Блатные и уличные песни - [14]

Нарушает тюремный покой.

А унылые жены милые

Ждут мужей в непроглядной тоске,

И туман густой пеленой густой

Закрывает печально виски.

Руки женские протянулись.

И в надежде, и в муке они.

И по-прежнему очень медленно

Горемычные тянутся дни.

Тишина. Спит тюрьма.

Все предано забвению сна…

Лишь ночной часовой,

Лишь ночной часовой

Нарушает тюремный покой.

Эх, Россиюшка, земля-матушка,

Посмотри на своих сыновей:

Почему в глазах серебрит слеза?

Где же счастье твоих дочерей?

Отчего в сердцах столько горечи?

Почему так страдает страна?

Отчего закон стал бессовестный,

Расскажи, дорогая, сполна.

Тишина. Спит тюрьма.

Все предано забвению сна…

Лишь ночной часовой,

Лишь ночной часовой

Нарушает тюремный покой.

Тишина. Спит тюрьма.

Только дремлет на небе луна,

Словно хочет сказать,

Словно хочет сказать:

Не надо, не надо рыдать!

ПАХАН

Это было весною, зеленою порою.

У перрона стояли. Поезд наш подходил.

У перрона стояли и кентов поджидали,

Чтобы дело обстряпать, покутить, погулять.

Из седьмого вагона фраерок показался:

Шапка, сбитая набок, чемоданчик в руке.

Чемоданчик набитый,

в пасти фиксы сверкают,

И карманчик раздутый говорил о себе.

Мы за ним поканали, в переулке догнали,

Чемоданчик забрали и хотели бежать.

Только он был из шустрых,

быстро к стенке отпрянул,

И в руке его тускло заблестело перо.

«А вы, ребята, ошиблись, вы на урку нарвались,

Вы ж меня не узнали, я ваш бывший пахан.

Собирайте же кодлу, будем пить, веселиться!

Пусть весь город узнает, что вернулся пахан!»

К ЧЕРНОГЛАЗОЙ

Смолкли скрипы тюремных затворов,

В темной камере спать все легли.

Только слышно — за дверью дубовой

Надзирателя ходят шаги.

Он проходит походкою львиной,

Мимо камер ключами гремит.

Этот стон, этот сон подземельный

Истерзал он, измучил меня.

Сердце бьется, что в западне птица,

От тоски разрывается грудь.

Скоро утро, моя дорогая!

Ночь проходит, а мне не уснуть.

Слышно, музыка что-то играет.

Тот на воле, а я здесь, в тюрьме.

Там, на воле, моя дорогая…

Вспоминаешь ли ты обо мне?

Вспоминаешь ли ты наши встречи,

Эти, радости полные, дни?

Как хочу я обнять твои плечи,

Посмотреть в ясны очи твои!

Я терплю и нужду, и мученья,

Я надолго заброшен судьбой.

Долго мучиться мне в заключении,

Долго быть мне в разлуке с тобой.

Я мечтою к тебе улетаю,

Я зову — ты не слышишь меня…

Где ты, где ты, моя дорогая,

Черноглазая радость моя?..

НЕ ПЕЧАЛЬСЯ

Десять лет трудовых лагерей

Подарил я рабочему классу.

Там, где стынут лишь трупы зверей,

Я построил Амурскую трассу.

За вагоном проходит вагон

Мерным стуком по рельсовой стали.

По этапу идет эшелон

Из столицы в таежные дали.

Здесь на каждом вагоне забор,

Три доски вместо мягкой постели.

И, окутаны в сизый дымок,

Нам кивают угрюмые ели.

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я приду раньше времени,

Дорогая моя!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на заветный порог

И, тоскуя по ласке твоей,

Я в окно постучусь.

Завернувшись в тулуп с головой,

Проезжаю снега да болота —

Здесь на каждой площадке конвой

Ощетинил свои пулеметы.

Там, где вязнут в снегах трактора,

Даже «Сталинцу» сил не хватало,

Эта песня под стук топора

Над тайгой одиноко звучала:

«Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я приду раньше времени,

Дорогая моя!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на заветный порог

И, тоскуя по ласке твоей,

Я в окно постучусь».

За вагоном проходит вагон,

С мерным стуком по рельсовой стали

По этапу идут эшелоны, друзья,

Из столицы в таежные дали.

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я приду раньше времени,

Дорогая моя!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на заветный порог

И, тоскуя по ласке твоей,

Я в окно постучусь.

НА НАРЫ

Раз в Ростове-на-Дону

Я в первый раз попал в тюрьму,

На нары, понял, на нары, понял, на нары.

А за стеною фраера

Всю ночь гуляли до утра,

И шмары, понял, и шмары, понял, и шмары!

Но я, ребята, душою не поник,

Судьбу я взял за воротник.

Свобода, понял, свобода, понял, свобода!

Один вагон набит битком,

А я, как курва с котелком,

По шпалам, понял, по шпалам, понял, по шпалам!

Вот захожу я в магазин,

Ко мне подходит гражданин,

Легавый, понял, легавый, понял, легавый.

Он говорит: «Такую мать,

Попался снова ты опять!

Попался, ты понял, попался, ты понял, попался!»

Какой ж я был тогда дурак:

Надел ворованный пиджак

И шкары, понял, и шкары, понял, и шкары.

И вот опять передо мной

Всю ночь маячит часовой

С обрезом, понял, с обрезом, понял, с обрезом!

Сижу на нарах, блох ищу —

Картошку чистить не хочу!

Кошмары, понял, кошмары, понял, кошмары.

Один вагон набит битком,

А я, как курва с котелком,

По шпалам, понял,

хиляю по шпалам, хиляю по шпалам!

ТЫ УШЛА

Я прошел Сибирь в лапти обутый,

Слушал песни старых чабанов.

Надвигались сумерки ночные,

Ветер дул с Каспийских берегов.

Ты ушла, как в несказанной сказке,

Ты ушла, не вспомнив обо мне.

Я остался тосковать с гитарой,

Потому что ты ушла с другим.

Может, мне печалиться не надо,

Когда розы начинают цвесть.

Эти розы с молодого сада

Некому теперь мне преподнесть.

Эх, приморили, гады, приморили,

Отобрали волюшку мою…

Золотые кудри поседели,

Знать у края пропасти стою.

Я ТЕБЯ ВСПОМИНАЮ

Помню двор, занесенный белым снегом пушистым,

Ты стояла у дверцы голубого такси.

У тебя на ресницах серебрились снежинки,

Взгляд усталый, но нежный, говорил о любви.