БНР. Триумф побежденных - [17]

В конце концов телеграмма привела к расколу в рядах Белорусской социалистической громады. Ее покинули левая фракция во главе с П. Бодуновой и некоторые члены Рады — М. Пашкович, Н. Козич, А. Карач, заложившие основу самостоятельной партии белорусских социал-революционеров.[69] Позднее К. Терещенко писал:

«Партия не была единой благодаря отсутствию постоянной программы и невыразительности лозунгов. Некоторые члены знали, что они с.-р., а почему и как, это никого не касалось. Правда, приток новых сил упорядочил партию, придал ей некую спайку, однако все-таки слабо…»

Среди главных программных требований новой партии были борьба с оккупантами и создание независимой белорусской республики.

Одновременно на Раду с критикой за ее политику «виляния хвостом» перед очередной оккупационной властью обрушились члены земства, которые высказались за создание собственного краевого представительства. Кроме того, тревожные известия поступали из Киева, где в конце апреля 1918 г. состоялся переворот и генерал Павел Скоропадский был провозглашен гетманом Украины.

Казалось, что если не сама «мужицкая республика», то по крайней мере ее идеология перестала существовать…

ГЛАВА 3 Благие намерения: правительство Романа Скирмунта

Каким образом создание Белорусской Народной Республики связано с традицией Великого Княжества Литовского? Ответить на этот вопрос при всей, на первый взгляд, его очевидности будет достаточно непросто. Особенно если выйти за рамки сложившихся стереотипов и посмотреть на него непредвзято.

Сама по себе белорусская идея — существование суверенного, крестьянского в своей массе белорусского народа — плохо вписывалась в концепцию феодальной монархии. Кроме того, в споре за «право на Вильно» среди национализмов, черпающих из этой истории свою идеологическую легитимность, у белорусского было меньше всего сил и амбиций. И все же как исторический, культурный и экономический центр Вильно казалось незаменимым, особенно в период, когда «культурные слои» самого белорусского народа только начинали формироваться.

В этом смысле Минск значительно уступал Вильно. В этой связи Д. Михалюк и П. А. Рудлинг пишут:

«Национальные деятели, соперничая за контроль над одной и той же территорией, создали свои собственные, временами совершенно несовместимые мифологии. Вильно было “духовным домом” белорусского национального движения и рассматривалось деятелями в качестве наиболее желанной потенциальной столицы. Однако белорусское национальное движение опоздало с появлением на политической арене…»

Не случайно еще в середине 1917 г. на очередной сессии Центральной белорусской рады звучали предложения перенести политическое руководство в Могилев или Витебск, чтобы вырваться из-под власти местных земств. Постепенно, однако, беженские организации и войсковые рады начинают видеть в Минске тот национальный центр, который должен помочь им вернуть утраченную родину. Но только Всебелорусский съезд фактически закрепил за ним эту роль, предвосхитив дальнейший вектор развития белорусского движения.

Парадоксально, но здесь, в Минске, миф о «белорусском характере Литовского государства», вероятно, звучал даже более убедительно, чем в самом Вильно. Постепенно, по мере того как терпели неудачу совершенно противоположные по своей сути политические инициативы виленских и минских белорусов (с одной стороны — реанимация конфедерации ВКЛ, с другой — создание «крестьянской» республики), начинается процесс диффузии, наложения этих концепций одна на другую. В первую очередь это происходило в сфере политической идеологии.

Так, под Первой уставной грамотой стояла печать Народного секретариата с изображением пересеченных снопа, косы и граблей. А уже два месяца спустя тот же Народный секретариат, рассмотрев доклад председателя И. Воронко, единогласно утвердил в качестве государственной печати республики рисунок, изображающий «печать белорусско-литовского князя Миндовга».[70]

Двумя годами позднее, уже будучи чиновником на службе Литовского государства, И. Воронко так объяснял выбор в качестве герба БНР символа ВКЛ:

«Право на герб “Погоня”, по моему мнению, имеет также и Беларусь, так как, во-первых, это герб не одного литовского народа, а бывшего объединенного Великого Княжества Литовско-Белорусского, а во-вторых, это право от России как литовцы, так и белорусы берут не обоюдным соглашением, а революционным по отношению к России способом. Кроме того, монополию на этот герб нынешняя новая Литва… могла бы иметь в том случае, если бы она претендовала и на территорию всей исторической Литвы[71], а не на одно наименование».

Сложнее было с выбором государственного флага, которым занималась особая комиссия по установлению эмблем и внешних знаков при Народном секретариате БНР. Согласно официальному сообщению комиссии, «большие затруднения в этом вопросе возникли в связи с тем, что литовцы, не имевшие в действительности никакой национально-политической эмблемы в виде флага, позаимствовали некоторые эмблемы у белорусов». (Официально флаг БНР был утвержден только 5 августа 1918 г., а его описание появилось спустя шесть дней в газете «Вольная Беларусь».)