Блаженством равен тот богам... - [3]

Вечера искусства или, как их предпочитали называть тут, литературные чтения, вошли в моду еще в период правления Лоренцо Великолепного — незадолго после того, как деятельность академии Кареджи получила широкую огласку. В подавляющем большинстве небольших аристократических кружков эти якобы интеллектуальные занятия ничего общего с литературой и искусством не имели — и прием, на который меня пригласил аптекарь, тоже входил в этот список. Розарио Бадзини, хозяин дома, действительно был дальним родственником кого-то из Медичи и носил герцогский титул. Он писал довольно посредственные, хотя и не лишенные изящества стихи, пробовал себя в живописи, любил тратить деньги направо и налево и обладал взбалмошным нравом, который не позволял ему сидеть на месте и каждый год по нескольку раз уводил его за пределы Италии. Розарио возвращался во Флоренцию с довольной улыбкой и подарками для всех своих многочисленных друзей. Пожалуй, единственной его проблемой была фривольная манера общения: порой он вел себя вызывающе, хотя границы хорошего тона переходил редко.

Мы с Лоренцо немного опоздали, и все гости, похоже, уже собрались. В зале было очень душно, и мы, недолго думая, разместились в креслах возле распахнутого окна. Розарио оказался тут как тут. Он поздоровался с Лоренцо, после чего обратился ко мне.

— Хорошо, что вы пришли. Сегодня у нас будет кое-что особенное.

— Я в нетерпении. Синьорина Бадзини. Рад вас видеть.

Стоявшая рядом с Розарио молодая девушка — Матисса, его родная сестра — сделала пару неуловимых движений веером, отвела взгляд и кокетливо улыбнулась. Ей совсем недавно исполнилось двадцать, и ее брат был всерьез озабочен перспективами ее замужества. Точнее, отсутствием этих перспектив. Девушкой она была милой, и кавалеров вокруг нее крутилось достаточно. И, наверное, она бы выбрала одного из них, если бы не была влюблена в меня. Пару раз я появлялся на балах у Медичи в компании Авироны, что вызывало у Матиссы страшную ревность, хотя она прекрасно знала, что та замужем.

— Взаимно, сеньор.

Сказав это, Матисса мучительно покраснела и снова обмахнулась веером — так, словно хотела сказать «тут так душно».

— Бедняжка, — покачал головой я, когда брат с сестрой направились к очередной компании гостей. — Она чувствует себя здесь совсем чужой. На ней лица нет.

— Что-то мне не кажется, что причина именно в этом, — хитро улыбнулся Лоренцо.

— Хотя бы вы не начинайте: эта сплетня уже до смерти мне надоела.

— Почему бы вам не пригласить ее на загородную прогулку, Винсент? Покажите ей своих лошадей, покажите сад — она будет очарована. Покажите ей окрестности, наконец — вы точно знаете самые красивые места за городом.

— А что вам мешает ее пригласить?

Лоренцо вытянулся в кресле: он не ожидал, что разговор повернет в такое русло.

— Извольте, — сказал он. — Я — всего лишь скромный аптекарь. А вы — совсем другое дело! Сами подумайте: как можно не влюбиться в восточного принца? Он богат, красив, талантлив, у него есть великолепный цветущий сад, где растут такие деревья, коих не сыскать и по всей Италии, он живет на одной из самых прекрасных вилл во Флоренции, а в его конюшне можно найти чудесных арабских скакунов. И главное — никто не знает о нем ничего конкретного…

— Обещаю подумать. Но только если вы тоже мне это пообещаете.

Лоренцо предпочел не отвечать мне и испарился под предлогом того, что ему нужно «закончить последние приготовления». Розарио будто дожидался этого момента: он тут же подхватил меня под руку и повел по залу, мимоходом знакомя с гостями (имена большинства из них я забывал еще до того, как слышал). Помимо прочих, тут была парочка темных эльфов и компания вампиров. Последние стояли, образовав тесный кружок, но, увидев меня, почтительно закивали. Хозяин представил мне молодого драматурга, начинающего художника, потом — стайку поэтов и уже переключился было на дам, но вернувшийся Лоренцо поднял руки, привлекая к себе внимание. Герцог Бадзини, в свою очередь, решил жестами не ограничиваться и довольно громко призвал публику к порядку. Заволновавшись, разряженные в пух и прах гости еще немного помельтешили, а потом уселись на стулья и приготовились смотреть и слушать.

— Сеньор Пинелли пообещал нам кое-что особенное, — поделился со мной мой сосед — кажется, Розарио представил мне его как графа… какого-то там. Мне никогда не удавалось запоминать не интересную и не важную для меня информацию.

— Уверен, так оно и будет, — кивнул я.

И через минуту в этом уверились и остальные.

Одна из появившихся перед гостями девушек, золотоволосая светлая фея, напоминала хрупкий весенний цветок: она была такой же нежной и трепетной и весьма профессионально напускала на себя невинный вид, глядя в пол и мило улыбаясь. Впечатление невинности слегка портила короткая белоснежная туника, шитая золотом, чересчур откровенная даже для постановки. Но фея вместе со своим нарядом завладела вниманием зрителей всего лишь на несколько секунд. Теперь они неотрывно смотрели на вторую даму, вакханку в тунике из вишневого бархата. Длинные волосы она собрала, подражая прическам современниц Сапфо, двигалась медленно и вальяжно и смотрела на зрителей с едва уловимым высокомерием — словом, играла не в первый раз и даже не во второй, так как чувствовала себя уверенно и не сражалась с собственными руками, как это делают начинающие актеры.