Блуждающий в темноте - [5]

Нам с Сатти сказали, что по возможности один из нас должен постоянно находиться около заключенного. Не потому, что он представляет угрозу, а потому, что приближение смерти может сделать его разговорчивее. Ведь даже спустя двенадцать лет после ареста вопросов к нему оставалось немало.

Когда мы только получили это задание, говорилось, что Вику осталось жить дней пять-шесть, и я почувствовал облегчение оттого что мы не застрянем здесь надолго.

Прошло пять недель.

Присутствие Сатти обладало живительным действием. Он будто тянул жизненные соки из меня и питал ими нашего заключенного. К концу первой недели я уверился, что Вик вот-вот умрет. К третьей думал, что он крепнет, на исходе четвертой — что выздоравливает. Теперь, в конце пятой недели, я опасался, что Мартин Вик будет жить вечно.

Держать у себя преступника, которого ненавидит вся страна, — дело щекотливое, так что было решено тайно разместить Вика на первом этаже, в старом ремонтируемом крыле больницы. Оно занимало четверть этажа и имело только один вход. Лифт отключили, палату временно отгородили от остального отделения. Доступ туда осуществлялся через пожарный выход, ведущий к бетонной лестнице. Чтобы перейти в основной корпус, надо было спуститься по ней, пройти через регистратуру и подняться по главной лестнице по ту сторону перегородки. Теоретически это означало, что в палату Вика есть только один путь.

На практике же я чувствовал себя, как крыса в капкане.

Я поднялся по лестнице, а Сатти чуть поотстал. За конторкой бывшего сестринского поста сидел охранник по фамилии Ренник. В полном тактическом облачении: бронежилет, перчатки без пальцев, новая черная фуражка. С множеством прибамбасов, пристегнутых к жилету, — наручники, рация, электрошокер, пистолет, аптечка и патроны — он походил на игрушечного солдатика. Ренник с улыбкой перелистывал газетные страницы и почесывал ухо дулом штурмовой винтовки.

Пугать его не хотелось.

— Ренник, — тихо позвал я.

— Уэйтс, — ответил он, не поворачивая головы.

Положил газету на конторку и встал, одним движением отвернув дуло от меня.

— Ты же себе чуть башку не раскроил.

— На предохранителе стоит, — спокойно ответил он.

— За мной топает Сатти, так что лучше шевелись.

Ренник посмотрел на меня тем еще взглядом и с ленцой выдвинулся из-за конторки, будто сам об этом подумал. Я не возражал. Реннику было лет двадцать пять — года на четыре-пять меньше, чем мне, — но мы с ним в одном чине. Недавно я сдал экзамен на звание сержанта, хотя и не ожидал повышения. Мое личное дело было так запятнано, будто его окунули в дерьмо.

Сатти распахнул дверь и прошествовал мимо меня к посту. Вывернул карманы, достал телефон и навалился на конторку, расставив ноги.

— Обыскивать будешь?

Ренник молча подвинул ему лист учета посетителей. Сатти выпрямился, накорябал свое имя и пошел дальше. Он обладал уникальной способностью выводить людей из душевного равновесия и прямо-таки черпал из этого жизненные силы. В палате Вика рявкнул с порога:

— Ну, как тут мой храбрец-удалец?

Ренни с отвращением покосился на лист учета посетителей:

— Он всегда таким был?

— Сколько я его знаю.

Ренник поглядел в сторону палаты, пытаясь сохранять невозмутимое выражение лица, но любопытство победило.

— Вы оба по ночам дежурите… — кивнул он, держась за винтовку.

— За грехи сослали, — пояснил я.

У нас с Сатти на двоих было их столько, что священник в ужасе сбежал бы с исповеди. Ночные смены считались низшей ступенью службы в полиции и обладали мрачной привлекательностью для тех, кто в них не работал.

Постоянно по ночам дежурили только двое.

Я и детектив-инспектор Сатклифф. Остальные чередовали работу в дневные и ночные смены, а к нам относились с подозрением: вдруг это заразно и им тоже будет грозить вечная ссылка в ночную смену. В результате мы имели дело с самым дном преступного мира в одиночку, без контроля и вмешательства со стороны полиции в целом. Наше законное пребывание на улицах в городе с бурной и увлекательной ночной жизнью продолжалось с вечера до раннего утра. Время от времени к нам попадали проштрафившиеся коллеги, но потом либо брались за ум, либо подавали в отставку.

Мы с Сатти перевоспитанию не подлежали.

— Детектив-инспектор Питер Сатклифф… — прочел Ренник. — Не очень-то ему повезло с именем[3].

Из палаты доносилось тихое бормотание.

— По мне, так ему подходит, — ответил я.

Ренник ухмыльнулся:

— Я сержанту нашему сказал, что вас двоих приписали к Вику. Так он говорит, я, наверное, ослышался, потому что те, кто в ночной смене, не способны даже сосчитать елдаки в сортире.

— Только елдаки в больничном отделении, Ренни.

— Не знал, что людей нашего возраста вообще посылают в ночную смену. — Он не обратил внимания на колкость. — В смысле, на постоянку… — Ренник понизил голос. — Чем ты такое заслужил?

— Да ничем особым. — Видя, что он ждет продолжения, я добавил: — Сделал то, что нужно, не так, как нужно.

— А я другое слышал, — ухмыльнулся Ренник. — Больше не употребляешь? — В ответ на мое молчание он продолжил: — А то с чего вдруг такие перемены? Особо важное дело доверили.

Разумеется, он считал дело особо важным. Раз он к нему причастен.