Блестящие разводы - [8]

Однако Хани едва попробовала свой пудинг, раздумывая над тем, что ей только что сказала Сэм. Она соображала: имела ли в виду Сэм какую-нибудь определенную студию, чтобы «поиметь» его.

Вообще-то проект казался заманчивым. За все те годы, что они были женаты, она, по правде говоря, ни разу «не имела» его в переносном смысле этого слова. Хотя и в буквальном тоже имела не так уж часто. Обычно именно он имел ее, хотя иногда она и пыталась принять более агрессивное положение сверху. Это давало ей возможность выбирать: постепенно впустить его в себя или же яростно наброситься на него. Задать тон, выбрать ритм — яростно-неистовый или же мучительно-медленный. Заставить его кричать от невыносимого желания или же умолять ее ускорить движение, или же, наоборот, замедлить… Нет, он не так уж часто позволял ей это. Джошуа был способен наслаждаться жизнью, любовью и сексом, лишь когда командовал сам.

Если быть откровенной с собой, и развод, и ее требования были по-настоящему связаны лишь с этим — ей хотелось «иметь его», — и дело было не в мстительности или самооценке, даже не в деньгах, которые она честно заработала. Может быть, с самого начала это и был развод, «чтобы поиметь».

Она подняла глаза и встретила взгляд Норы, Хани была поражена печальным выражением лица Норы. Но когда их глаза встретились, оно резко изменилось. Интересно, подумала Хани, о чем Нора думала, что так расстроило ее.

Совсем недавно она поздравила ее с блестящим разводом, блестящим из-за денег. Однако во время свадьбы Нора поздравляла ее с блестящим замужеством, которое, по Нориному определению, включало в себя любовь, удобство, удовольствие (читай — секс) и деньги. Но у замужней или разведенной — деньги у Хани были. Может быть, Норе грустно из-за того, что Хани потеряет привычное наслаждение?

Он был сверху, его полные губы дразняще ласкали ее губы, затем мучительно медленно спускались к ее горлу, плечам, груди. Он брал в рот ее соски — эти два бугорка, такие же твердые в своем желании, как и его напрягшийся член, которого она так хотела и о котором так умоляла его.

Всегда дело кончалось тем, что она выпрашивала это последнее проникновение, окончательное завершение, как будто он хотел оставить самое лучшее себе. И снова она обещала себе никогда не просить — ни его любви, ни его тела, ни всего того, что он мог дать ей.

Вряд ли Нора жалела ее потому, что она лишится наслаждения. В конце концов, это Голливуд, а секс был самым дешевым товаром Голливуда. Кроме того, Нора не могла знать, приносил ли ей секс наслаждение, разочарование или оставлял ее равнодушной.

Сожалела ли Нора о том, что она теряет любовь?

Но любовь это такая обманчивая вещь, здесь никогда ничего наверняка не знаешь. Любил ли он ее по-настоящему? Как только что сказала Сэм, он больше всего на свете любил «Ройял продакшнз», а на втором месте, наверное, был Краун Хаус. Так что если она отберет у него дом, то, по крайней мере, у нее будет одна из двух вещей, которые он любил больше всего. Даже сейчас она не знала, занимала ли хотя бы третье место в этом списке.

И что могла знать Нора о любви, чего бы не знала она сама? Она в очередной раз, может быть, уже в сотый, подумала: было ли у Норы хоть одно замужество по любви? Вероятно, найдя ответ на этот вопрос, она поняла бы, почему Нора с такой печалью смотрела на нее…

— Когда этот адвокатишка дал мне на выбор четыре варианта, которые, как он говорит, всегда предлагают своим клиентам, — переговоры, суд, капитуляция или убийство, — я не сомневалась. Я сказала, что согласна только на убийство своего Джека! — Произнося это, Дон Харрис так яростно крутила на пальце кольцо с изумрудом, как будто это была шея ее мужа. — Я знала, что Джек обманывает меня с половиной города, и также знала, что ему придется немалую сумму выложить за то унижение, которому он меня подверг. Я не только хотела получить половину всего того, что у него было, включая его сапфировые запонки, я жаждала его крови.

— И ты ее получила? Отрезала Джеку яйца?

— Мы пока еще продумываем план действий. Убийство — не такая уж простая вещь, как кажется. Мы не такие везучие, как Хани.

У Хани мелькнула мысль о том, что необходимо было бы внести поправку: ей мысль об убийстве и в голову не приходила. Ей никогда не хотелось крови.

«А может быть, я ошибаюсь?» Но уж если кто-нибудь и подумывал об убийстве, так это был он, а не она. Это он убил их любовь, их брак своим полным пренебрежением к ее интересам… Его лживые обещания… Его притворные поцелуи.

Но ей не хотелось горевать. Она хотела насовсем уйти из его жизни. Может быть, когда-нибудь, когда он поймет, что она живой человек, а не кукла Барби, они и смогут быть друзьями.

— Так как, Хани? — поинтересовалась Сэлли Фостер. — Это твой адвокат уговорил тебя ударить его в самое уязвимое место?

Хани пожала плечами. Это было похоже на вопрос «Когда вы перестали бить свою жену?». Почему все решили, что она хочет его ударить побольнее, когда она просто желает взять то, что по праву принадлежит ей? Кроме того, ни одна женщина здесь не хотела бы услышать, что ее адвокат, Пресс Рудман, вообще-то настаивал на том, чтобы она проявила больше великодушия, чем корысти. Эти женщины хотели знать лишь о самом плохом.