии или пола. Временную народную власть над краем, которая поставит своей целью защиту и утверждение завоеваний революции, будет осуществлять созданный нами Народный Секретариат, который с этого дня приступил к выполнению своих обязанностей. Личный состав Секретариата будет опубликован позже».

Всего было решено включить в состав Исполкома 27 представителей Минска, 9 из провинции, по 10 представителей городских советов и земств, а также 15 представителей национальных меньшинств: 7 евреев, 4 поляков, 2 русских и по одному украинцу и литовцу.

Народный секретариат внутренних дел возглавил бывший председатель исполкома III Съезда Советов крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний, член редколлегии «Крестьянской газеты», эсер, украинец Иван Мокреев. Народный секретарь финансов — эсер, еврей Гелий Белкинд. Секретариат просвещения получил один из организаторов Белорусского национального комитета, двадцатисемилетний выпускник духовной семинарии, агроном, белорус Аркадий Смолич; народного хозяйства — член Белорусской социалистической громады, председатель президиума Всебелорусского съезда, почти сорокалетний ветеринарный врач, белорус Иван Середа. Начальником юстиции был назначен член президиума съезда, юрист, штабс-капитан, белорус Ефим Белевич. Учительница из-под Гомеля, тридцатидвухлетняя эсерка, белоруска Полина (Полута) Бодунова возглавила Народный секретариат призрения. Руководителем секретариата великорусских дел стал представитель земств, русский Павел Злобин; почт и телеграфов — почтовый чиновник Александр Карач. Народный секретариат контроля получил еще один выпускник духовной семинарии, бывший банковский служащий Петр Кречевский. Управляющим делами стал бывший чиновник Виленского акцизного управления и секретарь Минского отделения Всероссийского земсоюза Леонард Заяц. Наконец, особо уполномоченным по военным делам был избран Константин Езовитов. Уже позже к ним присоединяются бывший учитель Василь Захарко, занявший пост казначея, инженер-технолог Антон Овсеенко, представлявший Белорусскую раду Бобруйска, и Л. Гутман, возглавивший отдельный секретариат по еврейским вопросам. На место народного секретаря земледелия был кооптирован бывший студент Петербургского психоневрологического института Томаш Гриб, возглавивший левое крыло Громады и ставший самым молодым из членов правительства.

Помощником фон Кюльмана.

Губернаторский дом.

В состав Минского Белорусского представительства, кроме самого Р. Скирмунта, вошли П. Алексюк, Р. Земкевич, К. Цвирко-Годыцкий, кс. В. Годлевский, генерал К. Кондратович и А. Власов. Свою главную цель новая организация видела в том, чтобы «представлять интересы белорусского народа». Уже вскоре она начала издавать собственную газету «Беларускі шлях». В ответ И. Воронко начинает издание собственной общественно-политической газеты на русском языке «Белорусская земля», единственный номер которой увидел свет 1 марта 1918 г.

Еще 24 февраля 1918 г. Виленская Белорусская рада приняла решение отправить в Минск делегацию в составе братьев Ивана и Антона Луцкевичей, О. Туркевича, Д. Семашко и Я. Станкевича (по другим данным, первоначально вместо него в состав делегации входил П. Киршевский). Однако прошел месяц, прежде чем ее представители попали в Минск.

Не случайно выступавший на заседании И. Воронко произнес: «Белорусы, сегодня у нас Пасха. Сегодня вновь соединяются духовно Вильно и Минск — душа и тело. Сегодня Белорус воскрес».

Президиум Рады должен был состоять из семи членов: председателя (белоруса), трех товарищей председателя (белоруса, поляка и еврея), секретаря (белоруса) и его двух товарищей (белоруса и русского — «великоросса»). Совет старейшин (Сеньор-конвент) должен был состоять из представителей различных фракций внутри Рады согласно пропорциональному принципу: группа до пяти человек посылала одного члена, от пяти до десяти — двух, до двадцати — трех. Фракцию, имевшую в Раде более двадцати делегатов, могло представлять четыре человека. Кроме того, было решено организовать шесть комиссий: внешних дел, финансовую, просвещения, народного хозяйства, связи и издательскую. Первое заседание Сеньор-конвента было запланировано на 6 апреля 1918 г.

Следует признать, что без привлечения специалистов, работавших в бывших государственных учреждениях, структурах городского и земского самоуправления, члены правительства БНР, большинство из которых слабо разбирались в вопросах экономики и государственного управления, были не в состоянии выработать реальную программу развития Беларуси. Поэтому одним из немногих позитивных моментов в деятельности Народного секретариата в экономической сфере в первые месяцы его существования можно считать работу статистического отдела.

Как гласил анекдот, бытовавший среди белорусов Вильно, если бы не закончился алкоголь, звание могло бы быть и еще выше.

Знаменательно, что в качестве одного из доводов в пользу принятия Третьей уставной грамоты было высказано, что Украина не сможет оказать финансовой поддержки структуре без определенного политического статуса.

Дрова продавались по цене 250 рублей за сажень.

Заместителем М. В. Довнар-Запольского являлся его двоюродный дядя Ф. С. Бурчак, выпускник Киевского университета, врач, бывший гласный и заместитель головы Киевской городской думы, а среди членов правления оказались известный землевладелец, председатель Гомельской уездной земской управы Ф. Мухортов, представители от киевских белорусских национальных организаций В. Г. Бычинский, А. К. Головинский, опытные юристы и хозяйственники Г. Ф. Базаревич, В. Г. Згорский, А. М. Копыстенский, И. В. Курлович, В. Сченснович, К. С. Теренецкий (секретарь БТПУ), Р. Ф. Хергер и др.

Любопытно, что один из проектов украинской границы — так называемый стратегический — доходил почти до Рогачева, Бобруйска и Слуцка.

Одновременно Рада республики постановила созвать на 1 декабря 1918 г. Белорусское Учредительное собрание.

За отправку телеграммы проголосовал 31 член Рады при 4 против (А. Тихомиров приводит другие цифры: 35 — за, 4 — против, 4 — воздержались).

И. Лёсик показал на допросе в ГПУ буквально следующее:

«Мы решили использовать немецкую оккупацию, насколько это возможно, тем более что такой подход был уже среди белорусских деятелей в Вильно… Понятно, что немцы требовали публичного выражения нашего отношения к Германии. Отсюда наша телеграмма Вильгельму. Мы понимали, что немецкая оккупация недолговечная, временная и что телеграмма Вильгельму — наша политическая компрометация, однако “блажен, иже и душу свою отдаст за народ свой”, — так говорил мне А. Гарун, когда я колебался поставить свою подпись на телеграмму… Телеграмма нам была нужна для белорусского национального дела, нам нужно было кричать на всю Европу, что Беларусь живет и требует своего места среди народов…»

Позднее один из руководителей и идеологов белорусских эсеров T. Гриб объяснял раскол внутри Громады тем, что телеграмму подписал И. Воронко — член Центрального Комитета партии, тогда как сам ЦК «не захотел в той или иной форме реагировать на эту недопустимость».

На заседании Рады БНР 1 мая 1918 г., где эсеры выступили со своей декларацией о создании новой фракции, произошел знаменательный инцидент. Во время выступления представителя от польских социалистов П. Бодунова потребовала перевести речь с польского на белорусский, после чего уже во время ее выступления М. Костевич попросил перевести лидера белорусских эсеров с русского на белорусский, чем вызвал «неудержимый хохот» у присутствующих.

Согласно опубликованному описанию, «в центре новой печати размещался рисунок “Погоня” в выпуклом и квадратном орнаменте с древнебелорусским узором по сторонам. Попона на лошади с тремя зубцами, в отличие от круглой; по кругу надпись в стиле летописей: “Беларуская Народная Рэспубліка”».

Т. е. до Смоленска и за линию Днепра.

Так далеко, однако, дело не зашло, тем более что в это же время Вацлав Ластовский от имени партии «Союз независимости и неделимости Беларуси» (Сувязь незалежнасці і непадзельнасці Беларусi) выступил с инициативой создании федерации с Украиной.

«Некоторые газеты… — гласило одно из них, — в определении терминологии названий высших государственных установлений Белорусской Народной Республики страдают неисправимой безграмотностью, употребляя, например, такие названия, как “Секретариат Рады” вместо “Народный секретариат”, “Рада Беларуси” вместо “Рада Белорусской Народной Республики” и т. д. Следует иметь в виду, что ныне в Беларуси существуют два совершенно самостоятельных по своим функциям учреждения, а именно: законодательный орган — это Рада Белорусской Народной Республики и исполнительный орган — Народный секретариат (или, иначе, Народный секретариат БНР). Никакого же “Секретариата Рады” в Беларуси не существует и является плодом фантазии безграмотного политического редактора».

Кроме П. Бодуновой и Т. Гриба, из Народного секретариата БНР вышли Л. Гутман и Е. Белевич.

Кроме «Рады пяти» управляющим Народного секретариата внутренних дел был назначен А. Овсяник, финансов — А. Власов, а уполномоченным по беженским делам — кс. В. Годлевский. Иногда в литературе под «Радой пяти» подразумевается президиум Рады БНР, что опять же связано с той путаницей, которая царила вокруг органов БНР в прессе, и постоянными изменениями в их структуре.

В него вошли 12 (по другим источникам — 15) человек, в том числе президиум Рады (И. Середа, И. Воронко, А. Овсяник и М. Костевич).

В старый президиум Рады БНР входили И. Середа, И. Воронко, А. Овсяник и М. Костевич.

В ответ И. Воронко, поблагодарив генерала Э. фон Фолькенгайна за такое доброжелательное отношение к белорусской государственности, заявил:

«Мы, белорусы, в бывшей России были самой заброшенной, последней национальностью, ни одно из российских правительств не желало считаться с правом белорусского народа на самоопределение, и только свержение ига России в прежнем понимании и налаживающиеся взаимоотношения германских властей и верховных белорусских органов дали возможность белорусскому движению воплотиться в конкретных государственных формах. Мы примем, как и уже принимаем, все меры к установлению мирных взаимоотношений белорусского народа и германских войск, а теперь, идя в контакте с германским верховным командованием, это умиротворение страны даст лучшие последствия. Время знакомства прошло; мы уже вступаем в период совместной творческой работы. Благодарим Вас и ждем проведения в жизнь идей нашей государственности. Мы верим в духовную силу нашего народа, а содействие германского правительства ускорит достижение нами наших культурных и политических чаяний».

Из этой суммы 62 тыс. пошло на выплату зарплаты членам Рады БНР и Народного секретариата.

Генерал также пообещал оказать «…полное содействие для въезда в Белоруссию отовсюду белорусских ученых, профессоров, учителей, будут устраиваться показательные выставки белорусской культуры и т. д.»

Немецкие власти почти целый месяц умышленно не выдавали Р. Скирмунту пропуск на обратную дорогу.

Вероятно, свою роль тут сыграл и тот факт, что в Минск прибыла часть украинских средств, которые, видимо, попали в руки И. Воронко и его окружения.

«Большую часть своей работы, — сообщалось в выпускаемой в Минске хронике белорусской жизни, — члены Белорусского большевистского комиссариата… отдают еженедельной газете “Дзянніца”, где непрестанно пишут всякие небылицы об полномочных белорусских центральных организациях в Вильно и Минске, доносят в газете на отдельных деятелей, призывают читателей “к борьбе” с ними и проч. И это все за несколько десятков тысяч рублей, сидя в теплых апартаментах социализированного московского особняка, вдали от многострадального белорусского народа и от центров белорусской культуры и государственной жизни».

В свою очередь, украинцы грозили большевикам признать независимость БНР в случае, если бы они не уступили Киеву восточных полесских поветов.

Для «упрощения отчетности» новый состав Народного секретариата был зачислен на «секретарские зарплаты» не с 23 июля, а только с августа 1918 г.

Украинский заместитель министра иностранных дел А. Палтов писал о Беларуси:

«Этот регион важен как для экономики, так и особенно для политической жизни Украины как центр пересечения интересов Варшавы, Москвы и Киева».

Любопытно, что на запрос немецкого посла в Украине относительно присутствия белорусских дипломатических служб в Киеве официальный ответ был категоричен:

«На текущий момент в Украине нет ни одного представителя Белорусской Республики: ни дипломатических, ни консульских. Если же бы такие лица были, то Министерство иностранных дел считало бы их фактическими, а не юридическими представителями».

Одновременно был согласован с Министерством путей сообщения, торговли и промышленности украинской державы вопрос о вагонообмене. Белорусская центральная торговая палата планировала открыть пять регистрационных приграничных пунктов по учету поставляемых товаров в Мозыре, Лунинце, Речице и Гомеле. Организация еще двух пунктов — в Полоцке и Орше — должна была обеспечить транзит уже украинских товаров через Беларусь в балтийский регион и местные порты.

В состав белорусской делегации в Берлине среди прочих входили И. Лёсик, Р. Скирмунт и И. Луцкевич.

В литературе можно встретить мнение, что организация нового правительства была поручена Антону Луцкевичу еще 12 октября, однако приступить к своим обязанностям он смог только в ноябре, после возвращения делегации БНР из Украины. Историк Д. Михалюк считает, что до этого времени делами БНР руководила собственно Рада, сам же А. Луцкевич после своего первого визита в Минск весной 1918 г. почти полгода не мог получить пропуска от немецих властей.

Ее требования сводились к следующему:

«Единение всех живых сил Края на почве общей и совершенно бесспорной задачи — восстановления разоренной войной, революцией и оккупацией жизни Белоруссии. Провозглашение себя на этом базисе высшим центральным органом, носителем всей полноты гражданской власти в крае. Принятие Радой всех мер внутреннего и внешнего характера для выяснения своего положения и укрепления своей позиции у всех факторов международного характера, базируясь не на нормах оккупационного права, а на нормах создавшегося мирового положения… Восстановление конституционных гарантий нормального течения частной и публичной жизни граждан края».

«Представители братства и присоединившееся к нему представительство от православного духовенства, — говорилось в ней, — исходят из того положения, что твердое и открытое заявление Рады об установлении связи Белоруссии с возрождающейся на новых началах Россией спасет наш край от территориального раздела его на части, русскую и польскую, по вероисповеданию и культурному признаку и устраняет кривотолки на тему о том, что Рада, вопреки воле преобладающей массы населения, вовлекает Белоруссию в искусственные политические комбинации…»

К документу прилагался список членов обновленной Рады из шестидесяти человек.

После того как их предложение было отклонено, кадеты заявили о своем выходе из состава Рады БНР.

Хотя новое правительство БНР по своей политической направленности можно было назвать левым (первоначально в него вошли четыре социал-демократа, два эсера и один социал-федералист), в действительности оно было глубоко разделено внутренними противоречиями, которые зачастую носили личностный характер. Например, за время совместного пребывания в Киеве в составе Чрезвычайной делегации отношения между А. Луцкевичем и И. Воронко из вполне дружеских, какими они казались изначально, переросли в открытый конфликт.

Правда, во второй половине 1918 г. виленский белорусский центр пополнился целым рядом деятелей. Среди прочих сюда приехал Ян Станкевич, которого за его фанатическую преданность национальной идее называли «белорусским Савонаролой».

Первоначально в Белорусский секретариат входили К. Фалькевич (В. Святополк-Мирский?), И. Луцкевич, В. Ластовский, кс. Вл. Толочка, Д. Семашко и Я. Станкевич. Кроме того, В. Ластовский стал белорусским представителем при литовском посольстве в Берлине, а Д. Семашко вошел в состав литовской делегации на мирной конференции в Париже.

«Кандидатура И. Воронко, — писал позже В. Захарко, — была предложена только с одной целью: примирить две противоположные стороны — Ластовского и Луцкевича…»

Судя по всему, подобная аргументация имела свою аудиторию. Так, министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур всерьез опасался, что в случае отхода немцев из Гродно там может произойти литовское восстание против поляков.

Взгляды самого А. Луцкевича в этом смысле отличались ненамного. В своем дневнике он оставил следующее рассуждение: «Большевизм (само собой, если он не станет править во всем мире, а до этого, кажется, еще рано) можно сравнить с детской болезнью корью или другой, [которой] ребенок должен переболеть, но после от нее и следа не останется. Наоборот: если б хотя бы на некоторое время у нас к власти пришли бы поляки, то эта болезнь въелась бы в кровь и кости нашего народа аж до десятого поколения. Единственный antidotum против польскости — это большевизм».

100

«Я не за деньги старался отвоевать независимую белорусскую республику, — писал тот же Т. Гриб в письме к неизвестному адресату. — Теперь она отвоевана, существует реальное правительство, рамки сделаны — надо готовить портрет, а портретом может быть только развитие общего культурного уровня нашего народа… Дело политическое налажено, независимость Беларуси в принципе защищена. Сейчас нужны фигуры, которыми можно будет помыкать то в одну, то в другую сторону и которые могли бы играть под большевистскую музыку. Такие лица есть, и слава Богу!..»

101

Из обращения бывшего консула БНР в Москве А. Бурбиса, опубликованного на страницах газеты «Дзянніца»:

«Председателю Белорусского Советского Правительства Жилуновичу.

В торжественный момент строительства Белорусской Рабоче-Крестьянской Республики желаю в Вашем лице рабочим и крестьянам Белоруссии защитить, как стальной щетиной, мировую социальную революцию от международного империализма. Передайте трудящимся белорусам о моей готовности, как при самодержавии, бороться теперь за Советскую мировую федерацию трудящихся и социализм».

102

Тогда же, 18 февраля 1919 г., А. Луцкевич складывает с себя обязанности председателя Совета министров и министра иностранных дел БНР. На этих постах его должен был заменить после возвращения с Украины А. Смолич. Временно же руководство БНР перешло к остававшемуся в городе Л. Зайцу.

103

А. Смолич позднее дал показания на допросе в советской тюрьме:

«Для реализации этого займа, однако, необходимо было ехать в Берлин, так как прямое сообщение было прервано благодаря отступлению немцев. В Берлине встретились значительные трудности в финансовых вопросах в связи с приближавшимся падением директории, почему и пришлось там задержаться…»

104

В состав «директории» вошли А. Баханович, С. Иловайский, П. Евреинов, П. Минков и Г. Бондарук. Александр Баханович, скорее всего, был родом из местечка Озеры под Гродно. Закончив Виленское пехотное училище, дослужился до поручика инженерных войск в составе Первого Сибирского полка. Его склонность к авантюрам проявилась еще в годы русско-японской войны. В Первую мировую войну создает Гродненский войсковой союз, а после большевистского переворота возглавляет Центральный комитет объединенных общественных организаций Гродненской губернии. Летом 1918 г. он получил полномочия от Виленского Белорусского национального комитета на ведение переговоров с советскими и немецкими властями относительно возвращения беженцев в западные губернии. Тогда же он переезжает в Киев, где присоединяется к Киевскому Совещанию белорусских политических деятелей — организации офицеров монархистского направления. Здесь, в Киеве, Баханович вступает в конфликт с представителями БНР — А. Цвикевичем и М. Довнар-Запольским, которых настоятельно требует «изъять из “высоких сфер”». В конце 1918 г. он перебирается из Киева в Одессу, где пытается в качестве представителя от Беларуси получить от французкого командования пропуск на мирный конгресс в Париже.

105

Позже этот документ дал возможность И. Падеревскому поставить под сомнение полномочия прибывшей на Парижскую мирную конференцию белорусской делегации, а один из лидеров эндеков С. Грабский на заседании польского Сейма 3 апреля 1919 г. заявил, будто белорусы прислали петицию с 70 тыс. подписей от имени почти 400 тыс. человек с просьбой о присоединении к Польше. У этой истории было и продолжение. После возвращения в Гродно К. Цвирко-Годыцкий был арестован по распоряжению местных белорусских властей и заключен в тюрьму. Во время его этапирования в сопровождении белорусского эскадрона на городской вокзал, откуда его должны были перевезти в Ковно, местный отряд ПОВ предпринял попытку отбить Цвирко-Годыцкого, в результате чего один из нападавших погиб. Но самое любопытное, что прошедший в конце года в Ковно суд К. Цвирко-Годыцкого оправдал.

106

Едва ли не самым главным вопросом на совместном заседании было распределение украинского кредита. Учитывая катастрофическое финансовое положение почти всех членов правительства, была составлена «Исходящая ведомость на выплату пенсии и суточных Совету народных министров БНР», согласно которой каждый из членов кабинета министров получил выплаты за последние пять лет.

107

Кроме того, А. Луцкевич утвердил, пускай и чисто формально, предложенные К. Езовитовым образцы военной формы. А вскоре полк получил официальное название 1-го белорусского гродненского полка пехоты.

108

Вскоре миссия насчитывала уже три отдела: консульский, военный и отдел прессы. В состав миссии входили В. фон Дитман и Козловский, выполнявшие обязанности секретарей, юридический консультант Бруно Миллер и Я. Натусевич, выполнявший обязанности дипломатического курьера.

109

«Я должен был работать дальше в Гродно, — вспоминал позже сам А. Смолич, — и вообще на белорусской территории и попытаться наладить работу под польской оккупацией, охватившей уже тогда большую часть Гродненщины. На этот раз долго работать в Гродно не пришлось, так как в апреле город был уже занят поляками. Местные польские националисты были настроены против меня за мои выступления на митингах и за работу Крестьянской рады, так что оставаться в Гродно было небезопасно. Вскоре мне удалось выехать в Варшаву, где я надеялся договориться с польским правительством… о конкретных возможностях белорусской работы в период оккупации. В течение месяца я вел переговоры с правительством Падаревского, с сеймовыми клубами, но почти безуспешно…»

110

В своих показаниях Б. Тарашкевич утверждал:

«Организацию этого съезда поручили мне как представителю Виленщины и Алексюку как представителю Гродненщины. За разрешением на съезд мы обратились к “Гражданскому комиссару восточных земель” Осмоловскому. Тот ответил, что это дело большого политического значения, которое может разрешить только Славек, начальник второго отдела в Вильно. То же мне сказал и Ян Пилсудский, тогда комиссар гражданский города Вильно, добавив при этом частным образом, что Славек является правой рукой Пилсудского по всем политическим делам. Мы обратились к Славеку. Назначил нам прием на своей частной квартире. Принял нас любезно. Говорил, что слышал обо мне от моих общих знакомых, о моем участии в ученические годы в польском движении за независимость, рассказывал о своей боевой революционной деятельности (между прочим, о Безданах). Согласился дать разрешение на съезд и в конце взволнованным голосом сказал: “Было бы делом необыкновенной политической важности, если бы вы могли провести на этом съезде провозглашение Пилсудского великим князем Великого Княжества Литовского”. Я был смущен таким неожиданным предложением и замолчал, Алексюк тоже не ответил утвердительно, а теперь мол, посмотрим. На прощание просил держать этот разговор в тайне, вынул связку бумажных царских рублей (кажется, 10 тыс. — так говорил Алексюк) и передал Алексюку на организационные расходы по съезду. Деньги Алексюк принял и возгорелся вообще охотой к предложенному плану и сотрудничеству с поляками. Когда после выхода я заявил ему, что и деньги, и все предложения Славека неприемлемы, он заявил, что всю ответственность берет на себя и будет действовать самостоятельно. О предложении Славека я говорил Ивану Луцкевичу и, вероятно, Смоличу и Душевскому, а о полученных Алексюком деньгах знали и другие…»

111

«В мае 1919 г. в Варшаву приехал Смолич для установления связи с краем, — писал Б. Тарашкевич. — Имел собеседование с Пристором, тогдашним вице-министром труда, с пэпээсовцами и прочими людьми так называемой “левицы пилсудчиковой”. Постоянным представителем БНР в Варшаве был назначен инженер Дубейковский. Понятно, что никто этого представительства не признавал, но был создан легальный Белорусский комитет в Варшаве, который регистрировал белорусов и даже выдавал им белорусские бэнээровские паспорта. Этот комитет сносился по всем текущим делам с властями, как бы вроде белорусского консульства. Смолич вызвал меня в Варшаву для согласования работы с краем и использования моего знания польского языка и личных знакомств на варшавской почве. Он передал мне такие директивы белорусского правительства относительно работы и политической линии: 1) Создать краевую организацию Виленщины и Гродненщины; 2) Создать белорусскую прессу; 3) Обратить особое внимание на создание белорусских школ и издательств. Рекомендовали двойную тактику — с одной стороны, оппозиционную прессу, с другой стороны, сотрудничество с поляками, дабы “вырвать, что удастся”, особенно в области просвещения и кооперации… Смолич указал, что бэнээровское правительство в известных пределах может субсидировать работу из своего фонда, полученного путем займа от украинцев».

112

В июле 1919 г. А. Цвикевич едет в Украину в качестве главы специальной делегации. Но только в начале октября 1919 г. белорусская делегация наконец сумела попасть в Каменец-Подольский и встретиться с Петлюрой. Украинское правительство на этот раз признало полномочия белорусских представителей и назначило своего посла при правительстве БНР. Начинаются очередные переговоры по поводу получения нового кредита. Одновременно Евгения Алексюк, сестра П. Алексюка, отправляется с миссией через линию фронта, чтобы обменять нереализованный вексель берлинского банка.

113

6 июня 1919 г. на совместном совещании в Ковно членов БНР и Министерства белорусских дел принимается решение отказаться от всех прежних споров и недоразумений и работать вместе в одном направлении.

114

К. Езовитов направился в Ригу в качестве руководителя военно-дипломатической миссии БНР в Латвии и Эстонии.

115

Одновременно К. Терещенко вел неофициальные переговоры с князем Анатолием фон Ливеном, командующим добровольческим русским отделом при балтийском ландсвере.

116

Еще 7 сентября 1919 г. в Риге был избран президиум Рады белорусской колонии, в состав которого вошли И. Данилюк, А. Степура, П. Цветков и Н. Гордиенко. Кроме того, особый представитель миссии по делам беженцев Михельсон организовал в Нарве Белорусский беженский комитет, связался с американской миссией Красного креста и с ее помощью организовал питание беженцев в округе.

117

Правда, опубликованная на его обложке карта БНР, которая включала и часть поветов Латвийской республики, стала для Риги весьма неприятным напоминанием о территориальных претензиях белорусов. В итоге распоряжением латышского министра внутренних дел журнал был конфискован. Кроме того, в ноябре 1919 г. латвийская пресса обрушилась на белорусское представительство за то, что, принимая граждан в свое подданство, оно способствовало уклонению их от воинской повинности.

118

Недаром генерал М. Юденич высказался о своем подчиненном в том смысле, что тот с военной точки зрения не более чем преступник, но вообще «…молодец и полезен при существующих обстоятельствах».

119

Вильно.

120

При этом бросаются в глаза как заочный характер диалога, так, собственно, и сам способ национальной самоидентификации.

121

Стоит упомянуть, что за свой переход на белорусскую сторону генерал попросил 400 тыс. марок.

122

Согласно подписанному в феврале 1920 г. соглашению, монопольное право на продажу марок БНР передавалось Аркадию Лившицу.

123

К сожалению, эта тема все еще мало изучена, поэтому вопрос о признании Финляндией независимости БНР остается открытым.

124

О самом Е. Ладнове известно немного. Родился он 7 июля 1880 г. в городе Двинске Витебской губернии. Профессиональный военный, но при этом — член военной организации эсеров в Одессе в 1905–1907 гг. После Февральской революции какое-то время был заместителем председателя Харьковского губернского совета крестьянских дерутатов. Принимал участие в Государственном совещании в Москве и Первом всебелорусском съезде (был даже избран в состав его исполкома). После октябрьского переворота за антисоветскую деятельность был уволен из армии. В 1918 г. среди прочего исполнял обязанности консультанта при делегации Народного секретариата БНР в Киеве (тогда же, согласно собственным воспоминаниям, был организатором антинемецкого партизанского движения в Украине). В ноябре 1918 г. переезжает в Одессу, откуда позже как член местного белорусского национального комитета отправляется в Париж. (Согласно А. Луцкевичу, кандидатуру Е. Ладнова в качестве члена белорусской делегации на мирной конференции предложил А. Цвикевич.) Прибывает в Париж 1 марта 1919 г. — почти на два месяца раньше, чем туда добрался сам А. Луцкевич. В этом Ладнову помог Евгений де Вулич — член французской военной миссии, с которым он и дальше поддерживает тесные отношения. Вскоре Е. Ладнов получает звание полковника, назначается министром обороны БНР и становится главой белорусской делегации.

125

Кузьма Терещенко родился в октябре 1888 г. в Рославском уезде Смоленской губернии в семье зажиточного крестьянина. В годы первой русской революции, будучи членом партии эсеров, он поджег отцовское хозяйство, выступая против собственности на землю. Позже, получив образование, работал агрономом. С началом войны рядовым попал в армию. Там же происходит его белорусизация. Осенью 1917 г. Терещенко становится одним из активных участников белорусского военного движения на Северном фронте и как представитель от железнодорожников Пскова и военных-белорусов делегируется на съезд в Минск. Осенью 1918 г. кооптирован в состав Виленской Белорусской рады. В середине ноября того же года получает назначение литовского правительства на должность комиссара Гродненского повета, но уже через несколько дней приказом министра внутренних дел Литвы его направляют комиссаром в Волковыск. Именно К. Терещенко становится одним из главных оппонентов И. Воронко и проводимой им от имени Министерства белорусских дел политики.

126

И. Воронко, В. Захарко, П. Кречевский.

127

Тогда же прошла встреча делегации Временного белорусского национального комитета и комиссара Минского округа В. Рачкевича.

128

Минский визит Начальника Польского государства в литературе часто представляется едва ли не триумфом федералистской идеи.

129

Забегая вперед, нужно сказать, что с военной точки зрения этот проект совершенно себя не оправдал. По оценке польского Генерального штаба, большинство солдат и офицеров не имели высокого боевого значения, кроме того, были людьми «с низким уровнем национального самосознания». Единственным лояльным человеком в Военной комиссии сами поляки считали только… самого П. Алексюка.

130

А еще через два дня, 22 ноября 1919 г., польский Сейм принимает решение о фактическом присоединении оккупированных территорий к Польше.

131

Вполне возможно, что белорусский премьер имел предварительную договоренность с польской стороной о добровольном роспуске Рады или, по крайней мере, план по нейтрализации своих противников. Но, уже прибыв на место и столкнувшись с организованной оппозицией, он был вынужден отказаться от своих планов.

132

Позже ключевым вопросом стало выяснение, на чьей же стороне было легитимное большинство членов Рады. В. Ластовский писал, что на третье заседание зарегистрировался 71 делегат, из которых мандаты 16 были признаны недействительными. Это давало кворум в 28 (27) человек. В Юбилейном доме, где заседала сессия, находилось 32 члена Рады и еще 9 кандидатов, которые и были позже кооптированы в состав Рады. На стороне А. Луцкевича, таким образом, выступило меньшинство — 23 делегата.

133

Уже в начале февраля он встречается с Ю. Пилсудским в Вильно, где среди прочего обсуждает дальнейшую судьбу белорусских военных частей в составе польской армии.

134

Глава белорусской делегации в Париже Е. Ладнов сообщал ему по этому поводу:

«Я подал официальное заявление в Министерство иностранных дел [Франции. — А. Ч.], и мне ответили, что распоряжение в посольство в Варшаву о выдачи Вам визы послано. Будьте любезны справиться, если нет извещения, телеграфируйте срочно, я немедленно представлю Вашу телеграмму во Франции министру иностранных дел. Происходит что-то загадочное! Письма и телеграммы либо задерживаются, либо вовсе не доставляются. Вам необходимо быть здесь, и чем скорее, тем лучше! Если не получите визы в Париж, просите в Прагу, а оттуда телеграфируйте мне, и Вам виза будет дана. Я предусматриваю в данном случае крайний выход, крайнюю меру. Вас надули, вызвав в Варшаву, удалив таким путем из Парижа. <…> Здесь враги Ваши старались убедить русские круги, что Вы способствуете полякам аннексировать и разделить Беларусь. Все возможное, чтобы рассеять такие подозрения, я сделал, но прошу и Вас принять необходимые меры. Ваше отсутствие здесь почти гибельно для дела. Париж, а не Варшава решает судьбы народов!.. Вашими сообщениями о расколе и “авантюрах” я подавлен. Случилось то, что я предвидел, предчувствовал, принимал все меры, чтобы предупредить, сознавал всю гибельность партийных и личных счетов в столь ответственный момент… Нужно протестовать против действий поляков, но до Вашего приезда откладываю со дня на день…»

135

Следует добавить, что премьер БНР был «интернирован» в отеле «Saski» в самом центре Варшавы, а сама переписка с парижской миссией велась при помощи чешских дипломатов.

136

Уже на следующий день они собрались снова, чтобы от имени Наивысшей Рады выдать А. Луцкевичу полномочия на заключение торговых соглашений и получение займов.

137

Е. Ладнов писал:

«Сегодня в телефоне князь Львов сообщил Кондратовичу, что русская делегация приняла постановление заявить мирной конференции, что она предпочитает Независимость Беларуси разделу ее между Польшей и Советской Россией… Как видите, обстоятельства складываются для нас чрезвычайно благоприятно, и, если бы не этот злополучный раскол-провокация, мы стали бы в положение наиболее выгодное из всех прочих государств новообразованных. Можно было бы сказать: мы были скромны, много терпели, и Бог нас наградил… Хорошо бы было, если бы Директория непосредственно от своего имени из Варшавы… уведомила мирную конференцию о ее избрании и о передаче ею исполнительной власти Кабинету Луцкевича с перечислением фамилий всех министров…»

«Нам нужно продержаться два месяца, и наше дело будет на твердом фундаменте», — добавлял он в другом послании, после чего просил постараться получить от С. Петлюры очередной кредит для правительства: «По истечении двух-трех месяцев мы сумеем возвратить ему все с благодарностью…»

138

Кроме него в состав польской делегации вошли руководитель минского округа В. Рачкевич, политический референт II отдела командования Литовско-Белорусского фронта поручик С. Воевудский и руководитель II отдела ротмистр Стамировский. Белорусское представительство было почти в два раза больше. В его состав вошли В. Ивановский, И. Лёсик, А. Смолич, А. Власов, С. Рак-Михайловский, И. Середа, К. Терещенко и о. Абрантович.

139

Впервые с белорусским движением С. Воевудский столкнулся еще в годы учебы в гродненской гимназии. Примерно с осени 1919 г. как представитель II отдела польского Генштаба в Вильно он начинает заниматься белорусскими делами. В своем письме к А. Луцкевичу в середине декабря 1919 г. Б. Тарашкевич представлял С. Воевудского как своего «старого приятеля… политического референта по белорусским делам».

140

Вторым пунктом значилось поручить представителям правительства А. Смоличу и В. Ивановскому выразить протест против выступления польского министра иностранных дел Скульского, который накануне заявил о том, что белорусы якобы согласились на культурно-национальную автономию и отказались от своей независимости.

141

Б. Тарашкевич вспоминал о том, как во время Варшавской битвы в августе 1920 г. В. Ивановский ощутил себя внезапно польским патриотом и собирался с оружием в руках защищать Родину, тогда как К. Терещенко «…весело насмехался, глядя на растянувшиеся по варшавским улицам беженские “кулацко-помещичьи” обозы, и с радостным волнением бродил варшавскими вечерами, слушая отзвуки близкой канонады».

142

Любопытно, что телеграмма была отправлена не из Берлина, а из Праги.

143

Правда, еще в Минске перед отъездом у него случился острый конфликт с Т. Грибом, который обрушился с критикой на главу правительства БНР.

144

Еще раньше специальной грамотой В. Ластовский признал… независимость Латвии (5 апреля) и Эстонии (7 апреля). Уже позже, летом, В. Ластовский поручил И. Черепуку вести переговоры с Эстонией по вопросу признания независимости БНР. В ответ министр иностранных дел Латвии прислал официальное письмо, в котором высказал удовлетворение тем фактом, что новое белорусское правительство сохраняет прежние дружеские отношения. Но уже осенью 1920 г. в связи с критическим финансовым положением возник вопрос о закрытии миссии.

145

Массовый подъем партизанского движения, связанный в первую очередь с активизацией военных действий на польско-советском фронте, пришелся на весну-лето 1920 г. и носил целенаправленный характер, так как еще в январе 1920 г. ЦК КП(б)ЛиБ взял курс на подготовку всеобщего вооруженного восстания и создание вместе с белорусскими эсерами единого антипольского фронта. Значительную роль в организации повстанческих отрядов сыграла созданная в январе 1920 г. Белорусская коммунистическая организация. К декабрю 1919 г. в Беларуси действовало около 43 партизанских отрядов. Весной 1920 г., по неполным данным, в Минском повете было 11 партизанских отрядов, в Бобруйском — 28, в Мозырском — 12, в Игуменском — 10, в Пинском — 8, в Слуцком — 10, а всего в партизанском движении участвовало около 12–16 тыс. партизан. Количество в 20 тыс. партизан под руководством белорусских эсеров, которой оперируют некоторые исследователи, кажется завышенной.

146

Вслед за авторами «Краткого очерка белорусского движения», составленного в недрах Дефензивы, о подписанном якобы еще в октябре 1919 г. в Смоленске соглашении упоминают большинство исследователей данной темы. Проблема, однако, в том, что кроме самой работы, других источников, указывающих на подобный договор, пока не выявлено.

147

Одновременно А. Валькович от имени БПСР связывается с украинскими эсерами с предложением о совместном выступлении.

148

«Так как в силу господствующих обстоятельств Советское Правительство недостаточно осведомлено о положении дел в Белоруссии и принимая во внимание, что Белорусское Правительство действует на территории, занятой вооруженными силами страны, находящейся в состоянии войны с Советской Россией, Советское Правительство ввиду дошедших до него сведений о перевороте, совершившемся внутри Белорусской Рады в декабре месяце прошлого года, а также сведений о репрессиях по отношению к Раде в целом и к отдельным белорусским государственным деятелям польскими оккупационными властями, получившими таким образом возможность влиять на состав и на направленность белорусских властей, Советское Правительство видит себя принужденным прежде всего запросить у Белорусской Военно-дипломатической миссии сведения о том, представителями какого именно Правительства они являются…»

149

В инициативную группу по созыву конференции вошли В. Ластовский, К. Езовитов, И. Воронко, И. Черепук, А. Коробач, Ю. Гладкий и Г. Козячий.

150

Всего в конференции приняло участие десять человек: представители ЦК партии эсэров П. Бодунова и И. Мамонько, Центральной Заграничной рады — И. Черепук, Г. Козячий, Станевич, Н. Сорока, Мышко, представители Минщины А. Валькович и Касатая, Гродненщины — Г. Злоцкий.

151

С. Житловский родился в Витебске в 1870 г. в семье влиятельного и состоятельного купца. После окончания Смоленского реального училища поступает в Московскую консерваторию и одновременно в качестве слушателя посещает юридический факультет. Преподавал музыку в витебских училищах.

152

А. Валькович был консулом и особым уполномоченным БНР по беженским делам на Кавказе, руководителем канцелярии Рады министров и исполняющим обязанности министра финансов.

153

В заседании участвовали П. Кречевский, П. Бодунова, В. Захарко, В. Ластовский, Е. Ладнов, А. Валькович, И. Мамонько.

154

Кроме него при миссии состояли бывший представитель Центросоюза А. Боровский и Давид Лурье, финансист и банковский деятель с Черниговщины, занимавший должность торгово-финансового агента белорусского правительства в Германии. Кроме всего прочего, он должен был помочь в реализации украинского кредита.

155

Еще один член делегации, Н. Маркевич, выступал в качестве частного лица и с В. Захарко фактически не контактировал. Третий же участник делегации, И. Черепук, и вовсе остался в Ревеле.

156

Правда, первоначально в состав белорусской делегации на переговоры с эстонским правительством были включены военный советник дипмиссии БНР в Эстонии и Дании генерал-майор Павел Вент, военно-дипломатический представитель БНР при правительстве Финляндской республики генерал-лейтенант Олег Корчак-Крыница-Васильковский, советник при военно-дипломатическом представителе БНР при правительстве Финляндской республики полковник Георгий Эльвенгрен и делегат министерства иностранных дел БНР И. Черепук. Тогда же В. Ластовский назначает генерал-лейтенанта О. Корчак-Крыница-Васильковского представителем БНР при правительстве Финляндской республики.

157

В ответ Вацлав Ластовский писал о… «30 тысячах организованных национальных сил», подготовленных для восстания в Беларуси.

158

Само заседание в документе называлось «Совместным собранием Совета народных министров, президиума Рады БНР с участием Чрезвычайной белорусской миссии в Москве и Шефа Военно-дипломатической миссии в Латвии и Эстонии».

159

Правда, к этому моменту и среди членов самой миссии наметились серьезные разногласия.

160

Примерно тогда же против советско-литовского соглашения выступили белорусские организации Вильно.

161

Будучи в Риге, правительство БНР пыталось получить признание по всем направлениям. В то время как В. Ластовский вел переговоры с Л. Василевским, А. Головинский и А. Овсяник несколько раз встречались с А. Червяковым.

162

Всего прошло два совещания — 2 и 4 октября 1920 г. Со стороны правительства БНР в неофициальной встрече с членами польской делегации в Риге участвовали В. Ластовский, А. Цвикевич и А. Овсяник.

163

Между тем в историографии прочно закрепилось мнение, что первоначально название этого образования должно было звучать как «Западная Беларусь» или, в другом варианте, «Литовско-белорусское государство». Кроме самого Вильно оно включало в себя Ошмянский, Виленский, Троцкий и Свенцянский уезды.

164

В совещании приняли участие А. Луцкевич, И. Станкевич, Ф. Еремич, кс. А. Станкевич, А. Коробач, М. Коханович, В. Ивановский и Б. Тарашкевич.

165

По некоторым данным, тот же Дергач якобы начинает готовить вооруженное выступление в городе против большевиков.

166

Автор считал «польское решение вопроса… чисто временным». Более того, В. Станкевич предсказывал, что «…белорусские группы, которые не догадаются своевременно разорвать с поляками, потеряют опору и связи в своем населении».

167

Примечательно, что одновременно II отдел потребовал у А. Луцкевича… отозвать самого К. Езовитова с должности руководителя балтийской миссии БНР.

168

Всего в армии С. Балаховича к началу ноября было около 20 тыс. человек.

169

Иначе Б. Савинков смотрел на Польшу:

«С ней у нас следующие общие цели: борьба с большевизмом, защита от захвата Германией. И следующие предметы разногласий: Восточная Галиция, Литва и Белоруссия, отношения с Румынией (с последней мы еще долго будем спорить из-за Бессарабии), для Польши же соглашение с Румынией желательно, чтобы иметь выход к южному морю. Вопросы первой группы жизненны и для нас, и для поляков, компромиссу не поддаются и много легче могут быть разрешены общими силами, чем каждому порознь. Вопросы второй группы не имеют такого значения и могут быть разрешены взаимными уступками; сложнее других вопрос о Литве и Белоруссии, здесь нам лучше уступить за счет первой (плебисцит), так как в Белоруссии сепаратизма почти нет и сохранение ее необходимо в силу принципа единства России. К весне будущего года нам придется воевать либо против Польши, либо в союзе с ней…»

170

По другим сведениям, главой временного правительства должен был стать А. Власов, тогда как П. Алексюку предназначалась должность министра внутренних дел.

171

«В этот самый праздничный в истории день, — говорилось в ней, — когда сбылись мечты ее лучших сыновей — ведь славная “Погоня” вьется над первым свободным городом Независимого Белорусского Государства Мозырем, в день, когда Политический комитет, будучи верным голосу Белорусского Народа, призвал к жизни Первое Правительство Независимой Беларуси, Комитет шлет Тебе, Глава братской нам Речи Посполитой, тебе, Маршал победоносной польской армии, Тебе, воин за свободу народов, Тебе, сыну нашей земли… свои горячие слова признания и благодарности, будучи глубоко убежден, что твой великий лозунг — Свободный со свободными — равный с равными, будет объединять два братских народа, возрождая славные события прошлого…»

172

Правда, сам же К. Радек находил этот план в данных обстоятельствах «невыполнимым».

173

Последними демаркационную линию перешли партизанский полк Вознесенского и остатки смоленского полка, всего около 2 тыс. человек. Часть отделов, однако, оставалась еще некоторое время на нейтральной территории. Всего в лагере в Лунинце было интернировано 884 офицера и 6936 солдат из армии генерала Булак-Балаховича, большую часть которых позже отправляли по железной дороге в Калиш. При этом, согласно донесениям польских офицеров, «при сдаче оружия часто случались оскорбления по отношению к солдатам и офицерам Балаховича». Пользуясь случаем, польские военные старались поживиться, отбирая у бывших товарищей по оружию… награбленное.

174

Сама газета выходила всего несколько недель и была попыткой возобновить прерванную традицию.

175

Одним из шагов в этом направлении стало создание так называемых «белорусских рабочих дружин». Кроме прочего они использовались с целью организации диверсионных групп для переброски на территорию Советской России. Согласно польским данным, на начало февраля 1921 г. их численность достигала около 1,5 тыс. чел. Правда, почти сразу с подписанием Рижского мира их личный состав сократился до 600 человек, а уже в конце апреля дружины и вовсе были ликвидированы.

176

«Вент… — сообщал в своем рапорте в Ковно один из сотрудников белорусской делегации в Париже капитан Каховский, — прямо стал говорить при мне и Ладнове, что нужно… начать дела с Польшей, где у него есть связи через друга его генерала Желиговского, и что он берется это дело устроить… На это полковник Ладнов стал при мне расспрашивать Вента, действительно ли поляки дадут деньги и как бы было хорошо это осуществить… Вскоре от разговоров о сближении с Польшей стали переходить к делу».

177

Еще не до конца сориентировавшись в ситуации, Е. Ладнов пишет письма членам Государственного комитета в Вильно с призывом прислать представителей во Францию, с тем чтобы создать свою собственную делегацию. «Таким образом сохранится наша старая фирма, — писал он, — которая пользуется симпатиями и доверием в правительственных и парламентских кругах, сохранится преемственность и значение делегации». Еще какое-то время казалось, что возникший конфликт между Е. Ладновым и кабинетом В. Ластовского можно разрешить. «Получил сегодня Ваше письмо о Ладнове, — писал осенью 1921 г. К. Езовитов, обращаясь к В. Ластовскому. — Успокоим его. А может он и выступать не станет, если сперва с ним как следует поговорить…» На политической конференции в Праге в октябре 1921 г. была создана специальная комиссия, которая рассмотрела обвинения Е. Ладнова о сотрудничестве правительства В. Ластовского с Германией и полностью их отвергла. Позже Е. Ладнов присоединяется к так называемому «полонофильскому» крылу белорусского движения, фактически возглавив Белорусский комитет в Варшаве.

178

«Сначала, — читаем в показаниях В. Ластовского, — связь с Виленской группой осуществлялась через Красковского, позднее через Биржишко и впоследствии, после вхождения белорусских послов в польский сейм, непосредственно с послами периодическими съездами в Данциге».

179

Как отмечает В. Акудович, Вацлав Ластовский первым попытался представить белорусское прошлое в возвышенно-героической форме и тем самым уйти от образа «народа-жертвы», вечно угнетаемого своими соседями.

180

Позднее Ю. Менке писала о болезненных амбициях В. Ластовского и его ревности по отношению к братьям Луцкевичам и той роли, которую они играли в белорусском национальном движении.

181

На невозможность полноценного признания Белорусской Народной Республики в инструкции дипломатическим представителям своей страны указывал министр иностранных дел Германии доктор Симонс. Он писал:

«…Что касается белорусов, хотелось бы отметить следующее: они с весны 1919 г. содержат в Берлине делегацию и неоднократно требовали от Министерства иностранных дел признания де-юре и финансовой поддержки. На это им был дан ответ, что мы придерживаемся принципа права народов на самоопределение и с симпатией относимся к самостоятельной Беларуси. Это и могло бы стать подтверждением наших симпатий, но постановления Парижского мирного договора предписывают нам определенные ограничения; мы не можем признать Беларусь де-юре, прежде чем это сделают страны Антанты. Разумеется, мы признаем Беларусь де-факто, пока данное белорусское правительство находится за пределами края и лишено всего того, что необходимо для функционирования органов государственного управления».

Резюмируя, министр требовал, чтобы сотрудники дипломатических представительств обращали внимание белорусов на то, что контакты с ними могут иметь только неофициальный характер.

182

Активный российский религиозно-общественный деятель в Гродно И. Корчинский еще накануне Первой мировой войны выступал последовательным противником расширения польского влияния на территории Гродненщины. Будучи протоиереем Борисоглебского монастыря (позже — настоятелем Софийского собора) и членом правления Гродненского Софийского православного братства, он являлся одним из инициаторов создания церковно-археологического музея, принимал участие в выборах в Думу и в депутации к императору. Уже позже, во время своей эвакуации в Москве, он служил при местных церквах, принимал участие в Поместном соборе. Настоящий перелом произошел с его возвращением летом 1918 г. обратно в Гродно, который все еще оставался под немецкой оккупацией. Польские источники сохранили эпизод, когда православный священник, бывший долгие годы членом археологического общества, теперь сам уничтожил мраморную доску с латинской надписью в храме, чтобы только оспорить права на него со стороны католиков. Не удивительно, что вскоре после вступления в город польской армии И. Корчинский был арестован. Он даже был вынужден обратиться с просьбой об освобождении к Начальнику Польского государства Ю. Пилсудскому, заверив его в своей лояльности новой власти. Но уже в конце 1920 г. И. Корчинский — православный капеллан при белорусском батальоне в Литве.

183

С литовской стороны в переговорах приняли участие Б. Балцис, В. Чарнецкас, П. Климас, С. Розенбаум, Ю. Шаулис и Д. Семашко. Сами переговоры проходили в зале Совета Министров Литвы. Однако, как отмечает Т. Блашчак, делегации не имели равного статуса. Если со стороны БНР в переговорах участвовали премьер-министр, министр юстиции и члены Рады, то с литовской — вице-министр иностранных дел, директора департаментов и послы Сейма.

184

Планы самих белорусов шли еще дальше.

«Правительство БНР соглашается, — говорилось в проекте дополнений к договору между Литвой и БНР, — чтобы все его военные формирования, произведенные на литовской территории, были использованы правительством Литовской демократической республики для обороны последней. О порядке исполнения сего параграфа договора между сторонами имеется особое соглашение. Проект особого соглашения: правительство Белоруссии обязывается немедленно приступить к формированию белорусской национальной армии как путем добровольного набора, так и путем мобилизации своих граждан на территории Литвы и освобождаемых частях собственной территории. Правительство Белоруссии обязывается подчинить свои войска в оперативном отношении Главному штабу литовской армии, в состав которого должны войти представители министерства обороны Белоруссии. Снабжение белорусской армии, экипировка и полное содержание относятся на счет казны Литовской республики до момента вступления белорусской армии на собственную территорию. Белорусская армия постепенно, по мере занятия ею собственной территории переходит на содержание казны Белорусской Народной Республики. До этого времени правительство Белоруссии обязывается употребить все средства на то, чтобы получить со стороны все необходимое для его войск. Существующие белорусские воинские части в литовской армии вступают в состав войск белорусского правительства».

Судя, однако, по количеству вопросительных знаков, оставленных на документе сотрудниками литовского Министерства иностранных дел, отклика этот документ среди них не нашел…

185

24 ноября 1920 г. В. Ластовский отправляет письмо к председателю президиума Рады БНР П. Кречевскому.

«Для характеристики договора посылаю вам копию, при этом настоятельно прошу пока что сохранить в самом строгом секрете. Лиц, которых можно в нее посвятить, Вы выберете сами. Подписано дополнительное соглашение пока что только о кредите. Литва дает нам в долг 1 млн марок, которые выплачиваются в следующие периоды: 13.11.20 – 100 тыс., 25.11.20 – 200 тыс., 05.01.21 – 250 тыс., 05.04.21 – 250 тыс. и 05.07.21 – 200 тыс. Полученные 100 тыс. решено назначить так: 20 тыс. в Ригу, 27 тыс. дать в Ковно на организацию представительства и пенсии, 5 тыс. Воронко за работу в делегации, 10 тыс. Цвикевичу авансом в счет пенсии, 7 тыс. аванс Головинскому в счет пенсии, 15 тыс. аванс в счет пенсии мне, 3 тыс. в Прагу, 3 тыс. в Копенгаген, 3 тыс. на переезд. Как только Валькович получит деньги, пускай сразу же выезжает в Ковно. С марочным вопросом теперь нет страха, и нам лучше всего дождаться времени истечения контракта и после самим приступить к реализации. Если же есть надежда взять под наш контроль марки, которые находятся в Берлине, то пускай едет только для этого одного дела, не ожидая их реализации. Кроме этого мы получили от Литвы обещание помочь нам в поиске кредита за границей. Более-менее в размере 10 млн. И получили от них рекомендательное письмо. Цвик телеграфировал, что этот вопрос налаживается. Говорит: “Есть надежда”. Чисто политическую часть, которая вытекает из международной конъюнктуры и для нас весьма заманчива… отражать на бумаге было бы преждевременно. Согласно нашему договору, правительство имеет право организовать постоянную базу в Литве. По многим причинам, однако, я бы придерживался того, чтобы все правительство не переезжало. Кроме прочих важных причин, это связано и с отсутствием квартир. Располагаться в какой-нибудь гаргарине суверенному органу и неприлично…»

186

Уже весной 1921 г. А. Овсяника на этом посту заменил А. Валькович. Заместителем консула до своего отъезда в США в апреле 1922 г. был И. Черепук. К основным (и единственным) функциям консульства можно отнести выдачу паспортов БНР и свидетельств о праве нахождения на территории Литовской Республики.

187

Первоначально бюро размещалось в ковенском отеле «Метрополь» и только позднее переехало в четырехкомнатное помещение по проспекту Витовта, 30. Редакторами «Бюллетеня» в разное время были К. Дуж-Душевский, А. Овсяник, И. Лурье и А. Валькович. Правда, «Бюллетень» выходил нерегулярно, иногда с перерывами в несколько месяцев.

«Первоначально, — отмечает Т. Блащак, — экземпляры бюллетеня высылались нескольким подписчикам, на пике деятельности бюро их число выросло до семидесяти. Сообщения, которые передавали редактора газет, обычно подавались в Пресс-бюро без указания источника информации. Исключение было сделано только для официальных сообщений БНР».

Кроме того, в Ковно начинает выходить газета «Беларускі сьцяг».

188

Другим поводом возникших недоразумений стали изменения в гербе, которые накануне своей поездки внес В. Ластовский.

189

Видимо, тогда же создается «братство» — организация масонского типа, в которую вошли руководители БНР. Вот как об этом писал В. Ластовский:

«Мы решили после переговоров дать взаимно торжественное обещание в том, что подобная история не повторится, что в будущем мы взаимно будем друг другу доверять, что, независимо от наших политических убеждений, мы обещаем верно служить белорусскому народу. Это внесло на некоторое время успокоение в среду президиума БНР. Нашу группу, связанную взаимным обещанием, мы решили назвать братством. Состояли в ней Кречевский, я и Захарко. Впоследствии мы включили в братство еще троих — Езовитова, Цвикевича и Красковского, а также решили считать состоящими в братстве Вальковича и Черепука, которые еще в Риге дали торжественное обещание верности БНР. Дальше этого в Ковно организация братства не пошла, так как А. Цвикевич, Гриб и др. не пожелали войти. Всего собраний братства было три, кроме первого для приема членов. Братство не имело ни своей программы, ни устава. Это предполагалось оформить впоследствии, но благодаря вновь возникшим трениям в среде президиума БНР не было оформлено».

190

Пункт о том, что Литва выступит гарантом в счет получения займа белорусами, был внесен отдельным пунктом в подписанное накануне в Ковно соглашение.

191

И. Лурье, бывший атташе при литовской миссии в Дании, перешел на службу БНР еще в конце 1919 г.

192

Тот же С. Житловский писал В. Ластовскому весной 1921 г. из Берлина:

«Очень прошу обратить внимание вашего Ковенского пресс-бюро [на то, чтобы] ничего не печатать, что может задеть Германию, с которой у нас будут торговые отношения. Но в то же время никому не должно быть известно официально о наших симпатиях к Германии».

193

Еще в конце октября 1920 г., вскоре после подписания прелиминарного договора в Риге, А. Головинский и А. Овсяник обратились к А. Червякову с просьбой «объединить усилия по защите интересов белорусских земель и обсудить возможность дальнейшего сотрудничества между разными белорусскими группами».

194

Любопытными представляются тезисы к проекту так и не состоявшихся переговоров белорусской делегации с Советской Россией: «Упразднение ревкомов, признание правительства БНР Ластовского… очищение территории БНР». Взамен — «обещаем военный союз против Польши». Советская сторона выдвинула требования: главное командование остается за Советской Россией, общая поддержка за границей, экономическая политика не расходится с политикой Советской России, конституция власти близка к Конституции Советской России, с началом переговоров прекращается движение белорусских партизан.

195

Правда, даже он соглашался, что заявление В. Ластовского «не претендовать на Советскую Белоруссию» парализует как раз белорусский национализм, враждебный большевикам.

196

Еще в ноябре 1920 г. в Минске прошел съезд эсеровской партии, на которой наметились три основные течения: первое — во главе с П. Бодуновой и Е. Трофимовым, которое стояло на позиции тесного сотрудничества с большевиками, второе — в лице С. Некрашевича, выступавшее за подпольную борьбу, и третье — возглавляемое И. Бердником, заявившее о своей лояльности к большевикам. Лоялисты победили. Было даже принято решение об исключении из партии В. Ластовского, И. Черепука и А. Вальковича.

197

Среди арестованных оказались И. Мамонько, Н. Маркевич, Г. Злоцкий и П. Бодунова.

198

В Москве он встречается с Л. Каменевым, полпредом РСФСР в Литве С. Араловым и Д. Жилуновичем, а уже на обратном пути в Минске — с А. Червяковым, В. Игнатовским и В. Кнориным. А. Головинский заявил, что партия белорусских эсеров «не делала никаких выступлений против советского правительства и в настоящее время желает установления прочной базы для сотрудничества с Коммунистической партией Белоруссии», а свое главное внимание «сосредотачивает на революционной работе в Западной Белоруссии, оккупированной шляхетской Польшей». В итоге было принято решение координировать работу эсеров и коммунистических партий в Западной Беларуси, с тем, чтобы к моменту «активных выступлений» создать единый руководящий центр.

199

«Исключительно же важной в данный момент является наличие материальных средств, — говорилось в документе. — Литовскому правительству хорошо известно, что этими средствами правительство БНР не обладает. Вести работу при таких условиях представляется совершенно невозможным. То, чего можно было бы при нормальных средствах достигнуть в течение недели, — на это приходится тратить месяцы. Не только развивать свою деятельность, но даже поддерживать то, что было сделано в предыдущие годы, становится все труднее и труднее… Масса сознательных сил и масса драгоценного времени пропадает зря — все из-за отсутствия средств. В особенности скверные последствия имеет это обстоятельство в отношении белорусского дела под польской оккупацией. Никто не может там положиться на помощь белорусского правительства, ибо у него нет денежных средств. Ни один арестованный за белорусскую агитацию также не может рассчитывать на самую скромную поддержку. Известие о заключении дружественного договора между Белоруссией и Литвой и обещание поддержки Белоруссии, выраженное в этом договоре, вызвало во всех уголках, где есть сознательные белорусские силы, чувство живой радости, подъем, укрепление веры в благополучный исход борьбы с полонизмом при деятельной поддержке братской Литвы. К сожалению, надежды эти и подъем начинают падать, ибо дело поддержки затягивается. Правительство БНР убедительно просит Литовское Правительство обратить серьезное внимание на эту сторону дела. Если Литовское Правительство искренне желает поддержать Белоруссию в деле ее возрождения, то необходима скорая и достаточная поддержка… Только при этом условии оно может укрепить свое влияние и власть в Белоруссии и не позволить вражеским силам, в первую очередь Польше, расстроить дружественное единение белорусского и литовского народов…»

200

17 июня 1921 г. К. Дуж-Душевский подал заявление о выходе из состава правительства, но его отставку не приняли. На рубеже 1921–1922 гг. он писал: «Нужно признать, что в то время, когда максимум нашей энергии и денег просаживали за кордоном, край наш был фактически предоставлен сам себе». В другом месте он добавлял: «Все известия, который к нам приходят, говорят нам, что как национальное, так и государственное движение ширится и усиливается. Это все происходит самостоятельно, без нашего, как ни горько это признать, фактического участия».

201

Этот пост он принял 7 июня 1921 г. к уже имеющейся должности министра юстиции

202

Кроме того, он, видимо, сохранял должности министра торговли и промышленности и замминистра финансов.

203

«Сначала, — читаем в показаниях В. Ластовского, — связь с виленской группой осуществлялась через Красковского, позднее через Биржишко и впоследствии, после вхождения белорусских послов в польский сейм, непосредственно с послами, периодическими съездами в Данциге».

204

В ответ на требования А. Луцкевича вернуть часть из выданной ранее суммы А. Цвикевич с раздражением писал:

«…Я ничего не брал — и поэтому никому ничего возвращать не собираюсь, и Ваши угрозы напрасны. Что касается Ваших дурацких причитаний и сентенций, так — простите — не нахожу нужным на них отвечать. Просто скажу, что до этого считал Вас более разумным человеком».

К. Дуж-Душевский позже вспоминал, что выступил против, когда оппоненты А. Луцкевича — П. Кречевский, А. Цвикевич и В. Захарко — собирались опубликовать компрометировавшие его документы.

205

Одним из первых расхождений между новыми союзниками стала высылка из Литвы по подозрению в связи с польской разведкой главы миссии БНР А. Овсяника. Оказавшись на территории Срединной Литвы, он был арестован польскими властями, после чего в распоряжение II отдела попала копия белорусско-литовского соглашения. Уже позже А. Овсяник был избран депутатом в польский Сейм от Блока национальных меньшинств.

206

В ответ на принятие Советом Лиги Наций проекта, который предусматривал автономию виленского округа в составе Литовского государства, председатель польской делегации официально заявил, что «…судьбу Виленщины может решить только воля местного населения».

207

Согласно Т. Блащаку, в Союз вошли представители основных партий: БПСФ (В. Захарко, В. Пигулевский, С. Яковюк), ПБСР (Т. Гриб, А. Головинский, И. Черепук), БСДП (А. Овсяник), Г. Конопацкий и Э. Будько.

208

Еще пять миллионов крон кредита министр иностранных дел БНР А. Цвикевич безуспешно пытался получить у правительства Чехословакии.

209

«Впрочем, — пишет А. Пашкевич, — поляки и не скрывали того, что их не очень волнует белорусская позиция, о чем свидетельствует, например, ликвидация с 1 января 1922 г. департамента белорусского просвещения при Временной комиссии Срединной Литвы или отказ Главного избирательного комиссара принять заявление БНК на белорусском языке».

210

Среди высланных из Вильно оказались И. Красковский — председатель Виленского БНК, В. Прокулевич и А. Якубецкий — члены президиума, М. Горецкий, А. Коробач, П. Неведомский и др.

211

Уже в январе 1923 г. торговое соглашение было расторгнуто.

212

Кроме того, ссылаясь на полученную из Министерства белорусских дел справку о выплате А. Вальковичу жалованья за работу «осведомителем», В. Ластовский обвинил последнего в сотрудничестве с литовской разведкой.

213

Позже батальон перевели в Мариамполь, где его вскоре преобразовали в Особую белорусскую роту.

214

Даже беглое знакомство с биографией Вячеслава Разумовича позволяет рассмотреть в нем неординарную личность. По непроверенным источникам, «атаман Хмара» был выходцем из мелкой польской шляхты, перешедшей в православие после восстания 1863 г. Родился в Гродно около 1886 г. В семнадцать лет поступил на учебу в Санкт-Петербург. На 1914 г. работал чиновником при государственном управлении по строительству шлюзов и каналов станицы Константиновская Донского округа. Добровольцем ушел на фронт. После окончания военной школы в Тифлисе в звании подпоручика служил на Турецком фронте на Кавказе, позже — в Галиции. Был ранен, но, выписавшись из госпиталя, продолжил службу уже на Северном фронте. К концу войны оказался в Румынии, где получил место чиновника в администрации одного из округов. Позже на короткое время вместе с семьей перебирается в Киев, где занимается торговлей (в документах встречается упоминание о его, возможно, вымышленном титуле «личного поставщика гетмана Скоропадского»). Осенью 1919 г., когда события в Украине приобретают драматический характер, через Львов и Варшаву В. Разумович перебирается на родину. В Гродно он устраивается в кооператив «Беларусь». Позже, на «процессе 45-ти» в Белостоке, со стороны обвинения утверждалось, будто Разумович после прихода большевиков являлся комендантом Гродно. Подтвердить это не удалось, но в документах фигурирует Разумович, помощник гродненского военкома.

215

Согласно утверждениям самого «атамана Хмары», за короткое время ему удалось организовать девять отделов, более тридцати партизанских районов и несколько десятков боевых отрядов с общей численностью около 6 тыс. человек.

216

Вера Масловская-Матейчук более известна под псевдонимами «Мурашка» (Муравей), «Белорусская Мурашка» или «Вера Мурашка». Родом из деревни Огородники Белостокского уезда, В. Масловская закончила белорусскую учительскую семинарию в Свислочи и некоторое время безуспешно пыталась открыть белорусские школы у себя в повете. Позже работала в белорусском приюте в Гродно, была членом Гродненской громады белорусской молодежи. На судебном процессе ей ставили в вину организацию антипольского подполья и непосредственно конспиративную связь со штабом партизанской группы в Меречи.

217

Примечательно, что почти одновременно с арестом поляками деятелей белорусского подполья литовскими властями был арестован и атаман Хмара. Его обвиняли в превышении служебных полномочий, насилии над мирным населением и антигосударственной деятельности. Через месяц атамана освобождают из форта VI в Ковно, где он находился в заключении, но только для того, чтобы он провел ликвидацию своего отряда. В итоге В. Разумович вступает в секретные переговоры с представителями советской разведки, и часть из оставшихся партизан пешим маршем через территорию Польши уходит в Советскую Россию. Следующие несколько лет В. Разумович провел между Гданьском и Прагой, безуспешно пытаясь заинтересовать своими услугами различные иностранные спецслужбы.

218

В политической биографии С. Яковюка больше всего вопросов вызывает даже не его «белорусскость» и не обвинения в том, что он присвоил большую часть средств, отпущенных литовским правительством на организацию партизанских отрядов в Польше, за которые якобы построил несколько домов в Гродно. Главную загадку заключает в себе небольшой листок бумаги, написанный собственноручно С. Яковюком осенью 1955 г. на имя начальника КГБ Литовской ССР с просьбой предоставить ему персональную пенсию как работнику ЧК с… 18 сентября 1918 г.

219

Тем не менее Берлинская миссия продолжала функционировать до конца 1925 г., выдавая заграничные паспорта. Всего за время ее существования их было выдано свыше 2 тыс.

220

«Нужно искать работу, а программой сыт не будешь» — таким был один из аргументов В. Ластовского.

221

На самом деле это была всего лишь еще одна попытка преодолеть политический кризис, в котором оказалась БНР. О том, что по своей сути идея Кривии ничем не отличалась от идеи «национальной Беларуси», пишет В. Акудович.

222

Всего в Чехословакии училось до двухсот белорусов. Интересна общая статистика белорусской диаспоры: 43 % считали себя атеистами, 77 % не знали ни одного иностранного языка. Тем не менее белорусам удалось защитить несколько диссертаций.

223

Обращение было опубликовано в ковенской газете «Эхо» 20 июля 1923 г.

224

Кроме того, на начало декабря 1923 г. была запланирована перерегистрация членов партии БПСР в Ковно.

225

По словам П. Бодуновой, в одной из бесед П. Кречевский будто бы заявил: «Я и один могу представлять Беларусь за границей!»

226

В своем письме к А. Луцкевичу из Ковно А. Цвикевич писал с плохо скрываемой иронией:

«Что вы там сделали с “дамой с яичками”? Она приехала с такими дифирамбами В. Ластовскому, что нам даже страшно стало…»

227

В качестве «сочувствующих» членов в Раду вошли представители белорусской диаспоры в Литве — А. Головинский, А. Валькович, А. Тыминский, латвийские белорусы — Красковский, Пигулевский и К. Езовитов, от американских белорусов — И. Воронко и И. Черепук, а также генерал Голубинцев как представитель белорусов в Болгарии.

228

Вскоре, однако, помощь Рады местным белорусским студентам из безвозмездной превращается в кредитную.

229

Инициативную группу по празднованию возглавил В. Прокулевич.

230

«Все белорусские послы и сенаторы, — вспоминал В. Рогуля, — были белорусскими не только по названию, но и по убеждению. Только одни выросли под влиянием польской культуры, на Мицкевиче и Словацком (Тарашкевич), другие — под влиянием русской, на Пушкине и Тургеневе (Рогуля, Назаревский и Богданович), третьи на независимой ниве (кс. А. Станкевич)».

231

Согласно следствию, убийцами оказались местные коммунисты, при этом главной жертвой покушения должен был стать сам Станислав Балахович. Попытки произвести покушение на генерала предпринимались и позже.

232

А. Павлюкевич был одним из немногих, кто в свое время на политической конференции в Праге поддержал П. Алексюка.

«Я определенно иду на компромиссы, я определенно сторонник Польши, — заявил он, обращаясь к сторонникам правительства В. Ластовского. — Та позиция, которую занимаете вы по отношению к Польше, отзовется после на тех партизанах, которые сидят в лесах…»

233

«Идея белорусского государственного строительства, которую попрал “демократический” Запад, — делал он вывод. — начала реализовываться на Востоке. Прошлый год, когда самоликвидировалось так называемое правительство Белорусской Народной Республики, закончив тем самым свое трагическое скитание по чужбине, — показал лучше всего, каким образом активные белорусские возрожденцы отнеслись к этой новой эре…»

234

Именно белорусские христианские демократы продолжали неизменно праздновать 25 марта на протяжении всех 1920–1930-х гг.