Блуждающий в темноте - [2]

— Извините. — Он снова пошарил в карманах. — А, вот оно. — Он опустил на стол тяжелый конверт.

— Деньги? — с недоверчивым облегчением спросила Тесса. — Откупиться от меня хочет?

Водитель молча ждал, не глядя на нее. Тесса открыла конверт и высыпала содержимое на стол.

Глянцевые фотографии.

На первой — ее мать за работой в магазине. На второй — отец за рулем своей машины. На остальных — сестра с мужем и их малыши: Сара и Макс. На трех последних снова племянники, спящие в кроватках. Тесса подняла взгляд, не в силах ни говорить, ни дышать.

— Во всем этом есть и положительный момент, — произнес водитель. — Вы можете спасти им жизнь, Тесса. Одной запиской.

— Я вам не верю, — сказала она, задыхаясь. — Я не…

Водитель достал из кармана телефон, пролистнул что-то на экране, подвинул ей по столу. Тесса увидела домашний номер телефона сестры, по которому не звонила много лет. От прилива адреналина задрожали пальцы, но она нажала «вызов», смело глядя в лицо водителю. Трубку сняли сразу же.

— Приняли решение? — спросил незнакомый мужской голос.

— Кто вы?

— Вас должно интересовать, где я. И где буду, когда ваша сестра с детьми вернется домой через десять минут. Пишите записку, Тесса. Не знаю, как еще облегчить их участь. — Трубку положили.

Телефон в руке Тессы внезапно стал скользким. Она выронила его, огляделась, опустилась на стул и вытерла влажную ладонь о блузку. Неровным почерком списала две строчки, на третьей задержалась.

«Не ищите меня, — говорилось в ней. — Я устроила все так, что мое тело никогда не найдут».

Как можно медленнее она вывела последнюю строчку и подписала записку первой буквой имени. Подняла взгляд. Водитель стоял совсем близко, почти у нее за спиной.

— Меня будут искать, — сказала Тесса.

— Но не найдут. — Водитель огладил ее плечи. — Совсем ничего. Это из-за ребенка. Еще выведет на него, а он… Он человек семейный.

Тесса неотрывно глядела в пустоту комнаты. Ей чудились звуки пианино вдалеке.

— Слышите? — Она подняла руку и прислушалась.

— Людям часто что-нибудь мерещится, — ответил водитель. — Что вы слышите?

— Бетховена, — ответила она, переводя взгляд на кусачки. — «Лунную сонату».

Водитель взял ее за плечи. Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Он сжал ей плечи, будто по-дружески, и улыбнулся в ответ:

— Это ли не чудо?

I Люди ночи [1]

1

Позже эти выходные назовут пропащими. Из-за веерных отключений целые районы города остались без электричества с обеда пятницы до вечера субботы, и центр города на это время вновь стал волнующе-незнакомым. Без подсветки небоскребов, без уличных фонарей, кричащих витрин и фасадов к людям вернулась непосредственность, которой они были лишены еще несколько часов назад. Старики сподобились выйти дальше двора и говорили, что вон, мол, созвездия, которые не было видно десятилетиями, а подростки стайками шастали по улицам, несмотря на комендантский час, и пугали друг друга, светя фонариком телефона в лицо. Когда электричество включилось, город вновь засиял, ослепив огнями прохожих, словно зрителей яркого бродвейского шоу. Чувствовалось какое-то всеобщее воодушевление. Люди будто впервые увидели друг друга и старались с максимальной пользой расходовать ценное отпущенное им время.

В темноте возникло ощущение, что можно легко исчезнуть или родиться заново — просто перейдя из старой жизни в новую. Пока я шел на работу, это чувство казалось мне всеобщим, разлитым в воздухе, но на самом деле оно было только моим. Больше тридцати ночей кряду я сидел в больнице Святой Марии рядом с Оксфорд-роуд и наблюдал за тем, как умирает серийный убийца.

Когда дали свет, я как раз был там.

Маленькая палата в пустом коридоре, только я и Мартин Вик. Он был привязан к койке, от слабости не смог бы стоять, да даже рукой помахать бы мне не смог, если бы захотел. Тощие руки еле двигались и худели так быстро, что сдерживающие их ремни каждое утро приходилось затягивать заново. Так что и без света не было нужды приглядывать за ним и беспокоиться. Вот только за несколько секунд до включения резервного генератора мне показалось, что я его вижу.

В темноте он всегда виделся отчетливее.

Его глаза будто светились изнутри холодным пламенем, которое грозило не угаснуть и после того, как жизнь покинет тело. К моему облегчению, электричество вернулось, и палату наполнил приглушенный свет.

Я поднял взгляд. Мартин Вик улыбался.

Он сказал, что не помнит, как убивал. Отсюда и прозвище. Никто не поверил тому, что он якобы уже очнулся весь в крови. Газетные заголовки, статьи, сайты, называющие его Лунатиком, исходили сарказмом. Даже тем, кто не знал о его преступлении, становилось не по себе в его присутствии. Однажды новенькая медсестра сказала, что над ним будто висит проклятье, однако она явно была не в курсе всей истории.

Проклятье уже сработало.

Сбило его с пути много лет назад и завело в дебри. Для таких, как Мартин Вик, не было дороги назад, к людям. Если верить ему, он не имел понятия, как получилось, что он окончательно заплутал в жизни и оказался привязанным к больничной койке. И как вообще сюда попал.

Это если верить.

Несмотря на внутренний блеск, глаза его были безжизненными, черными, двигались медленно. Иногда он спал с широко открытыми глазами. Зрачки сливались с радужкой, так что не поймешь, куда он смотрит: то ли перед собой, то ли прямо на тебя. Иногда казалось, что ни туда и ни сюда, а иногда — что сразу всюду. А когда его взгляд останавливался на моем лице, появлялось ощущение, что за мной наблюдает скрытая камера и некто в голове Вика медленно, кадр за кадром, просматривает запись в поисках уязвимого места.