Блестящее одиночество - [21]
Наконец все было кончено. Поддев гроб брезентовыми ремнями и выбравшись из могилы, пацаны стали его вытягивать. Гроб соскальзывал, вставал на дыбы, переваливался то на бок, то навзничь; в гробу телепало — покойник, тяготея к бренной земле, бился о крышу и об пол последнего своего жилища. Но и это было проделано — гроб стоял на краю ямы. Бальзамир жирным раствором из трав растирал разъехавшиеся локти; Восковой чистился, заделывал смазкой раны, кровоточащие смолой.
«Удивительно, — сказал Восковой, рассматривая перепончатую пятерню. — Ни один ноготь не обломался». Бальзамир заткнул пузырек пробкой и спрятал в карман брюк. «Немудрено, — произнес он и полез за футляром. — Все средства, предназначенные на последний квартал, в ногтяной проект угрохали. Нашим ногтям ничего, брат, не страшно — ни камень, ни лед. Но подпиливать надо, как ни крути, на концах зазубриваются». Он вытащил из футляра пилочку для ногтей и яростно запилил. Восковой вынул свою. Она сверкнула в томном свете луны микроскопическими кристалликами. «Лучше с алмазной крошкой», — сказал он. «Угу», — сосредоточенно отозвался Бальзамир, сдунув с перепонок костяную пыль.
У Пиздодуева свело ногу и занемело плечо, но двинуться он не смел — было ужасно тихо и нарушал безмолвие только стонущий звук от спиливаемых когтей.
«Вот так-то! — закончив пилить, прямо-таки взвыл Бальзамир. — А ты все бздел, говорил: Копающий! Мы и сами с усами! Что, сдюжили? Да мы, брат, горы с тобой свернем! Я тебя бздеть-то отучу!» Он заходил на вираж экстаза. Восковой даже подумал, не хватанул ли шеф трав из бутылочки, хотя и сам ощутил прилив болезненной эйфории.
Бальзамир вдохновенно заговорил: «Да, брат, наезжаешь ты на людей, а я их, признаться, люблю. Вижу в них нечто такое, чего в тебе днем с огнем не сыщешь, — и он с некоторой брезгливостью посмотрел на Воскового. — Души в тебе нет, вот в чем дело. Ее безудержности и страсти. А говорил я ребятам: впрысните в него капельку человечьего эликсира, вочеловечьте чуток — для куражу, для размаха. А они мне в ответ: а где, мол, скажи, между живой и мертвой материей граница проходит? Как, спрашивают, ту пропорцию соблюсти, когда уже и не чурка бесчувственный, но и не человек еще? Откуда вообще то вещество таинственное берется, которое самое себя живым ощущает, со всеми вытекающими последствиями? Которое, так сказать, жизнь жизни дает? Ведь сама жизнь, вне материи, осознавать себя не способна, только через субстанцию, опосредованно. Да и что это за жизнь, которая откуда взялась — не знает, из чего состоит — не ведает, какие процессы в ней проистекают — понятия не имеет. Вот мы, говорят — именно потому, что тела наши незрячие, — регулировать наши процессы умеем, весь свой состав изучили, записанный в формулах. А вот жизнь… И такие вопросы стали мне задавать! Путаные. Одно слово — химики! Ничего тут не скажешь! — и Бальзамир безнадежно развел руками. — Положим, согласен, — в упоении продолжал он, — душа есть изъян. Она не признает гипотетического императива, прокламирующего целесообразность. Но о какой целесообразности может идти речь, когда ты имеешь дело с неконтролируемыми процессами, от которых зависим: перепады настроений, движение чувств. Да ведь так за собой не угонишься! Предположим, что для пользы дела тебе надо идти направо, а ты — природный — взял и предательски сиганул налево. Тогда позвольте спросить: где же ваша „свобода“? Неопровержимость „я“? Его ось? А-а-а! Это как душа поведет, — говоришь ты? И природа?» — Бальзамир схватил Воскового за грудки, приподнял над землей и потряс, хотя тот ничего подобного не говорил, да и вообще Бальзамира не слушал, так как та единственная мысль, к которой он был приспособлен, бороздила его чело.
«Натура непредсказуема и глупа! Она есть наш первейший враг! — вскричал Бальзамир и водрузил Воскового на место. — Да, — сказал он, немного угомонившись, — неуместность того, что зовется природой, да послужит для нас уроком. Ибо в чем ее „результат“? Он очевиден: сонмы бесполезных людей! Апофеоз избыточности! Но, с другой стороны, — явная недостача! Нехватка людей оптимальных, будто по мерке сделанных! Нет! Гармоничное общество — вот где мечта! Никого лишнего, остальных — по потребности. Нужен сейчас Строптивый — пожалуйста! Понадобились Настороженные? Извольте! Требуются Трусоватые? Получите! Каждый вовремя и на своем месте, произведен от вверенной ему функции. Наших пацанов хотя бы возьми. Каждый из них к одному лишь действию приспособлен, но зато как! Иллюзионисты! Фокусники! Кто истреблять, кто тырить, кто только вид делать, а кто и — выше бери! — так задурить умеет, что от него уж не люди — амебы в мутной воде сливаются, от прочих неотличимые. Такой от нашего Обдурилова вышел и уж не знает, он ли туда часом раньше вошел? А тут и ты на подхвате — с пустым всезнающим взглядом. Мол, не парьтесь, товарищ, — я бдю… бзжу… бдею! Вот это я понимаю — слаженная работа! Я ведь неисправимый идеалист, романтик!»
А Восковой обхватил гроб руками, налег сверху. Со стороны могло показаться, что он скорбит над покойником. «Власть…» — нашептывал он, поглаживая дубовый сундук и потираясь щекою о доски… Дальше, от «власти», слова понеслись сами собой, как по писаному, опережая мечтателя: «Спозаранку толкнем книжки в народ, ждут-не дождутся, лидеры, в петлю шеями лезут. Мозги бы им поменять, козлам, впрочем, как говорит Бальзамир, дело хозяйское. Кремлевских „убийц“ стихотворца — к ответу. Народ на расправу скор. Наши конкретно будут скандировать, это заметано. Гроб непременно открытым, и в головах я, поникший, с цветами… А если сам Пиздодуй внезапно объявится? Ну да пока ладно, после обдумаем. Подначиваем народ — наших везде понатыкано — и ждем, когда он на Кремль двинет… И чего меня Бальзамир как глисту в пищевод, через жопу пропихивает? Маньяк, блин. Я же ему говорил: дай мне что-нибудь непрезентабельное, хозяйственное — завхоз, например. А этот козел: я буду не я, если царем не сядешь. Сука, блин! — Восковой уже было проделал срамной жест, но слова понеслись дальше: — Потом, когда все будет кончено, Дезинфицирующих разошлем — чистить залы, палаты. После людей воняет. Куда ни взойду — воняет. Прав Бальзамир, хоть и сволочь, природа — вещь ненадежная, скользкая, тлением отдает. А сам как устроился — подправился там да сям и, смотришь, опять сухой, мертвый, подтянутый… Да! Ну и этот кремлевский проход, с бархатными коврами и позолоченной дверью. Порепетирую, как иду… Да, но дверь-то большая, а я маленький. Меня в микроскоп не увидишь. А говорил я козлу: „Смотри, ведь раскусят! Даром ли париться?“ А этот козел: „Не ссы, мол, замерзнешь…“ Да! И, говорит, твоя инагуа… ина… у-гу-ра-ционная речь:
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.
Уволившись с приевшейся работы, Тамбудзай поселилась в хостеле для молодежи, и перспективы, открывшиеся перед ней, крайне туманны. Она упорно пытается выстроить свою жизнь, однако за каждым следующим поворотом ее поджидают все новые неудачи и унижения. Что станется, когда суровая реальность возобладает над тем будущим, к которому она стремилась? Это роман о том, что бывает, когда все надежды терпят крах. Сквозь жизнь и стремления одной девушки Цици Дангарембга демонстрирует судьбу целой нации. Острая и пронзительная, эта книга об обществе, будущем и настоящих ударах судьбы. Роман, история которого началась еще в 1988 году, когда вышла первая часть этой условной трилогии, в 2020 году попал в шорт-лист Букеровской премии не просто так.
Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.