Благотворительные обеды - [28]

Танкредо сел и замер, смущенный своей наготой. «Там не надо, повторил он, здесь». Ему ответил новый взрыв хохота, решительно и звонко. Потом стало тихо. «Иди сюда», голос уже не пел, он звал. Потом снова запел, словно в шутку, ничто тебя не тревожит, ничто тебя не пугает, все проходит, не меняется Бог, голос зазвучал громче, терпенье достигнет всего, голос становился громче, смех становился громче, и тот, у кого есть Бог, ни в чем не знает нужды, голос нарастал, его искажал смех, готовый оглушительно грянуть и разбудить весь мир, достаточно одного только Бога. Танкредо, дрожащий от страха, завороженный, подчинился. Он пошел с ней туда, где, как она говорила, только Бог сможет ее отыскать. Жар, страшный, близкий жар ее наготы, исступленность зазывных поцелуев выплеснулись на него и лишили его самого себя. «Боже», кричал он в душе, опускаясь перед ней на колени и радуясь темноте, потому что не хотел видеть ни ее, ни себя.

Но услышал:

— Этот праведный падре пощупал меня за задницу, — сказала она и, довольная, стала повторять свои слова, мурлыча их, как песенку.

IV

— Сеньорита, прикройте свою наготу. Смотрите, уже рассвело, а вы проснулись, где не подобает, и не холодно вам? конечно, нет, ведь вы вся огонь, да какой! свирепая собака позавидует — поглядитесь-ка в зеркало: плоть, плоть и плоть.

Сабина, само рыдание, куталась в одеяло. Танкредо никак не мог проснуться. К ним заглянули Лилии.

— А вы, юный Танкредито, весь товар напоказ? И не стыдно? Имейте в виду, что через двадцать минут падре Сан Хосе начинает первую пятничную мессу. Вот, послушайте, слышите шаги и голоса? это церковь ждет достопочтенного падре, церковь, полная прихожан, хочет слышать его пение, но как падре будет петь, если ему нужно пройти через ризницу, а тут под ангелами лежат два грешника? Воскресшие Адам и Ева. Эх, прав был Господь, когда проклял их и выгнал из рая, они все те же, даже фиговым листом не прикрылись, а чего пугаться? зачем одеяло, Сабинита? уж мы-то знаем, какой вас Бог доставил в этот мир, мы вас в детстве одевали, не помните? все еще злитесь? в чем вы нас вчера обвиняли? в неуважении к Альмиде и церкви? Эх, дурачки. Уж лучше идите-ка каждый на свое место и дайте нам навести порядок вместо вашего беспорядка.

— А что Альмида? — с трудом выговорил полусонный Танкредо, изо всех сил пытаясь понять, на каком он свете.

Обернутая одеялом Сабина приготовилась сбежать, ненавидя, как и прежде, ехидных Лилий, а те крестились и смотрели на нее, словно боясь позабыть это зрелище.

— Слава Богу, хоть не продолжили под алтарем, — говорили они, подтверждая тем самым, что шпионили всю ночь. — Мы уже все там вымыли и вычистили, — язвительно добавили они, — сожгли весь женский пот, всю грязную женскую одежду, которую нашли под священнейшим алтарем.

Преданная бичеванию Сабина еще раз всхлипнула и выскочила из ризницы.

— А что падре Альмида и Мачадо, — допытывался Танкредо, — они не будут служить мессу?

— Они, как вы помните, приехали навеселе и теперь спят. Мы думаем, сегодняшнюю утреннюю мессу должен служить Сан Хосе. Альмида и Мачадо выглядели не очень бодро, они встанут попозже. Хотя, конечно, это будет первый раз, когда они не служат утреннюю мессу. Должно быть, с ними случилось что-то хорошее, потому что не хочется думать, что с ними случилось что-то плохое. Спят. Они выглядели такими уставшими, еле ноги переставляли. Но все-таки приехали. Не мог же падре Альмида пропустить обед для семей, правда? это его излюбленный денек, все эти красивые работницы, которые наворачивают, что твои дальнобойщики, их дочки и внучки — и все превозносят падре Альмиду, а нам что делать? ждать. Слава Богу, у нас есть поющий священник, и да поможет ему Всевышний спеть мессу, как птице. Мы приготовили ему крепкий бульон из ребрышек, он уже с ним управился и запил бутылочкой вина, винный бульон даже лучше, чудо воскрешения, и теперь падре свеж, как пчела в саду, пойдемте-ка с нами, Танкредито, позавтракаете, а то, судя по вашему виду, вы тоже плохо спали, круги под глазами, как омуты, неужто не нашлось для вас других женщин на свете? покрасивей да почище.

«Они еще не протрезвели», подумал Танкредо. Появление Лилий напомнило ему о котах. Было странно не слышать мяуканья, и Танкредо представил себе фосфоресцирующие глаза котов, бродивших теперь по всему приходу неприкаянными душами. То, что Лилии казнили котов в пруду при поддержке и с одобрения других сеньор, неизменных старушек из местной «Гражданской ассоциации», казалось ему теперь дурным сном. Вот, значит, как они устали от котов, подумал он, и не смог отделаться от некоторой опаски, глядя на приветливые физиономии Лилий. Они смотрели на него так же пристально, как обычно. Танкредо, все еще голый, лежал на тюфяке, приподняв одну руку, словно стараясь физически защититься от их слов. Одна из Лилий подхватила его одежду, сунула под мышку и, похоже, не собиралась отдавать. Танкредо протянул руку, требуя ее вернуть, и все захохотали.

— Теперь, значит, вам пришла охота одеться, — сказали они. — Ну что же, ладно.

Наконец Лилия отдала ему одежду, и Танкредо не оставалось ничего другого, как одеваться при них.