Блуждающие токи - [5]

— Федор Михайлович, — обернулся Лаврецкий к Федору, — Вы ведь занимались определением места таких станций. Не так ли?

— Да, приходилось, — сказал Федор.

— А не взялись бы вы за разработку этого вопроса с точки зрения системы предупреждения? Производственники спасибо скажут — реальная помощь. И для проблемы в целом не последнюю роль сыграет. Как вы на это смотрите?

— Что ж, можно попробовать, — сказал Федор. — Подумать надо.

— Подумайте. И через несколько дней приходите ко мне со своими соображениями. Обсудим.

Спустя неделю Лаврецкий вызвал Федора к себе и долго беседовал с ним. А еще через некоторое время ученый совет института утвердил Федору самостоятельную тему. Профессор Лаврецкий взял над ним личное шефство.

4

Они сидели на деревянном помосте на берегу канала, и под ними, под самыми их ногами, выгибаясь, словно лоснящиеся спины каких-то морских чудищ — моржей или тюленей, — проходили волны. Это, конечно, Женя придумала — насчет тюленей. Она сидела с краю, у самых перил, глядела на город, словно догорающий в предвечерней дымке, на воду, медленно и беззвучно проходящую внизу, и вдруг сказала:

— Смотри, Ким, как будто огромные тюлени выгибаются внизу…

По правде говоря, никаких тюленей он там не увидел. Да и глядел он в тот момент в сторону кухни, откуда Федор с помощью Ильяса тащил расписное блюдо с шашлыком и бутылки.

Это была первая получка Федора, и он уговорил всех поехать сюда, отметить событие. Он сам все организовал, подогнал к шести часам маленький автобус, и когда они приехали сюда, все было уже подготовлено: столы накрыты, плов заказан, и даже коньяк стоял в ведерке со льдом, хотя в магазинах коньяка нигде не было. Даже видавший виды Жора Кудлай только развел руками и изрек: "Экс унгве леонем!" Переход на латынь означал высшую степень удивления.

Они все оглянуться не успели, как очутились на этом деревянном помосте, в окружении огромных чинар, бог знает когда посаженных здесь, на берегу реки, в самом прохладном, пожалуй, месте города, если вообще можно говорить о какой-то прохладе в середине азиатского июля.

И все-таки здесь было легче дышать. Они всей кожей, всеми порами тела ощущали, как перекатываются через помост волны охлажденного воздуха. И это было так благостно, так приятно, что никому даже двигаться не хотелось. Они сидели разморенные, расслабленные и глядели, как Федор ловко расставляет перед ними тарелки, пиалушки, бутылки… Он был возбужден и полон знергии. Казалось, жара совсем не влияла на него, а если и действовала в какой-то степени, то лишь возбуждающе — легко и пружинисто он переносился с одного конца помоста на другой, исчезал неожиданно и так же неожиданно появлялся то со стопкой горячих лепешек, то с сигаретами, то с блюдом ювелирно нарезанного лука, словно тончайшее кружево белыми кольцами вздымающегося над тарелкой. При этом подавал он все такими шикарными размашистыми жестами, так обаятельно улыбался, и все его худощавое красивое лицо дышало таким нескрываемым удовольствием, что пораженный Гурьев воскликнул в какой-то момент:

— Послушайте, да ведь у вас талант!

— Спасибо, Вадим Николаевич, только боюсь, не тот, что нужен в лаборатории Лаврецкого.

— Заблуждаетесь, — покровительственно тронул его за рукав Гурьев, — именно этого нашей лаборатории не хватало…

— Что вы имеете в виду, Вадим Николаевич? — уязвлено откликнулся с другого конца Жора Кудлай. — Ильяс, — крикнул он, — нас с тобой пытаются дисквалифицировать.

— Непонятный дело, — мрачно проговорил Ильяс, стоя за спиной Федора в качестве подручного, — совсем непонятный дело.

— Успокойтесь, друзья, видит бог — никто не умаляет ваших достоинств, — Гурьев поднял вверх руки, — но, поймите меня правильно, катализатора нам не хватало… Не так ли, Ким Сергеевич?

— Пожалуй, — сказал Ким и посмотрел на Федора. Он был доволен, что так быстро и легко тот входил в их компанию, и в то же время что-то похожее на зависть терзало его, — нет, никогда бы не сумел он так, ничего бы у него не получилось.

— Ладно, хватит тебе, — крикнул он Федору, — садись и перестань бегать.

Но Федор лишь обаятельно улыбнулся и тут же умчался снова, чтобы через секунду появиться со свежими лепешками в другом конце стола.

— Вадим Николаевич, вы же старший, — взмолился Ким, — возьмите дело в свои руки!

Но порядка не было. Все время чего-то кому-то не хватало, и Федор без конца срывался с места. Ким постучал ножом по пиалушке, и когда шум немного утих, торжественно объявил:

— Слово имеет Вадим Николаевич Гурьев. Федору Катаеву сидеть на месте и слушать.

Гурьев укоряюще посмотрел на Кима, покачал головой, но все-таки встал, откашлялся и, опершись о стол руками, приготовился говорить. Легкий, дачного типа, пластиковый столик скрипнул железными ножками по доскам настила и едва не опрокинулся под тяжестью его тела. Хорошо, что Ильяс успел прихватить столик рукой.

Все опять развеселились.

— Пардон, месье, — кричал Жора Кудлай, — пока мы тут выясняли отношения, вы, по-моему, не теряли времени даром.

— Вадим Николаевич, рассчитывайте нагрузку по учебнику Гурьева. Хотите логарифмическую линейку?

Даже Галочка, секретарша Лаврецкого, сидевшая по левую руку от Жоры Кудлая, засмеялась и погрозила Гурьеву пальцем. Только Женя по-прежнему молча смотрела в воду.