Блестящее одиночество - [23]
В ту бесконечную ночь, которая никак не хотела кончаться, точно ждала, пока разыграются все события и отгорят все страсти, лягушатники, взломав дверь кайлом, ворвались к Мирону в квартиру, Мирона скрутили и увезли в штаб. Из нескольких брошенных ими фраз Тимоти заключил, что государственный переворот «назначен» на утро, что Пиздодуев еще не пойман, а значит и жив (!) и что начальство обеспокоено какой-то «заминкой с телом». Лягушатники так спешили, что позабыли Сыркина обыскать, и кольт с отравленной пулей (в брючном кармане) приятно отяжелял бедро. Разумеется, Тимоти хотел застрелиться сразу, как только Штурмующие взломали дверь, но устоял, сочтя смерть предательством, и мысленно обратился к Степану: «Степан, живой или мехтвый, но я хазыщу тебя…»
Допрашивающий медлил. Руки за спину, он постоял у ночного окна; задернул штору; сел; нехотя заглянул в дело; постучал карандашом по ладони; посвистел, уставившись в потолок; открыл один ящик, другой, порылся в третьем; переставил чернильницу; отодвинул бумаги; зажег, дернув за шнурок, зеленую настольную лампу; покачался на стуле; зыркнул под стол, потом под него залез и долго оттуда не появлялся. Сыркин затосковал. Посидев минуту-другую, он посмотрел на часы. Часы показывали без двадцати два. «Товахищ Допхашивающий, мы непхостительно техяем вхемя». Сыркин заглянул под стол, но там никого не было. Он осмотрелся, чуть-чуть подумал и подошел к несгораемому шкафу. Элегантно, костяшками пальцев, постучал в металлический бок. «Вхемя, товахищ, вхемя, мы же не в пхятки с вами игхаем». — «Сдали нервы, готов, голубчик», — подумал Допрашивающий из шкафа, приоткрыл скрипучую дверь и ровно наполовину высунул свою морду. «Так где вы прячете Пиздодуева?» — с наскока спросил он. «В пизде на гвозде», — прозвучал ответ. У Следователя взметнулись брови. «Где?» — переспросил он. «Я ничего не говохил», — и Сыркин поднял растопыренные веером пальцы, давая этим понять, что он чист. «Пригрезилось, — подумал Допрашивающий. — Сказывается усталость».
Первый этап допроса, «игнорирующий» подследственного, ровно ничего не дал, и Следователь перешел ко второму — «изматывающему». Вопросы посыпались на Мирона лавиной, хотя отвечал он на них раньше, чем Допрашивающий успевал до конца их задать. «Фамилия?» — «Сыхкин», «Имя-отчество?» — «Михон Михонович», «Страна проживания?» — «Хоссия», «Имя матери?» — «Бехта.», «Хобби?» — «Литехатура», «Любимый цвет?» — «Хозовый», «Служили?» — «В ахмии», «Женаты?» — «Хазведен», «Красное, черное, белое?» — «Мохе», «Шут?» — «Цахь», «Длинношеий?» — «Жихаф», «Отражать?» — «Удах», «Застать?» — «Вхасплох», «Средство передвижения?» — «Вехтолет», «Африка?» — «Матехик», «Чио-Чио-Сан?» — «Опеха», «На каком языке говорим?» — «Хусский», «Игра?» — «Азахт», «Ответ?» — «Допхос», «Чай, кипяток?» — «Завахка», «Роза — мороза?» — «Хифма», «Оружие, фрукт?» — «Гханата», «Где Пиздодуев?» — «Не знаю».
Последний ответ сбил Допрашивающего с панталыку: у него отвалилась нижняя челюсть, и он вставил ее назад коротким резким ударом по подбородку. Что-то противно вякнуло. «Так, так, так, так что мы будем делать, когда наступят зимы-холода…» И он в ритм мелодии забарабанил пальцами по столу. «Товахищ, нельзя ли чуть-чуть побыстхее, — взмолился Сыркин. — Хазгадывать ваши кхоссвохды я пхиду в дхугой хаз, тепехь же меня самого ждут хебусы». Допрашивающий надолго углубился в бумаги.
«Вы вот тут на вопрос „Застать?“ ответили „Врасплох“, в то время как мы со всей очевидностью имели в виду „Дома гостей“. Или на другой, столь же невинный вопрос „Отражать?“ вы дали ответ „Удар“, а надлежало ответить „Свет“. В одном вашем ответе слово „Вопрос“ вы заменили словом „Допрос“. Как видим, у вас на все готовы тенденциозные и, будем до конца откровенны, милитаристские ответы». — «Занесите в пхотокол, я пхотестую, — сказал Сыркин. — В ответ на такие абстхактно поставленные вопхосы я впхаве импховизиховать». — «В ответ же на вопрос „Оружие, фрукт?“ вы не постеснялись ответить „Граната“, хотя и зайцу в поле понятно, что правильным ответом будет, конечно, „Лук“», — невозмутимо продолжал Допрашивающий. «Пхостите, — поинтересовался Сыркин, — а с вашей точки зхения, „лук“ — это фхукт?» — «А что, по-вашему, „лук“ — это овощ?» — и Допрашивающий сузил до щелочки левый глаз. — Вместо того чтобы к «Шуту» подобрать напрашивающееся «Гороховый», вы употребили вышедшее из употребления «Царь». На вопрос «Длинношеий» всякий русский непременно ответил бы «Гусь», вы же на место «Гуся» ставите экзотическое «Жираф», который в России, кстати, не водится. Все это, вместе взятое, не кажется ли вам самому странным? Не говоря о том, что вертолетам мы предпочитаем метро, — это и есть самый распространенный ответ, которого мы от вас ожидали. На вопрос же «Служили?» вы не моргнув глазом отвечаете «В армии». «В какой, простите, армии — японской, финской?» — «Амехиканской», — сказал Сыркин. «Издевается, ну, ничего, он у меня допрыгается», — подумал Следователь и перешел к третьему этапу допроса — «дружескому».
«Минеральную воду, кефир-с?» — мягко спросил Допрашивающий. «Мне бы, п
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.
Ольга хотела решить финансовые проблемы самым простым способом: отдать свое тело на несколько лет Институту. Огромное вознаграждение с минимумом усилий – о таком мечтали многие. Вежливый доктор обещал, что после пробуждения не останется воспоминаний и здоровье будет в норме. Однако одно воспоминание сохранилось и перевернуло сознание, заставив пожалеть о потраченном времени. И если могущественная организация с легкостью перемелет любую проблему, то простому человеку будет сложно выпутаться из эксперимента, который оказался для него слишком жестоким.