Блатные из тридевятого царства - [60]

   Бедная девка покраснела, красивое лицо уткнулось в ладони. Торговка бросилась прочь с базара. Довольная теща Пиримидона долго глядела вслед, тощий зад ерзал по сиденью, как рубанок по доске с гвоздями. Едва Марфа затерялась в толпе, Нинель Абрамовна велела кучеру ехать домой. На кой ляд приезжали -- непонятно. Возница развернул пролетку, парочке нерасторопных мужиков досталось плетью.

   -- У вас, Нинель Абрамовна, богатая фантазия, -- осторожно заметил я, отодвигаясь в угол. -- А если Устин не пошел сегодня на покос, или начал косьбу с другого конца, или Тоське нынче не до пашни? Но даже если и так, то с какой стати они обязательно должны уединиться в кустах?

   -- Господин посол, -- фыркнула перезрелая сплетница, -- я же предположительно, так сказать теоретически и даже вовсе не со зла. Давайте лучше поговорим о Европе. Господи, был у меня один знакомый француз, Мишель -- единственная и неповторимая любовь! Мы с ним за ночь по сорок раз любились, нынешней молодежи такое даже не приснится.

   -- Извините, ночь часом не полярная была? -- ухмыльнулся я. Личико дочки пошло бурыми пятнами.

   -- А вы шутник, господин посол, -- кокетничала мадам Нинель. -- Ох, молодость, молодость! Где теперь Мишель, он так и не смог простить мне невинной шалости с отрядом гвардейцев. -- Бурые пятна на лице дочери изменили цвет на фиолетовый. Нинель Абрамовна невинно потупила глазки и перешла на политику: -- А как там королевна англицкая поживает? Неужто по-прежнему шашни с гишпанским принцем крутит?

   Вопрос из разряда дипломатических. Надо что-то отвечать. Не долго думая, я кратко изложил сюжетную линию первого тома Дюма о похождении бравых мушкетеров. Ошалевшая Нинель Абрамовна чуть не выпала из пролетки. От восторга ее плоская грудь увеличилась сразу на три размера.

   -- Ох уж этот Бекингэм, так напоминает Мишеля! -- разрыдалась пожилая женщина. Острый длинный нос ткнулся в плечо дочери. -- Разве ж твой Пиримидон способен на такие чувства! Разве ж он может голой грудью на шпагу! Повеситься и то не сумел, два раза из петли вынимали.

   Супруга князя от обиды прикусила ноготь, клацнули прелестные зубки, и ошметок полетел на дорогу. Нинель Абрамовна утерла слезы, тонкие бесцветные губы свернулись бантиком в мечтательную улыбку. Какое-то время тишину нарушал лишь стук лошадиных подков. На перекрестке обогнали пешую кухарку, Нинель Абрамовна встрепенулась.

   -- Эй, Алевтина, чего стоишь, лясы точишь! Беги, керосином запасайся, гвардейцы кардинала войной прут, к вечерне туточки будут!

   У меня засосало под ложечкой. Смолчать не получилось.

   -- С чего вы это взяли?

   -- А как же, -- хрустя костьми, повернулась мадам Нинель, -- мы же хорошие, а они плохие. С кем им еще воевать? Тут и к бабке ходить нечего...

   -- Мадам, -- не сдержался я, -- вам лечиться надо!

   -- Уже, -- без обиды ответила женщина. -- Дохтор заграничный имеется, господин Гопман. Хоть и без передних зубов, но мужчина видный. Одно худо, евоный желудок пищу нашу грубую принимает плохо, а наружу выдает хорошо, быстро. Полдня почитай в уборной проводит.

   Пролетка въехала на княжеский двор, конюх осадил коня. Я, как галантный кавалер, помог Нинель Абрамовне выбраться наружу. Княгиня выпрыгнула сама, наглый ветерок задрал подол сарафана, блеснули стройные ножки, такой мелочью, как нижнее белье супруга Пиримидона себя не озадачивала. Пришлось деликатно отвернуться, но княгиня так зыркнула, что зародились сомнения -- а ветер ли виноват в случившемся?

   Пожалуй, настала пора прощаться, терпеть не могу, когда на мою честь покушаются без должных на то оснований. Слишком уж короток путь от постели княгини до плахи. Но сбежать сразу не получилось.

   -- Мамам, а не пригласить ли нам господина посла на обед? -- плотоядно улыбнулась дочка.

   -- Конечно, дорогая! -- охотно согласилась старая дура.

   На душе заскреблись кошки. Такое чувство, что не гостем зван к столу, а приглашен в качестве десерта.

   Нинель Абрамовна вцепилась мне в локоть и потащила в дом. Пока накрывались столы, ей вздумалось поиграть в жмурки.

   В большом зале привыкшая ко всему прислуга ловко завесила окна дерюгой. Стало темно как в склепе. Две свечи с трудом освещают лица. Явился Джим. Мадам Нинель вызвалась водить первой. Я мысленно пожелал удачи. Ловить голого негра в темной комнате, да еще с завязанными глазами, все равно, что в безлунную ночь любоваться черным квадратом Казимира Малевича.

   Воспользовавшись моментом, я попятился к двери. Чьи-то пальцы прихватили край рубахи. Пытаюсь стряхнуть -- бесполезно. Всмотрелся и обмер: пока мамаша развлекается с Джимом, дочурка решила употребить меня.

   Я взмолился и Господь не дал свершиться греху. В тот самый момент, когда я уже отчаялся вырваться, дверь в комнату приоткрылась и вошел лекарь. Господин Гопман, со вчерашнего вечера прописавшийся в клозете, нашел в себе силы выбраться на свежий воздух. На мое счастье редкие минуты свободы он решил посвятить пациентам. Мать и дочь были затребованы на осмотр.

   Княгиня чмокнула в щеку и томно прошептала:

   -- Я скоро, котик...