Блондинки моего мужа - [9]

Это я убил Аню Аленкину. Я — убийца.

С уважением,

Песов Леонид

— Это что? — для приличия я еще несколько раз пробежалась глазами по тексту, но ничего нового в нем не обнаружила.

— Его признание, я так полагаю, — серьезно проговорила Маша. — Почему-то неотправленное. Может, испугался и не нашел в себе силы сдаться властям? В любом случае мне удастся этим воспользоваться. Пригрожу, что если он не отдаст завещание, то я покажу это признание полиции.

«Ничего себе! Дело тут совсем нешуточное. Убийство! Завещание!» — мысли наконец вышли из ступора и начали оформляться в слова.

— Какое завещание? Убитая Аленкина что-то завещала тебе? — я достала блокнот и приготовилась записывать.

— Нет. При чем здесь Аленкина? Мне отец завещал. — Маша нахмурилась, обиженная моей непонятливостью. — Я, если честно, даже не знаю, существовала ли эта Аленкина на самом деле. Просто я нашла в вещах кузена вот этот листик и решила на всякий случай его забрать. Чтоб, если понадобится для адвокатов, ярче характер моего кузена проиллюстрировать. Ведь нормальный человек такого никогда не напишет, правда? Даже если все это — вымысел, этот листок тем не менее свидетельствует о подлости его характера и может пригодиться, стоит мне захотеть устроить кузену какие-нибудь неприятности. Пусть полиция разбирается, с чего это вдруг Леонид Песов стал такое писать. Даже если он никого не убивал, по инстанциям его все равно затаскают.

— Погоди, — Темка вмешался в разговор так, будто понимал, о чем идет речь. Впрочем, скорее всего, он просто напускал на себя компетентный вид, чтобы не показаться гостье глупым. — Если по убийству Аленкиной возбуждено уголовное дело, то, безусловно, у тебя в руках важная улика.

— Не знаю я ничего про эту Аленкину! Но видите ли… — тут Маша сжала кулаки, и глаза ее снова блеснули влагой, — я слишком много знаю про своего кузена. Он такой человек, что мог и впрямь убить кого-то. Плохой человек, я бы сказала. Хотя, видит бог, раньше я была убеждена, что плохих людей не бывает. А теперь вот… Вы просто представить себе не можете, через что мне пришлось пройти!

— Так расскажи же нам, чтобы смогли! — едва сдерживая нетерпение, прошипела я и тут же постаралась улыбнуться. — Хватит путаницы, Машенька! Давай, пожалуйста, по порядку. Итак, отец что-то тебе завещал.

— Нет, — Маша издевательски вздохнула. — Если по порядку, то начинать нужно с другого. Не с того, когда он умер, а с того, когда он родился.

— Ты уверена, что такой рассказ займет приемлемое количество времени? Твой отец ведь, наверное, долго жил.

— Долго, — подтвердила рассказчица, — но не очень счастливо. Жаль его, — девушка всхлипнула, и, когда от бессилия что-либо выяснить я уже готова была разрыдаться вместе с ней, снисходительно сообщила:

— Сейчас все объясню. Отец мой родился в семье солидного партийного работника. Роскошь окружала папочку с детских лет. Когда он подрос, то сумел правильно воспользоваться связями своего семейства и выбиться в люди. Стать очень обеспеченным человеком. Как говорят, у него был исключительный коммерческий талант. А у его родного брата такого таланта не было. Даже странно — деньги общие, связи семейные, но один брат идет в гору, а другой — наоборот. Вместо коммерческого таланта у дяди была страсть к алкоголю, истеричная жена и презирающий родительские скандалы сын, мой кузен. Точнее, на самом деле он никакой не кузен — обычный двоюродный брат. Но мой папочка имел пунктик на всем западном, потому заставлял именовать братца кузеном. Мысленно я всегда называла его лжекузеном, уж больно не похожи на родственные наши с ним отношения. Еще тот подарочек наш Леонид! Лет ему тридцать, выглядит на двадцать, а ума — на десять. Приставать начал, еще когда мне шестнадцати не было. По возможности мягко я его всегда отшивала. Даже дружить с ним пыталась. Но дружба ему была не нужна. В результате он меня ужасно ненавидит. Внешне, конечно, он — сама галантность. На правах своего старшинства (он старше меня на пять лет) все норовит якобы заботиться обо мне. Сволочь!

— Круто сказано! — перебил Тема, но, наткнувшись на мой строгий взгляд, тут же осекся. — Но ты не отвлекайся от сюжета, Маш… Ты про отца рассказывала и про завещание.

Таким Темка нравился мне куда больше.

— Да, извините, — Маша попыталась соответствовать атмосфере общей собранности. — В семнадцать лет, устав от навязчивой отцовской опеки, я сбежала из дому. Мама умерла, когда мне было пятнадцать, поэтому некому было оградить меня от строгого воспитания отца. Он пытался вырастить из меня отъявленную стерву. Эдакую белую кость, презирающую все вокруг. Не разрешал выходить никуда с «простыми смертными», приставил репетиторов, не оставляя ни минуты свободного времени, в качестве отдыха навязывал общение с детками таких же, как он, богатеев, совершенно не учитывая, нравятся они мне или нет. В общем, навязанная им жизнь постепенно становилась невыносимой, и я сбежала в столицу. Позвонила отцу и сказала: «Не ищи меня, все равно не найдешь, не оставила я себе ничего от тебя — ни фамилии, ни связей, ни средств».

— Как же ты жила? — удивился Артем.