Блатные и уличные песни - [16]
Шрифт
Интервал
Своими видела глазами:
Судили девицу одну,
Она дитя была годами.
В суду Ростовском окружном
Толпа народу собиралась.
Судья, сидели все вокруг,
Они убийцу дожидались.
Подъехала карета в суд,
Раздался голос: «Выходите!
И вверх по лестнице крутой…
По сторонам вы не смотрите».
Блондинка, жгучие глаза,
Покорно голову склонила.
Блеснула искренно слеза,
Она лицо шарфом закрыла.
Она просила говорить,
И судьи ей не отказали,
Когда же кончила она,
Весь зал наполнен был слезами.
«Смотрите — всем я хороша.
Мой взор не охлажден годами.
Смотрите — вот моя душа,
Она открыта перед вами.
В каком-то непонятном сне
Он овладел, безумец, мною.
И тихо вкралась в душу мне
Любовь коварною змеею.
Среди товарищей своих
Он часто хвастался другою,
Он гнал и презирал меня,
Не дорожил, безумец, мною.
Однажды он ко мне пришел,
Я отомстить ему решила:
Вонзила в грудь ему кинжал…
О судьи, я его убила!
Рыдая, труп я обняла,
Во гневе — что ж я натворила.
Зачем мне жить, коль нет его…
О судьи, я его любила.
Я рассказала, что могла,
И говорить уже довольно.
Читайте ж приговор скорей,
А то и так уж сердцу больно».
Вдруг пошатнулася она
И слабый стон в груди раздался.
Так приговор в руках судьи,
Он непрочитанным остался.
ПРОЩАЙ
Ах, зачем эти горы высокие
Закрывают Восток голубой,
Ах, зачем этот Север далекий
Разделяет нас, детка, с тобой.
Далеко от родного я края,
Занесла меня злая судьба.
Хоть бы день, хоть бы час, дорогая,
Посмотреть бы я мог на тебя!
Сердце в груди моей бьется,
Пусть огонь не угаснет в груди.
Тяжелое время уходит,
И счастье нас ждет впереди.
Мы сегодня расстались с тобою:
Переброшен был в лагерь другой.
Среди зон, запорошенных вьюгой,
Мы навеки расстались с тобой.
Знаю я, что ты не изменишь —
Жизнь заставит тебя изменить.
Точно так же и ты не поверишь,
Что без женщины буду я жить.
В лагерях не имеем мы права
Откровенно друг друга любить.
Только с риском попасть под облаву
Можно ночью друг к другу ходить.
Так прощай! Прощай, прощай,
моя детка!
Не одна нам дорога с тобой.
Заключенные, детка родная,
Не владеют своею судьбой.
ВОЗЛЕ ДОМА
Возле дома белого, на краю села,
Белая черемуха пышно расцвела.
Белая, пушистая — прямо у ворот,
Прямо к той черемухе улица ведет.
Следы градом капают по щекам зека.
За решетку держится девичья рука.
А я завтра думаю совершить побег,
Может, счастье сбудется среди долгих лет.
Если счастье сбудется, я вернусь домой
И пройдусь по улице, улице родной.
Если любишь здорово, значит, будешь ждать.
Я готов за это жизнь свою отдать.
Возле дома белого, на краю села,
Белая черемуха пышно расцвела.
ПИСЬМО
Здравствуй, мать, прими привет от сына.
Пишет он тебе издалека.
Я живу, но жизнь моя разбита,
Одинока, нищенски горька.
Завезли меня в края чужие
С бестолковой буйной головой.
И разбили жизнь мою младую,
Разлучили, маменька, с тобой.
Жаль одно: сестренку не увижу,
И братишку очень я люблю.
И тебя, родная, не обижу,
На прощанье крепко руку жму.
И под елкой или под березой,
Я, наверно, свой приют найду.
Распрощаюсь с горькою судьбиной,
И к тебе, мама, не приду.
СУДЬБА-ЗЛОДЕЙКА
В осенний день, бродя как тень,
Зашел я в первоклассный ресторан,
Но там приют нашел холодный,
Посетитель я немодный,
У студента вечно пуст карман.
Официант — какой-то франт,
Сверкая белоснежными манжетами,
Он подошел, шепнул на ушко:
«Здесь, приятель, не пивнушка,
И таким, как ты, здесь места нет!»
А год спустя, за это мстя,
Я затесался в винный синдикат.
И подводя итог итогу,
Встал на ровную дорогу
И надел шкарята без заплат.
Официант, все тот же франт,
Сверкая белоснежными манжетами,
Он подошел ко мне учтиво,
Подает мне пару пива,
Предо мной вертится, как волчок.
Кричу: «Гарсон! Хелло, гарсон!»
В отдельный кабинет перехожу я.
Эх, подавайте мне артистов,
Скрипачей, саксофонистов,
Вот теперь себя я покажу!
Сегодня ты, а завтра я!
Судьба-злодейка ловит на аркан.
Сегодня пир даю я с водкой,
Ну а завтра за решеткой
Напеваю вечный «Шарабан»:
«Ах, шарабан мой — «американка»!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите — пейте, посуду бейте,
Мне все равно, мне все равно!»
СТУК КОЛЕС
А Вася Ржавый сел на буфер,
А были страшные толчки.
Оборвался под колесья,
Разодрало на куски.
А мы его похоронили,
А прямо тут же, по частям,
А потом заколесили
Вдоль по шпалам, по путям.
Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.
Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!
А что ты, падла, бельмы пялишь?
Аль своих не узнаешь?
А ты мою сестренку Варьку
Мне ж напомнила до слез.
Ах Варя, Варя, моя Варя!
Вари нет уже в живых —
На каком-то полустанке
Паровозик раздавил.
Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.
Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!
А как на Невской перспективе
Повстречался нам нэпман.
А мы его остановили: «Слушай, дядя!
Дай полтинник на шалман!»
А он ответил: «Нехеренто!
Так и так, мол, денег нет».
А мы ему антеллигентно
Наблевали за жилет.
Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.
Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!
ПОЕЗД
В Красноярске тюрьма большая,
Народу в ней не перечесть.
Ограда каменная высока,
Через нее не перелезть.
Еще от автора Неизвестный Автор
Рекомендуем почитать
