Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - [132]

В конце концов я всучил ему свитерок и коробку мясных консервов, объяснив, что это ответный дар за фрукты.

Я помог ему погрузиться в лодчонку. Мы оба понимали, что я не смогу, как в прошлый раз, перевесить мотор на его лодку и довезти до берега. Я смотрел ему вслед: старик с усилием греб, вкладывая в каждый гребок все свои силы.

За неимением никаких дел я принял дождевой душ на палубе, и когда снова оделся, окончательно протрезвел и чувствовал себя отлично. Остаток ночи я провел за радиоприемником, каждые полчаса проверяя якоря. Меня не оставляли мысли, как бы было здорово жить с Роуз в Нью-Йорке на широкую ногу.

К утру шторм прошел, и на небе высыпали звезды. С рассветом я запустил машину и заметил, что перегревается масло. Мне стоило немалого труда поднять якоря. Выйдя из бухты, я поставил парус, а потом удалился от берега на добрую милю и направился вдоль Ямайки. Я подумал, не стоит ли бросить якорь в Грин-Айленде — городишке на остром мысу — чтобы поспать хоть несколько часов. До Большого Каймана оставалось добрых двадцать часов ходу. Я решил не останавливаться, потому что, уже потеряв день, ужасно скучал по Роуз. Более того, я даже мечтал поскорее увидеть хитренькую рожу своего домохозяина Анселя Смита. Для него я припас коробку гаванских сигар, которые он обожал.

Старина Ансель был способен заговорить вас до умопомрачения, но для нас с Роуз он стал палочкой-выручалочкой.

Мы много недель мотались по всем карибским портам, точно морские цыгане: Роуз уговаривала меня сняться с места, если только ей казалось, что какой-то мужчина бросил на нее недобрый взгляд. Так мы осели на островке у Анселя. Островок, правда, был не шибко какой, однако земля в основном принадлежала ему и здесь не было туристов. Я давно уже слышал о нем — этот мелкий торгаш занимался контрабандой тканями и прочей ерундой, которую он мог продать в своей лавчонке на острове. Ансель жил в уютном деревянном бунгало с видом на нашу хижину, и весь этот остров представлял собой клочок каменистой земли в тысяче ярдов от ближайшего из Больших Каймановых островов, на котором располагалась его лавка. Хотя я сам плохо разбирался в архипелагах южной части Тихого океана, кажется, мы обосновались на типичном острове Южного моря. Тут были белые песчаные пляжи, радужные цветы с сильным пьянящим ароматом, кокосовые пальмы, а жили мы в большой хижине под соломенной крышей, с окном, выходящим на небольшой риф. На этот самый риф напоролась старенькая «Морская принцесса», но вообще-то бухта хорошо защищена от штормов и здесь легко швартоваться, а в прилив уровень воды поднимается настолько, что затопляет этот риф.

Хотя я и раньше слышал об Анселе, мы забрели в его бухту совершенно случайно и, когда обнаружили, что в хижине есть даже водопровод, — он жил здесь до того, как выстроил себе бунгало в честь рождения очередного (и последнего) ребенка, — решили, что это место просто создано для нас. Ему мы объяснили, что у нас несколько затянувшийся медовый месяц — но тайный, так как у Роуз имеется муж, не одобривший идею нашего брака. Ансель проглотил нашу ложь и заверил, что придерживается широких взглядов и все прекрасно понимает. Единственный раз я увидел изумление у него на лице, когда мы за свой счет установили в хижине ванну с душем.

Ансель — темнокожий коротышка лет пятидесяти восьми, с резкими чертами лица и страшно гордится своими шелковистыми белыми волосами. Его жена — загорелая женщина, немногословная и крупная, она, вероятно, в состоянии без труда приподнять его от земли одной рукой. У них есть взрослый сын, который занят магазином, и две замужние дочки, живущие где-то на островах. Рождение последнего сына перевернуло всю его жизнь, и Ансель не устает повторять: «Мы всегда знали, что у ней там сынок сидит, и мы его вовремя оттуда выковыряли!»

Когда старик впервые при мне произнес эту фразу, я по дурости спросил, что он имеет в виду.

— Как Сесил, первенец наш, должен был родиться, моя старуха почувствовала четыре удара в пупок. А у нас на островах все знают: сколько ударов в пупок в первый раз, столько и детей баба родит в жизни. Ну вот, после мы за два года настрогали двух дочек, а потом — пшик! Годы идут, а миссис Смит мне все талдычит: «Иди-ка, парень, за работу! Последний ребеночек в животе ждет!» Мики, поверишь, я совсем из сил выбился, делая этого последнего мальца! Но все ж таки мы его родили! А как же!

Сам Ансель не только большой фантазер, но и лгун. Хотя иногда он соскальзывает на островной диалект, — чтобы меня поразить, наверное, — он неплохо образован и эрудирован. Его два увлечения — история Кайманового архипелага и секс. За пивом он расскажет вам, что Колумб назвал эти острова Тортугами — «черепашьими островами». По убеждению Анселя, Колумб сначала доплыл до Каймановых, а уж потом только заметил Доминику, так что старик Хрис был, скорее всего, хреновым навигатором.

Что касается секса, тут Ансель был главным сексологом местного значения. У меня он, ничуть не смущаясь, с важным видом поинтересовался, какова Роуз в постели. Естественно, он считает ее самой красивой женщиной планеты — тут мы с ним сходимся. В ответ на мою откровенность он рассказал мне о женщинах, с которыми он спал — их, кажется, насчитывалось несколько миллионов — и поделился перлами местных поверий о деторождении. Если ползающий младенец заглядывает матери под юбку, значит, она снова понесла, «потому как малыш ищет себе приятеля». Если беременная не будет много трудиться, у нее родится лентяй. Женщина станет бесплодной, если послед первенца не закопать с серебряной монеткой в огороде за домом с восточной стороны. Акушерка должна перепоясать талию беременной тугой веревкой, чтобы ребеночек не выпрыгнул из чрева в легкие матери и та не задохнулась. Я долго не мог понять, дурит он меня или серьезно все это говорит. Ансель много чего знал о тайнах обеа — местной разновидности магии вуду — но наотрез отказывался это обсуждать со мной.