Блондинки моего мужа - [29]

«Рассматривай, рассматривай. Это инструкцией предусмотрено. Смотри и изумляйся — и костюм брючный, и макияж неброский… В общем, все на твой вкус».

В ответном изучении внешности собеседника нужды не было. Еще задолго до вступления в «дело Марии» я несколько раз имела возможность подробно изучить господина Лихогона. Завидев конкурента где-то в городе, Георгий резко останавливал машину и, презрительно сощурившись, назидательно твердил мне:

— Вот он, наш главный стимул к работе. Не будь его, давно можно было бы расслабиться. Действуя даже в треть силы, мы бы все равно были б лучшим детективным агентством в этом городе. Но Лихогон существует. А раз существует, значит, мыслит и вскорости придумает что-нибудь такое, чтобы оставить наше агентство далеко позади своего. Поверь, он только об этом и думает! Поэтому мы должны постоянно развиваться.

Я не очень-то верила Жоркиным бредням, считая их навязчивой идеей. Бедный Лихогон, по моему мнению, и не догадывается об острых чувствах Георгия и вряд ли испытывает в ответ что-то подобное. Ну разве что обычный интерес к бывшему однокласснику и конкуренту, да и тот невысказанный. Верить Жорикиным навязчивым идеям не верила, но послушно разглядывала конкурента. К тому же мы давно предполагали, что кто-то из нас может стать тайным агентом, поэтому никогда не светили меня. Таким образом, получалось, что я Лихогона видела, а он меня — нет. Именно это и натолкнуло Георгия, узнавшего, что Лихогон ищет сотрудника, на мысль сделать из меня шпионку.

— Так чего же мне все-таки стыдиться? — чуть громче повторил свой вопрос Лихогон, решив, видимо, что у меня проблемы со слухом.

Явные преимущества кабинета Лихогона по сравнению с нашим офисом смутили меня настолько, что я далеко не сразу сообразила, что отвечать. Сбившись с самого начала, я, конечно же, так и не вошла в нужную колею до самого конца разговора.

— Того, что так нерационально распоряжаетесь собой, — вспомнила о необходимой ясности мышления я. — На улице уже не лето, а вы дверь запасного выхода не закрыли. Простудитесь. Что по отношению ко мне будет совершенно негуманно. Ведь тогда вам будет не до набора новых сотрудников. А чем я буду кормить своих двоих сыновей, оставленных под присмотром бабушки на время моего становления на ноги? Умирая, муж не оставил нам ничего, кроме обширной библиотеки, продавать которую я не намерена ни под каким предлогом.

Несколько секунд понадобилось Лихогону, чтобы переварить услышанную информацию.

«Не лепи все в кучу! — гневался мой внутренний голос. — Факты должны излагаться тобой не нарочито, а в тему. Забудь ты про этот запасной выход наконец!»

Лихогон послушно закрыл дверь, отчего в кабинете сразу же сделалось менее уютно, а у меня на душе более радостно, и сел на свое рабочее место. Все это он проделал молча. Смеющиеся глаза неотрывно следили за мной. Я, стараясь не слишком походить на робкую экзаменующуюся студентку, стояла возле стула с недовольным выражением лица, демонстративно ожидая приглашения сесть.

— Не стойте, как половой вопрос. Садитесь, — предложил наконец он.

Водрузив оба локтя на стол, беспрерывно постукивая длинными пальцами по своему подбородку, он продолжал меня разглядывать.

— Знаете, я совсем вас не понимаю, — сообщил он в конце концов. — Вот смотрю на результаты тестирования, разглядываю анкетные данные и только диву даюсь. Что привело вас ко мне?

— Производственная необходимость, — честно ответила я, чинно усаживаясь на краешек стула. — Мне нужна эта работа. Понимаете?

— Очень любопытно, очень, — бормотал себе под нос Лихогон, рассматривая сквозь лупу рукописные листки, в которых я узнала поданные мною вчера биографию и заявление.

— У вас плохое зрение? — я показала глазами на лупу. — Тогда не стоит сидеть в полумраке, выключите лампу, откройте шторы.

Я действовала строго по инструкции. В составленном лично Жориком портрете Лихогона отмечалось, что Петр Степанович уделяет серьезное внимание своему здоровью и любит, когда окружающие заботятся о нем.

— Нет. Хорошее. Выстраиваю по вашим ответам одну забавную гипотезу. Утверждается, что по манере написания, не по почерку, а именно по манере письма — где писал резче, где медленнее, где надавливал сильно, где почти не отрывал ручку от бумаги, — можно достаточно точно определить состояние автора в момент написания.

В момент написания я мысленно ругалась с Жориком и проклинала Лихогона, периодически отвлекаясь на то, чтобы ответить в вайбере на вопросы Марии, беспокоящейся о том, как все проходит.

— И что было с моим состоянием? — предчувствуя самое худшее, поинтересовалась я.

— Похоже, вы немного нервничали. Но успокоились, когда узнали, что тесты, проверяющие логику, можно будет пройти онлайн, пользуясь подручными материалами. Так, с логикой вы справились. А как обстоят дела с эрудицией?

По моим представлениям, с эрудицией у меня было вполне приемлемо. В бочке сидел Диоген, сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, Муму утопил Герасим, а написал Тургенев.

— К примеру, физика. Ответите на пару вопросов?

С физикой у меня был давний антагонизм, но общие представления о ней я, безусловно, имела. Я лукаво сощурилась, немного выгнув спину для придания атмосфере легкого налета эротики, и улыбнулась. Мол, нашли чем пугать, справлюсь!