Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - [133]

О сексе и деторождении он беседовал с Роуз. Поначалу она жутко злилась, но потом поняла, что просто у него язык чешется поговорить с ней. Я знаю, что ей ужасно нравится и Ансель, и его жена.

Если Ансель и подозревал, что у нас денег больше, чем нам полагалось бы иметь, он ни разу не обмолвился ни словом. А Роуз чувствовала себя на острове в безопасности, по крайней мере настолько, насколько могла себя ощущать в безопасности. Раз в несколько месяцев мы снимались с места на пару дней, потом возвращались в Джорджтаун и регистрировались как вновь прибывшие туристы для получения временной визы.

Я уж даже начал думать, что нам суждено навечно остаться приклеенными к этому клочку земли. Восемь месяцев назад по Вест-Индии пронесся мощный ураган и улетел к Флориде, где вызвал наибольшие разрушения. Разумеется, ураган разрушил много построек и на островах. Но нас заранее предупредили об опасности, и я посадил яхту на якорь. Ураган накрыл наш риф, но не нанес нам существенного урона. Но потом произошло непредвиденное: ветер неожиданно поменял направление на сто восемьдесят градусов и с ревом рванул в направлении открытого океана. «Морская принцесса» пустилась в такой головокружительный пляс, что порвала один якорный канат и уволокла второй якорь на несколько сот ярдов, пока ее не выбросило на риф.

Спрятавшись за береговыми деревьями, которые впервые за все время буквально плашмя легли на землю, мы наблюдали, как «Морская принцесса» рухнула на риф. А ведь там в потайном ящике хранились все деньги Роуз. Я кое-как дополз до хижины, нашел акваланг и, подгоняемый ветром в спину, побежал к воде. Роуз, цепляясь за мои плечи, пыталась криком и плачем меня остановить. Наконец мне удалось стряхнуть ее с себя.

Море бурлило, в воде плавали доски, палки, ящики, ветки деревьев. Но на глубине царило полное спокойствие, и я быстро добрался до рифа. После нескольких попыток взобраться на борт «Морской принцессы» я сильно порезал ноги. Потом я соорудил плотик, привязал к нему клеенчатый мешок с деньгами — и мешочек с иностранными письмами — и отправился в обратный путь, таща за собой плотик. Бросившись в воду, я напоролся на коралловый риф и разодрал себе бедро чуть не до кости. Это было то еще испытание — плыть против ветра, когда соленая вода разъедает кровоточащую рану на ноге. Я пытался плыть под водой, но мне было тяжело, да и воздух в акваланге уже был на исходе. Так что мне пришлось сражаться с ветром и волнами и увертываться от обломков, которые неслись по воде со скоростью пули. Выбравшись на берег, я рухнул без сил. Отдышавшись, я подполз к старой перевернутой лодке — эта рухлядь валялась тут много лет и была такой тяжелой, что штормовому ветру оказалось не под силу сдвинуть ее с места. Я стал подкапываться под лодку, разгребая пальцами песок, укололся о спрятавшегося в песке гигантского кокосового краба и забросил под лодку кожаный мешок с деньгами. Потом забросал лаз песком. В жизни мне не приходилось выполнять работы тяжелее: под конец я совсем выбился из сил и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я лежал, укрывшись от ветра за лодкой, и слушал, как бешено колотится мое сердце — казалось, громче, чем ревущий ураган. Я забылся…

Очнувшись, я вдруг понял, что ветер стих и что Роуз волочет меня к хижине — мое тело оставляло на песке кровавый след.

Она была просто в истерике и вполголоса сквернословила, неловко обмывая и перебинтовывая мои раны. Постель показалась мне райскими кущами. Спустя несколько часов я проснулся. В окно весело заглядывало солнце, и в первый момент я даже не вспомнил приключения вчерашнего дня. Я попытался встать, и тут ко мне подошла Роуз с красными от слез глазами. Она толкнула меня обратно в восхитительную мягкость кровати. Я притянул ее к себе, прошептал ей на ухо, что деньги в мешке под лодкой на берегу, и снова провалился в сон.

Я проспал сутки и, когда опять проснулся, ощутил приятную слабость во всем теле — вот только порезы на ногах и спине болели. Я спросил, нашла ли она деньги, Роуз кивнула и расплакалась. Говорить мне было так же трудно, как подняться с постели, но тем не менее я спросил:

— В чем дело? Почему ты плачешь?

— Ах ты, алчный гад! — крикнула Роуз.

— Послушай, детка, я же это сделал для тебя! — ответил я, медленно проговаривая слова.

— Да ты же чуть не утонул! Ты думаешь, мне это очень нужно? Или ты считаешь, что твоя смерть стоит каких-то денег?

— Я же говорю, что сделал это для тебя. Хочешь… пересчитать?

— Алчный гад! — повторила она, отойдя от кровати.

Я был слишком слаб и ничего не понял. Проснувшись ближе к вечеру и немного поев, я уже ощутил себя вполне окрепшим для дискуссии. Она еще не остыла, и я спросил:

— Дорогая, да что с тобой? Марш-бросок за твоими бабками мне вовсе не доставил удовольствия!

— Естественно! Ты сам готов был рисковать жизнью ради каких-то вшивых денег! Если бы у меня не было этих денег, если бы я их потеряла, ты бы что сделал, прогнал меня?

— Роуз, ты что, свихнулась от страха? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что это значит для… нас с тобой — остаться без цента на этом островочке посреди океана?! Рано или поздно нас бы депортировали отсюда, и нам пришлось бы обратиться за помощью к властям. Ты этого хотела? Вот почему я поплыл за твоими деньгами. А то, что эти деньги принадлежат тебе, ровным счетом ничего не значит.