Близость - [30]

Мисс Ридли ответила, что именно в доме благочестивой дамы и произошла кража; и жестокий удар полисмену был нанесен как раз предметом из похищенного имущества благочестивой дамы. Когда все было должным порядком записано в журнал, она знаком велела Уильямс отойти, а следующей арестантке – подойти к столу. Это была черноволосая девушка, смуглая, как цыганка. Приемщица с минуту еще что-то дописывала, потом наконец подняла голову и мягко промолвила:

– Ну что, Черноглазка Сью, назовись.

Джейн Бонн, двадцать два года, осуждена за незаконное производство аборта.

Имени следующей я не запомнила. Двадцать четыре года, уличная воровка.

Третья, семнадцати лет от роду, проникла со взломом в подвал лавки и устроила поджог. Когда приемщица начала задавать вопросы, девушка разрыдалась, беспомощно утирая ладонью нос и глаза, из которых текло ручьем. Мисс Маннинг подошла к ней и дала салфетку.

– Ну полно тебе, – сказала она. – Ты просто еще не освоилась здесь, вот и плачешь. – Она убрала вьющуюся прядь с бледного лба юной арестантки. – Ну полно, полно!

Мисс Ридли пристально посмотрела на них, но промолчала. Приемщица охнула, заметив ошибку в самом верху страницы, сосредоточенно склонилась над журналом и принялась вписывать поправку.

Когда все формальности были завершены, узниц провели в следующее помещение. Поскольку никто не дал мне никаких указаний касательно дальнейших моих действий, я решила последовать за ними и пронаблюдать за процедурой до самого конца. Во второй комнате была лавка, на которую женщинам велели сесть, и единственный стул. Он зловеще стоял в самом центре, рядом с маленьким столиком, где лежали гребень и ножницы, при виде каковых предметов молодые арестантки разом вздрогнули.

– Ага, трясетесь? И правильно! – злорадно ухмыльнулась Уильямс. – Сейчас вас обкорнают как миленьких!

Мисс Ридли тотчас оборвала ее, но произнесенные слова уже возымели свое действие, и девушки пришли в еще сильнейшее смятение.

– Прошу вас, мисс! – жалобно вскричала одна. – Не обрезайте мне волосы! Ах, умоляю вас, мисс!

Мисс Ридли взяла ножницы, пару раз щелкнула лезвиями и взглянула на меня:

– Можно подумать, я им глаза собираюсь выколоть – правда, мисс Прайер? – Она указала ножницами сначала на одну из дрожащих девушек, поджигательницу, затем – на стул. – Ты, поди сюда и сядь. – А когда бедняжка всего лишь замешкалась в нерешительности, мисс Ридли продолжила страшным голосом, от которого даже у меня мурашки побежали по коже. – Поди сюда, говорю! Или позвать охранников из мужского отделения, чтоб держали тебя за руки и за ноги? Учти, они после ночной смены злые как черти, так что деликатничать не станут.

Девушка неохотно поднялась с лавки, подошла к стулу и села, вся трепеща. Мисс Ридли сдернула с нее капор и засновала пальцами в волосах, вытаскивая шпильки, распуская кудрявые пряди. Капор был передан приемщице, которая, тихо посвистывая и перекатывая языком во рту мятный леденец, сделала в журнале запись насчет головного убора, изъятого у арестантки по поступлении в Миллбанк. У девушки были жесткие рыжевато-коричневые волосы, местами темные от пота или укладочного масла. Когда они рассыпались по плечам, бедняжка снова разразилась слезами, а мисс Ридли вздохнула: «Дуреха! Обрежем-то всего по подбородок. Да и кто тебя здесь увидит, сама подумай?» – после чего, разумеется, девушка заплакала пуще прежнего.

Пока она сотрясалась в рыданиях, матрона расчесала гребнем длинные сальные кудри, собрала все в один пучок, ловко скрутила и захватила в кулак, а другой рукой взяла ножницы. Внезапно я остро ощутила собственные свои волосы, которые менее трех часов назад вот так же расчесывала и скручивала в жгут Эллис. Мне почудилось, будто каждая прядь вздыбилась и рвется из-под шпилек. Было ужасно сидеть и смотреть на скрежещущие лезвия ножниц, на бледную девушку, трясущуюся от плача. Это было ужасно – но все же я не могла отвести взгляд. Вместе с тремя испуганными арестантками я зачарованно – и с безотчетным стыдом – все смотрела, смотрела, пока наконец мисс Ридли не подняла кулак с длинным пучком отрезанных волос. Когда несколько прядей коснулись мокрого лица девушки, она непроизвольно дернулась – и я тоже.

Мисс Ридли спросила, желает ли она сохранить свои волосы. Видимо, отрезанные волосы, перевитые бечевкой, арестанткам можно оставить на хранение вместе с прочим личным имуществом, чтобы забрать с собой при выходе на свободу. Девушка взглянула на подрагивающий в воздухе конский хвост и помотала головой.

– Вот и славно. – Мисс Ридли шагнула к большой плетеной корзине и бросила туда волосы. – У нас в Миллбанке всегда найдется для них применение, – туманно пояснила мне она.

Затем острижению подверглись три остальные женщины. Уильямс перенесла процедуру с совершеннейшей невозмутимостью; уличная воровка обливалась горькими слезами, как первая девушка; а темноокая подпольная акушерка – обладательница роскошной густой гривы, черной как смоль или меласса, – сыпала грязной бранью, брыкалась и всячески уворачивала голову, так что на помощь пришлось призвать не только мисс Маннинг, но и приемщицу, дабы они крепко держали буянку за руки, пока мисс Ридли, вся запыхавшаяся и побагровевшая, орудует ножницами.