Блудная дочь возвращается - [68]

В апреле мы прожили неделю в дачном домике под Смоленском. Попали мы туда благодаря приглашению, полученному от подруги одной из женщин из нашей группы.

Она была немного старше нас, имела уже взрослую дочь. Звали её Кира. В моих глазах она ничем особенным не отличалась, не выделяясь ни внешностью, ни своим поведением. Насколько же я была поражена, когда однажды Кира передала нам с Андреем свою тетрадь. Рукопись содержала нечто среднее между дневником и бесконечной молитвой, полной экстаза. Я ничего сначала не поняла: решила, что Кира описывает какие-то галлюцинации. Тем более, что стиль очень напоминал тот, которыми пользовались наши эзотерики, пытаясь выразить свои ощущения в процессе медитации. Что-то вроде: «воронка с огненными хвостами, подобная тысячам комет, закрутилась вокруг меня; я ринулась в центр и полетела во мглу, а в этот момент золотая корона появилась на моей голове и слилась с волосами»… - и далее подобная галиматья, которая меня и смешила и раздражала одновременно.

- Не могу разобраться, в какие это энергии она попала! Всё горит, светится - вроде высоко! А по ощущению что-то пустое и плотное! Я ещё ничего не «слышала», но старалась всё «разложить по полочкам», опираясь на ощущение энергией.

- Ну Кирка даёт! Это же она половой акт описывает! - безошибочно определил Андрей.

Я была просто в шоке. Мало того, что я никак не ожидала от Киры такой прыти, мне ещё и стыдно стало. Всё-таки я не могла, хотя и старалась, избавиться от чувства смущения, возникающего каждый раз, когда приходится обсуждать глубоко интимные подробности. Я спокойно отношусь к событийному ряду, когда энергия, которую я при этом ощущаю, чисто информативная. Собственно, не считаю греховным то, что происходит между мужчиной и женщиной. Но когда энергия разговора или рассказа опускается в сферу чувственности (то, что называется «на сакрал»), начинаю испытывать дискомфорт и стараюсь «уйти от темы». Киркины откровения настолько меня шокировали, что я до сих пор помню этот эпизод. Причём, в дальнейшем я никак не могла связать воедино эту тихую незаметную женщину и её чувственное кредо (а это, судя по тону, была какая-то её внутренняя установка, цель, апогей существования).

Так вот, к этой самой Кире приехала подруга нашего возраста, которую мы так и называли - Ленка из Смоленска. Мы с ней как-то быстро сошлись характерами и всегда встречались, когда она приезжала. А посещала она Москву не просто так, а с целью обследования в глазной клинике по поводу рака. Когда мы её впервые увидели в Ломоносовском университете, куда ходили на чью-то лекцию, один глаз у Ленки был заклеен. Андрей её тогда прозвал «одноглазой», как и величал впоследствии. На мои протесты по этому поводу Андрей отвечал советом забросить свои интеллигентские замашки, а лучше внимательней смотреть в корень зла.

- Раз она одноглазая, значит, где-то «закосила», - вынес он свой приговор.

Он довольно часто употреблял это выражение, значение которого я не могла понять. Я долго делала вид, что прекрасно понимаю, о чём речь, - наверно, не хотелось казаться глупой. В случае с Ленкой Смоленской я всё-таки не утерпела и, набравшись смелости, спросила, что значит «косить». Он аж присел от удивления, правда, не на пол, а на подоконник в вестибюле университета. (Удивительно, как подробно запомнился именно этот эпизод, хотя я совершенно не помню, чья это была лекция и сколько их вообще мы посетили: одну, две или три.)

Андрей объяснил мне, неразумной:

- Любое уродство есть результат человеческого беспредела.

А уж если глаза косят, значит, врёт. («Беспредел» - тоже было слово, которое я понимала частично.)

- Но, мне кажется она не из лгуний.

- Врёт себе. В общем, «косит». («И отстань, подумай - поймёшь!» - это уже я прочла между строк.)

Андрей мне казался кладезем невероятной мудрости, которую, однако, мне никак не удавалось из него вытянуть. Самые значительные вещи он говорил загадками, над которыми я потом подолгу ломала голову. Я не только не могла проникнуть в глубинное содержание его высказываний, но зачастую вообще не могла понять, о чём он говорит. Некоторые вещи до меня дошли значительно позже, хотя я и не уверена, что именно в том значении, которое вкладывал в них Андрей. Постепенно я научилась понимать его, но это было уже тогда, когда пришло «слышание». Я освоила свой метод: приникая к его «каналу», так сказать, слушала не то, что он говорил вслух, а считывала то, что имелось в виду, то, чем наполнялась его мысль, и «переводила» на свой язык. Заметив за мной такое свойство, облегчавшее понимание со стороны своих учеников в группе, он предоставил мне полномочия сначала быть толмачом его высказываний, а потом и вовсе «транслировать» с тонкого плана. Тогда на время составился некий устраивающий нас обоих симбиоз, когда на занятиях группы он молчал с многозначительным видом, приказывая мне: «Ну, Ленка, говори!»

При этом он был уверен, что я «слушаю» именно его. И сначала мне тоже так казалось, и я была счастлива исполнять при нём роль рупора, как Аарон при Моисее. На самом деле я немного шельмовала: «слушала» значительно выше того уровня, откуда могла считывать его мысли. Почему я так делала, не знаю. Так получалось, и…так было надо. При этом я также была уверена, что должна поддерживать статус-кво Андрея как Главного. «Принц-консорт» - так его называли «сверху», и это его привилегированное положение на верхушке иерархии я старательно поддерживала, хотя и не задумывалась, кто же его супруга, королева. Свою миссию толмача я исполняла безропотно, несмотря на то, что в процессе моего продвижения ореол моего возлюбленного стал немного тускнеть. Но это будет происходить постепенно, а пока я ловила каждое его слово, как божественное откровение…