Блуждающая реальность - [42]

[69] в Сан-Франциско, специализировавшейся на всяком странном. Так что, когда в 1977 году в Меце мне жал руку мэр на официальном приеме, я вспоминал опыт пятидесятых годов, когда мы с Клео жили на девяносто долларов в месяц, питались в буквальном смысле собачьей едой, не могли даже выплатить штраф за просроченную библиотечную книгу, и журналы я читал в библиотеке, потому что не мог их купить. Думаю, вам стоит это знать – особенно если вам, скажем, чуть за двадцать, денег нет и временами накатывает отчаяние, – неважно, фантаст вы или нет. Да, вам есть чего бояться, и часто этот страх оправдан. В Америке есть голодающие – даже сейчас. Мои финансовые испытания в пятидесятых не закончились; не далее как несколько лет назад, в середине семидесятых, мне нечем было платить за квартиру, я не мог себе позволить ни машину, ни телефон, не мог отвести сына к врачу. В тот месяц, когда Кристофер и его мать от меня ушли, я заработал девять долларов – и было это всего три года назад. Выжил я только благодаря доброте своего агента Скотта Мередита: он мне одалживал, когда приходилось совсем туго. В 1971 году я буквально ходил по друзьям и просил чего-нибудь поесть. Но, послушайте, я не жалости прошу: я пытаюсь сказать, что ваш кризис, ваше испытание, если вы сейчас через него проходите, не будут длиться вечно. Знайте: мужество, сообразительность и просто жажда жизни помогут вам выжить. Я видел, как полуграмотные уличные девчонки выживают среди таких ужасов, что и не описать. Видел лица людей, у которых мозги выжжены наркотой и соображения осталось ровно настолько, чтобы понимать, что с ними стряслось; видел их неуклюжие попытки выдержать то, что выдержать нельзя. Помните строчку из стихотворения Гейне «Атлант»: «То, что я выношу, невыносимо». И следующую: «Готово разорваться сердце!» Но все же это не единственная константа жизни – и не единственная тема для прозы, моей или чьей-либо еще, исключая, может быть, французских экзистенциалистов. Кабир[70], суфийский поэт XV века, писал: «Лживо то, что ты не прожил!» Так проживите – пройдите это испытание до конца. Только тогда, не в середине, вы сможете его понять.

Если у меня когда-нибудь найдется время на анализ того гнева, что кипит внутри и находит себе столько разнообразных сублимаций, быть может, я обнаружу, что негодую, когда вижу бессмыслицу. Беспорядок, сила энтропии – то, что нельзя понять; а что непонятно, в том не может быть, по крайней мере для меня, никакой искупительной ценности. Все мои писания вкупе – не что иное, как попытка взять жизнь, все, что я в ней видел и что делал сам, и переработать во что-то осмысленное. Не уверен, что у меня получается. Прежде всего, я не могу подделывать то, что вижу. А вижу я хаос и скорбь – значит, об этом и должен писать. Но порой я видел мужество и юмор – и их тоже вставлял в книги. К чему все это должно привести? Что за грандиозное мировоззрение вложит смысл в этот мир?

Мне помогает – если здесь вообще что-то может помочь, – когда в глубине ужасного и бессмысленного обнаруживается горчичное зернышко смешного. Вот уже пять лет я изучаю тяжеловесные, смертельно серьезные теологические сочинения – для романа, который сейчас пишу. Немало Мудрости Мира Сего пролилось с печатных страниц ко мне в мозг, чтобы он их обработал и выделил в виде новых слов: слова на входе, слова на выходе, а в середине мозг устало пытается найти во всем этом какой-то смысл. Так или иначе, вчера ночью я сел читать статью об индийской философии в «Философской энциклопедии», очень полезном восьмитомнике. Было четыре утра; устал я смертельно – уже не помню, сколько сижу над этим романом и копаюсь ради него в философских справочниках. А там, в середине серьезной научной статьи, было вот что:

«При помощи различных аргументов буддистские идеалисты доказывали, что наше восприятие не дает знания о предметах внешнего мира, отличных от воспринимающего… Окружающий мир, как предполагается, состоит из различных объектов, однако об их различиях нам известно только из того, что мы по-разному их воспринимаем. Но если различны наши переживания, нет необходимости поддерживать избыточную гипотезу о существовании внешних объектов…»

Иными словами, применив к основному эпистемологическому вопросу «Что есть реальность?» бритву Оккама, буддистские идеалисты пришли к выводу: вера в окружающий мир – «избыточная гипотеза»; иначе говоря, она нарушает Принцип Экономии, лежащий в основе всей западной науки. Так что окружающий мир отменяем и переходим к более важным делам, какие у нас там на повестке дня.

В ту ночь я отправился в постель, смеясь. Смеялся целый час. Да и сейчас смеюсь. Доведите философию и теологию до предела (буддистский идеализм, пожалуй, так и делает) – и с чем вы останетесь? Да ни с чем. Ничто не существует (несуществование нашего «я» они тоже доказывают). Как я и говорил, выход лишь один: увидеть, до чего все это смешно. Кабир, которого я цитировал, видел выход в танце, в радости и в любви; он писал о звоне «крохотных браслетов на ногах букашки-танцовщицы». Хотел бы и я услышать эту музыку; быть может, она унесла бы прочь и высокое давление, и гнев, и страх.