Блеск - [47]
И конечно же, раз за разом её мысли возвращались к нацарапанному неуклюжим детским почерком слову «Клондайк». Она попыталась отогнать это воспоминание, а затем отложила небольшую Библию и пересекла комнату. Кроме освещенных фонарями участков, улица за высокими окнами казалась темно-фиолетовой, и по ней лишь изредка проезжали экипажи. Элизабет слышала разговоры слуг о том, что, несмотря на понедельник, Шунмейкеры и кто-то ещё давали сегодня приемы. Скоро сезон закончится, и по опыту прошлых лет, когда она ещё была в центре всеобщего внимания, Элизабет хорошо знала бесшабашную оживленность общества в эту пору.
— Все в порядке, мистер Кэрнс? — спросила она, встав за спиной мужа и глядя на их отражение в оконном стекле.
Сноуден кивнул.
— Мне нужно кое в чем признаться, — продолжила она тихим слегка подрагивающим голоском. Именно так она разговаривала, играя роль гостеприимной хозяйки, милой скромной девушки, стремящейся произвести наилучшее впечатление на гостей.
В отражении Элизабет увидела, как бровь супруга приподнялась, а затем он повернул голову, но недостаточно, чтобы встретиться с ней взглядом.
— О?
— Да. — Её голос источал медовую сладость, хотя сейчас она говорила несколько поспешно. — Я видела погремушку — то есть, я не разворачивала подарок, но не раз дарила другим такие же, и поэтому знаю, что там лежит. Простите, но меня весь день переполняла благодарность за то, что вы купили мне такую милую вещь, и мне хотелось сказать вам спасибо.
— О. Я рад, что вам она понравилась, — ответил Сноуден тоном, которого она никогда прежде от него не слышала — будто бы испытывал облегчение, но не совсем так. — Точнее, понравится, — исправился он.
Сноуден не стал поворачиваться, чтобы посмотреть на жену, и поэтому она ободрительным жестом коснулась его руки и ненадолго задержала там ладонь. Сноуден не проронил ни звука и не удостоил её взглядом, но Элизабет все равно думала, что ведет себя как истинная жена, и когда почувствовала, что её прикосновение достигло цели, вышла из комнаты поискать что-нибудь, что можно было бы подать мужу. Возможно, чай, а ещё лучше — бренди, которое слуги пока ещё не успели перелить в хрустальные бутылки, предназначавшиеся для сервировочного столика в стиле эпохи Регентства в главной гостиной.
Казалось, с каждым днем Элизабет увеличивалась в размерах и становилась все более неповоротливой. Ребенок внутри нее отнимал все силы. Она долго искала поднос, бренди и бокал. В этот час на кухне было тихо — весьма требовательная миссис Шмидт всегда следила, чтобы все было вымыто и убрано сразу после ужина — и Элизабет ненадолго забыла о своем намерении, отвлекшись на развешанные по стенам медные горшки и выступающие белые печные изразцы размером с кирпич. Её новый дом был построен в те же годы, что и тот, где она выросла, поэтому и угольная печь с железной заслонкой, и фарфоровая раковина, и чан с горячей водой напоминали ей о кухне в доме номер семнадцать в парке Грэмерси, которую она так хорошо помнила. Вовсе не потому, что проводила там много времени, а потому, что ей приходилось пробираться через кухню, идя на тайные ночные свидания с Уиллом. Кухня всегда означала для неё предвкушение: слабый запах кулинарного жира и мыла был последним, что она слышала перед тем, как спуститься в конюшню, где жил Уилл.
Эти приятные воспоминания во многом затмили тревогу и чувство вины перед Сноуденом. Возвращаясь в холл, Элизабет мельком посмотрела в висящее напротив лестницы овальное зеркало и увидела, что почти улыбается. И тут она услышала мужской голос, непохожий на голос мужа, вскоре сменившийся более знакомым тембром.
— Уже поздно, — недовольно произнес Сноуден.
— Поздно, поздно… Знаю я. — Элизабет поняла, что подобный акцент вряд ли принадлежит завсегдатаю светских гостиных. — Потому и пришел, чтобы точно застать вас дома.
Стоя в тени лестницы, Элизабет понимала, что должна обозначить свое присутствие. Но не сдвинулась с места и бросила взгляд на стоящий на подносе бокал. Его содержимое беззвучно плескалось.
— Тогда давай поскорее. Что тебе нужно? Хотя можно предположить, что я и так дал тебе достаточно, учитывая, сколько ты из меня высосал за эти месяцы.
— Ага, но то был гонорар за оказанные услуги, а теперь я узнал кое-что новенькое: одну маленькую историю о вас, и думаю, что вы вряд ли желаете предавать ее огласке. Мне кажется, что оба мы будем спать спокойнее от того облегчения, что всегда наступает, когда деньги переходят из рук в руки.
— Тогда поспеши. Это дом моей семьи, — поторопил Сноуден.
Его собеседник издал звук, похожий на смешок, но Элизабет он показался самым ужасным и мерзким, что она слышала за всю жизнь.
— Семьи, — повторил мужчина, и Элизабет поняла, что тот жуткий звук относился к ней, её ребенку и её браку. К горлу подступила тошнота. — Я о том, что вы сделали на Клондайке…
Значит, этот поздний посетитель и был автором записки. Элизабет пробрала дрожь, и хотя летний зной никуда не делся, на секунду миссис Кэрнс показалось, что она несколько часов простояла на пронизывающем зимнем ветру. Но это чувство охватило её не только изнутри, поскольку руки затряслись и в следующий миг поднос вместе со стоящим на нем бокалом выскользнул из них. Элизабет беспомощно попыталась его поймать, но лишь ускорила падение, и когда поднос рухнул на пол, стекло с громким звоном разлетелось на осколки, а ноздри Элизабет наполнились дурманяще-сладким ароматом бренди.
Прелестные сестры Элизабет и Диана Холланд безраздельно царят в высшем свете Манхэттена, блистая на коктейлях, благотворительных балах, обедах в узком кругу друзей-аристократов и торжественных ужинах.Но благополучие сестер оказывается иллюзорным, семье грозит банкротство, и Элизабет приходится сделать тяжелый выбор между долгом и чувством. Решив пожертвовать собой ради спасения семьи, Лиззи соглашается на свадьбу с нелюбимым. Однако накануне свадьбы карета с невестой переворачивается, и жизнь «золотой» девушки Нью-Йорка трагически обрывается в водах Гудзона… Но случайность ли это? Или кому-то на руку, чтобы Элизабет исчезла?
Завистливые перешептывания. Старое соперничество. Новые предательства. Минуло два месяца, как мисс Элизабет Холланд вернулась в лоно семьи, и весь Манхэттен с нетерпением ждёт её возвращения в светское общество. Но когда Элизабет отказывается присоединиться к своей сестре Диане на балах, люди, пристально следящие за каждым шагом обласканной всеобщим вниманием семьи, снова начинают подозревать, что за дверями дома номер семнадцать в Грэмерси-парке не всё так ладно. Ближе к центру города живет Генри Шунмейкер с молодой женой Пенелопой, и об этой паре говорит весь Манхэттен.
После таинственной и окруженной слухами гибели Элизабет Холланд, самой яркой звезды манхэттенского высшего света, взоры общественности обращаются к ее ближайшему окружению. Ее сестра Диана становится единственной надеждой и опорой родителей. Генри Скунмейкер постепенно приходит в себя после потери невесты и вдруг обращает внимание на Диану. Красавица Пенелопа Хэйз стремится прибрать к рукам все, что осталось после лучшей подруги, включая ее жениха. Бывшая горничная Элизабет понимает, что в городе, где царят деньги и высокое положение, самым ходовым товаром становятся сплетни.
Князь Кирилл Зеленин выбрал недостойное, с точки зрения родни, занятие — стал художником. Однажды он встречает свою Музу — девушку удивительной красоты, пишет ее портрет и страстно влюбляется. Анна отвечает ему взаимностью, но они не могут быть вместе, ведь она — дочь бывшей крепостной Зелениных, в прошлом известной оперной примы. К тому же прекрасная натурщица слепа от рождения. Княгиня, мать Кирилла, руководствуясь якобы благими намерениями, спешно удаляет Анну из поместья. Куда угодно, только подальше от ее сына!Разве могла она представить, что несчастная слепая — не безродный подкидыш, а наследница графского титула и несметного богатства?
У Счастливчика Уинслоу был лишь год в запасе, чтобы устроить свои дела в Калифорнии, иначе многомиллионное наследство деда должно перейти к его завистливым кузенам — братьям Роквелл. Но, чтобы дела пошли на лад, ему нужно сделать многое, а главное — найти верных и надежных помощников.У Молли Кеннеди было именно то, что он искал. Энергичная, схватывающая все на лету, она была готова сразу же приступить к своей работе. К своей настоящей работе. Талантливая актриса, не обремененная излишними моральными принципами, она была завербована исходящими завистью Роквеллами, чтобы, пробравшись в постель Счастливчика, выведать его подлинные замыслы.Молли начала опасаться за свою жизнь, ощутив слежку.
В романтической повести немецкой писательницы Э. Вернер главная коллизия — борьба между патриотизмом и горячей, страстной любовью. Сила чувств героев так велика, что полностью меняет и их самих, и их взаимоотношения, вызывая большой интерес и глубокое сопереживание читателя.
Жажда богатства – одна из самых сильных человеческих страстей. И одна из самых опасных. Потому что чаще всего приводит того, кто встал на путь наживы, к преступлению... Да, имена многих – к примеру, конкистадора Эрнандо Кортеса, обворожительной маркизы-отравительницы Мари-Мадлен де Бренвилье, пирата Генри Моргана, любимца Петра Великого Александра Даниловича Меншикова – записаны на скрижалях истории. Но эти люди шли к своему богатству по трупам, а потому их страдания не вызывают сострадания. Что, наверное, закономерно.
Одна из самых романтических и ярких исторических драм, трогательная и нежная история, многие века вдохновлявшая на творчество поэтов, писателей и художников. Страстная любовь командора Николая Резанова и испанской красавицы Кончиты до сих пор потрясает своей силой, верностью и ослепительной чистотой. Чтобы вымолить ходатайство императора у папы римского на брак с католичкой, Николай Резанов отправился из Калифорнии в Петербург, но по дороге погиб. Кончита верно ждала своего возлюбленного 35 лет, после чего ушла в монастырь, где и завершилась ее земная жизнь, осветленная высоким и непреходящим чувством...
Солейс Фариндейл сразу обратила внимание на нового обитателя отцовского замка — высокого и красивого сокольничего, и была готова подарить ему свою любовь, позабыв об осторожности. Нежная, наивная Солейс! Логан Грей — ее заклятый враг, он намерен убить отца девушки и завладеть замком.