Блуждающие токи - [32]
Вы меня поняли? Разве игра не стоит свеч?
Гурьев не отвечал. Он все так же неподвижно глядел куда-то в угол. Но в повороте его головы Федору увиделось что-то новое.
— Кстати, я слышал, что у вас в издательстве книга лежит по блуждающим?
— Лежит, — вздохнул Гурьев. — Уже два года. И неизвестно, сколько еще лежать будет.
— Так вот, — сказал Федор, — могу вам дать гарантию, не позднее, как через полгода вы будете держать в руках сигнальный экземпляр. Не верите? Хорошо. Не выполню — можете уходить. Договорились? Ну и прекрасно. А теперь, извините, меня ждут.
Он оказался прав. Он сказал тогда: "Я думаю, что это придет". Это прошло. Наша жизнь набирает темп, она сверкает всеми гранями, она полна блеска и напряжения, по-моему, она уже начинает бить через край, как он однажды выразился.
От нас не вылазят какие-то корреспонденты, нас снимают, интервьюируют, записывают на магнитофон. Остается только создать кинофильм, но, я думаю, за этим дело не станет.
Только что была телепередача. Мы смотрели ее вместе с мамой, — Хатаев произвел на нее неизгладимое впечатление. Она сказала, что он прирожденный артист, а ей можно верить? она в этих вещах разбирается.
Он так обаятельно улыбался, так мило шутил с дикторшей, так увлекательно и темпераментно рассказывал о нашей лаборатории, о блуждающих токах, что, я полагаю, он покорил не одно женское сердце.
Вообще надо сказать, что он великий мастер покорять сердца. Насмешливое и довольно колкое сердце Жоры он покорил настолько, что тот буквально молится на него, в рот заглядывает. А ведь это у Жоры надо заслужить!
Когда сегодня он представил по телевизору Жору Кудлая, молодого талантливого физика, который обобщил интереснейший материал по блуждающим токам и вот готовится к защите диссертации, я поняла, что защита, можно сказать, у Жоры в кармане. Жора это, видно, тоже понял. Они великолепно вели "импровизированную" беседу, из которой стало ясно, что именно сейчас отдел блуждающих токов наконец обрел себя, вышел на широкую дорогу, тесно связан с производством, и теперь-то, наконец, он принесет пользу народному хозяйству.
Ну, если Жору я еще могу попять, то присутствие на экране Гурьева было для меня полной неожиданностью. Правда, Вадим Николаевич сидел и молчал, только один раз он ответил на какой-то вопрос, и тем не менее… Странно…
Федор ведь и мне предлагал принять участие в передаче. Я сказала, что плохо выгляжу по телевизору и не могу рисковать перед столь широкой мужской аудиторией.
— Ну что ж, — обворожительно улыбнулся он. — Придется нам взять на себя защиту ваших интересов.
— Не стоит. Не утруждайте себя, — попросила я. Но он все-таки сделал это.
Он распространялся по поводу моих способностей и даже показал крупным планом фото, где я снимаю показания с какого-то прибора и грызу карандаш.
Он и Лаврецкого не забыл, сказал, что есть такой ученый, что он немало сделал для закладки теоретических основ пашей школы. Все так благопристойно, так деликатно!..
Вчера взорвался Ким. Честно говоря, я никак не ждала такого, да и никто не ждал, а меньше всего Федор.
С утра в большом шикарном зале института проходило совещание с представителями предприятий, организованное Федором. В президиуме некоторое время сидел сам директор, затем он оставил за себя Ганиева.
Мы выслушивали пожелания производственников и бесконечные заверения Хатаева, что теперь, дескать, все пойдет по-другому, все у пас перестраивается, ломается, мы повернулись лицом к производству, и результаты этого все могут теперь видеть — внедряемый нами профилактический метод защиты — реальная, действенная помощь производству, в отличие от прежних лет, когда лаборатория, только "брала" и ничего не давала..
И все это с комплиментами и реверансами в адрес Лаврецкого — основателя лаборатории. Как будто его уже на свете не было.
Я не выдержала, поймала Хатаева в перерыве. Он носился от одного директора к другому, рассыпался в остроумии, был радостно возбужден, голубоватые глаза его дрожали…
Когда я остановила его, он, по-моему, даже не понял, что произошло, кто я и что я, он по инерции весь был устремлен в тот угол зала, где находились сейчас директор комбината и инструктор горкома.
— Послушайте, зачем вы устроили этот спектакль?
Он попытался остановить на мне свои глаза, но у него ничего не получалось, зрачки бегали, он не видел меня, не понимал, что я говорю.
— Вы бы хоть имя Лаврецкого не трепали…
Вот тут до него, кажется, что-то дошло. Слово "Лаврецкий" как-то смутило его, он беспокойно оглянулся.
— А что, мы чем-то задели его, обидели?
— Зачем вы все время кричите: ломать, ломать! Зачем вы кричите, что все было не так?!
— Ну, как вы не понимаете. Женя, так надо, иначе нельзя. Лаврецкий человек умный, он поймет. Извините…
Он бросился туда, в дальний угол зала, я смотрела ему вслед, и на какое-то мгновение мне показалось, что он, как говорят в народе, тронулся
А после перерыва выступил Далимов из отдела защиты энергосети и тоже несколько нарушил торжественное течение событий.
Он поднялся на трибуну из зала, грузный, отдувающимся, как будто преодолел пять пролетов лестницы. Отхлебнул из стакана воды, перевел дыхание и сказал:
В лирическом детективе «Дорога обратно», писатель сталкивает два типа людей. Первые — «рыцари» — романтики, поэты, вторые — люди-«бульдозеры», прагматики, добивающиеся своего любой ценой. И те и другие не нарисованы у Александрова какой-либо одной — только белой или только черной краской: это живые люди, со Своими, им одним свойственными чертами облика, мирочувствовання, поведения.«Дорога обратно» — путь к утерянной, но обретенной истине, где судьбы героев прослеживаются с самого детства (довоенное детство в приморском городе) до наших дней.
В книге В. Александрова три повести: «Заповедник», «Альфа Центавра» и «Планета МИФ». Действие первой из них отнесено к нашим дням. События второй, небольшой повести разворачиваются так, что как бы перебрасывают мост из настоящего в будущее. Новеллы, слагающие третью повесть, хронологически относятся к двадцать второму веку. Писатель то и дело «опрокидывает» фантастические картины в нашу современность и, напротив, проецирует сегодняшний день в будущее. Три повести, написанные в разных жанрах, на различном тематическом материале, обнаруживают в результате глубокое внутреннее единство.Роднит все эти три повести авторская концепция мира.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Чужие — близкие» рассказывает о судьбе подростка, попавшего в Узбекистан, во время войны, в трудовой военный тыл.Здесь, в жестоком времени войны, автор избирает такой поворот событий, когда труд воспринимается как наиболее важная опорная точка развития характеров героев. В романе за малым, скупым, сдержанным постоянно ощутимы огромные масштабы времени, красота человеческого деяния, сила заключенного в нем добра.
Рассказ о жизни и мечтах космонавтов, находящихся на Международной космической станции и переживающих за свой дом, Родину и Планету.
Третья часть книги. ГГ ждут и враги и интриги. Он повзрослел, проблем добавилось, а вот соратников практически не осталось.
Болотистая Прорва отделяет селение, где живут мужчины от женского посёлка. Но раз в год мужчины, презирая опасность, бегут на другой берег.
Прошли десятки лет с тех пор, как эпидемия уничтожила большую часть человечества. Немногие выжившие укрылись в России – последнем оплоте мира людей. Внутри границ жизнь постепенно возвращалась в норму. Всё что осталось за ними – дикий первозданный мир, где больше не было ничего, кроме смерти и запустения. По крайней мере, так считал лейтенант Горин, пока не получил очередной приказ: забрать группу поселенцев за пределами границы. Из места, где выживших, попросту не могло быть.
После нескольких волн эпидемий, экономических кризисов, голодных бунтов, войн, развалов когда-то могучих государств уцелели самые стойкие – те, в чьей коллективной памяти ещё звучит скрежет разбитых танковых гусениц…
Человек — верхушка пищевой цепи, венец эволюции. Мы совершенны. Мы создаем жизнь из ничего, мы убиваем за мгновение. У нас больше нет соперников на планете земля, нет естественных врагов. Лишь они — наши хозяева знают, что все не так. Они — Чувства.