Бледное солнце Сиверии - [45]
— А возьмите-ка вот краюшечку хлебца. Нет более ничего.
Сестра благодарит, руки целует. Дура!
— Может вам сделать чего? Мы всё умеем. Всё можем. Правда, Тиша?
И Тиша кивает. А у самого глаза огнём горят.
— Да не надо, — машет тётка руками. — Хотя, в хлеву бы убраться, а?
И убираемся с сестрой. Она гребёт, а Тиша, шестилетний худой, что соломинка, мальчик таскает вонючий навоз. И всё за жалкую краюху, которую потом с Заей делили в своей покосившейся избушечке. А она ещё и большую часть отдаёт, всё шепчет: «Кушай, Тишечка, кушай. Устал, поди? Завтра я к Митрофану схожу на соседний хутор. У него подработаю немножко. Так авось до осени дотянем».
Тихон гнал от себя прошлую жизнь. Гнал поганой метлой. Гори она в пекле!..
На людях он часто говаривал:
— Чтобы мы, Корчаковы, делали подобное! Да ни в жизнь!
Тихон страшно ненавидел бедность. А особенно людей, которые жили (с его слов) «паскудно».
Но жену себе взял из бедноты. Это чтобы слушалась. Он давно просёк, что бедность — лучше любой плётки. За краюху тебе сделают всё, что не попросишь.
В Молотовке, как он думал, его уважают. Вернее, боятся. Он своим трактиром (то, что трактир Демьяна Тихон уже стал как-то и подзабывать) многих в кабалу загнал. И его кичливость своим положением многих злила. Но вот поделать ничего не могли.
Они урока не учли! — не раз перед женой хвастался Тихон. — Сами виноваты. Вот посмотри на меня. Посмотри! Мы, Корчаковы, не лыком шиты. Вишь, как поднялись!
Ел Тихон теперь, что говорится от пуза. Жил в достатке. Да ещё жена покладистая. Кроме того красавица. Таких тут в посёлке мало.
Многие знали, что он её иногда колотил. Бил жестоко. И ногами, и руками, и по голове.
— Ах, ты ж гнилушка! — орал он порой в исступлении. — Скотина безродная!
А потом, спустя пару дней приходил «мириться»: заваливался подвыпивший и лез жене под юбку. А сделав своё истинно «мужское дело» жаловался на свой несносный характер.
— Сам знаю, что сволочь! Но поделать ничего не могу, — искренне говорил он и снова лез любиться.
Сейчас, как родилась тройня, Тихон уже чуть поуспокоился и практически не избивал жену. И ей казалось, что жизнь стала налаживаться. А, впрочем, она уже и привыкла.
Тихон вернулся к стойке и налил сам себе водки.
Странный этот незнакомец. И зачем он приходил? Только душу растеребил, сволочь!
Корчаков залпом выпил чарочку, мрачно посмотрел на капусту и тоже не стал закусывать.
Закусывают только пьяницы, — подумалось ему, — а я Корчаков! Мы не такие!..
А где-то с окраины послышался детский голос. Тихон прислушался: кажется, то была песня. Тоскливая, аж собаки подвывали.
Корчаков налил ещё одну чарку и попытался прислушаться. Он даже подошёл к дверям и чуть их приоткрыл, так и держа чарку в своей здоровенной руке.
Ветер затих и в морозном воздухе разлилось:
Корчаков резко сплюнул и тут же снова влил в рот полугар. Последняя чарка пошла, что говорится, с трудом. Тут ещё в лицо ударил сильный порыв ветра. А с ним и слова далёкой песни:
Часть 2. Круги на воде
1
Молотов мне не нравился. Думаю, что он это понимал.
— Откуда ты? — спросил Демьян, внимательно рассматривая меня.
Делал он это весьма профессионально, как рассматривают товар, который намериваются приобрести: придирчиво, да ещё с недовольной миной на лице.
Я не ответил. Судя по всему, Молотов не узнал во мне ту «пьянь», которую его ребята оттолкнули в снег.
— Понимаю, — купец чуть развёл руками, стараясь не выдавать своего раздражения. — Можешь не говорить. А мне тебя так расхваливали.
Я снова не ответил, уставившись прямо в глаза Молотову. Тот спокойно выдержал взгляд, словно и не замечая моей неприязни.
— Хрипунов рекомендует тебя нанять, так сказать.
— Нанять? — усмехнулся я. — Мои услуги дорого стоят.
— Ну да, ну да. Понимаю. Говорят, ты не сошёлся в цене со Стержневым?
Жуга с Владом не зря запирались в светёлке и несколько часов обдумывали план совместных действий. Решено было разыграть мой «разрыв» со Стержневым прилюдно. За повод взяли ссору насчёт денег, якобы невыплаченных мне за работу.
— Раз ты наёмник по прозвищу Сверр, значит, тебе полагается выплатить вознаграждение за твою работу, — говорил Исаев.
Его прибытие тоже держалось в секрете. Считалось, что к Стержневу приезжали из столицы по поводу разъяснения ситуации с племенем турора.
И мы стали с Владом «ругаться» прямо на площади у колодца. Честно скажу, что чуть до драки не дошло. Стержнев умело обыграл ситуацию и даже вспомнил погибшего Тура, при этом, чуть не всплакнув, и схватив меня за грудки, плюнул в лицо.
Даже ратники, стоявшие рядом, поверили и бросились нас разнимать. На их лицах я увидел нескрываемое презрение к себе. Ещё бы — наёмник! Вот же сука! Правда, лишь Холодок смотрел на меня с некоторым подозрением, явно о чём-то догадываясь.
Бабы у колодца смотрели на сцену «схватки» с таким интересом, словно это было балаганное представление. Думаю, давно таких страстей тут, в Молотовке, не видывалось.
Земля была черной. Но не такой, какой бывает только что вспаханное поле. Она была похожа на мелкую угольную пыль. И даже также скрипела под ногами. Михаил еще раз посмотрел на показания «КЛЮЧа» и сделал несколько пробных шагов. Он присел и внимательно осмотрел почву. Ни одного кустика, ни малейшего намека на травинку. И бесконечно высокое черное небо…
Закари Ин ничего не знает о Китае. В школе преподают только западную историю и мифологию, а мама-китаянка не любит говорить о своем прошлом. Самое время пройти экспресс-курс, потому что маму Зака похитили демоны, которые пытаются открыть портал в подземный мир, а дух Первого императора Китая вселился в его очки дополненной реальности и комментирует все происходящее. Теперь у Зака есть всего четырнадцать дней до наступления Месяца Призраков, чтобы на пару с одним из самых печально известных тиранов в истории добраться до Поднебесной, украсть могущественные артефакты, сразиться за мир смертных и спасти маму.
Отправляясь хоронить надежды на самую бесперспективную окраину империи, Гайрон четвертый сын из дома Рэм даже не подозревает какую долю ему, на самом деле, уготовила безжалостная судьба. А пока он решает проблемы, бесполезной на первый взгляд провинции, империя начинает трещать по швам. Иллюстрации в произведении подобраны автором.
Пески и ветра, ифриты и джины, сокровища самого султана, и даже таинственный орден ашинов — полный тайн и загадок восток отнюдь не желает выпускать Ильдиара де Нота из своих жарких объятий. Чтобы вернуться домой, ему придется внимать голосам Пустыни и научиться играть по ее правилам. В то же время по следам отправленного в изгнание магистра отправляется его бывший оруженосец, а ныне — друг и соратник, сэр Джеймс Доусон, которому в его предприятии помогает старозаветный паладин Прокард Норлингтон. Но, на свою беду, рыцари делают остановку старом придорожном трактире, двери которого ведут вовсе не туда, куда бы хотелось его постояльцам. Теперь их путь лежит через Терновые Холмы — серый и безрадостный край, где живые люди лежат в присыпанных землей могилах, в небесах кружат желто-красные листья, а меж кустов колючего терна и цветущего чертополоха бродят опасные и вечно голодные твари…
Прошло два года с тех пор, как Рю потерял приемного отца, и он осмеливается надеяться, что нашел покой. Но клинки ночи живут с мечом, и когда новый вид воинов угрожает Южному Королевству, Рю и Морико попадают в разные края известного мира, чтобы раскрыть тайны, которые никто не трогал сотни лет. Три Королевства охватывает хаос, два клинка ночи должны решить, где их место. Прятаться негде, и тайны, которые они раскроют, смогут изменить мир навеки.
Под полным контролем Джури и в абсолютном хаосе, Лила погружается в пучины ада, чтобы освободить Малачи от существ, которые десятилетиями жаждали мести. Но у Судьи своеобразный взгляд на ведение дел, и Лиле приходится работать на пару с Анной — новым капитаном, у которой очень личная миссия. Вместе они проникают в самое ужасное царство, с которым она когда-то встречалась в Царстве Теней — суровая местность, управляемая Мазикиными.Ставки как никогда высоки, и Лиле приходится принять помощь — и любовь — от людей, которых она едва ли знает или доверяет.
Сборник материалов по миру Вольного Флота. Страны, народы, расы, мелкие рассказы, не касающиеся основного повествования.