Благословенны горные хребты - [12]

Кондратий оживился:

— Аляска — это дело. Ещё бы робота туда не тащить — так и совсем бы сказка. И-йех, дожить бы до сезона! Смерть, как хочется…

Крюк улыбнулся:

— И нам хочется. Но я Тошку и сманил Аляской, без него — как же? Я ему обещал. И в горах он — сокровище, чудо он в горах, так что я вот что. Я хотел звать тебя и Димку, а Тоша у нас будет электронный инструктор. Так и оформлял заявку на маршрут. А теперь выслушаю, что скажете.

Что скажем… обсуждали уже поспокойнее, визы, маршрут, припасы, снаряжение, но всё время разговор сворачивал на Тошу. Соня обычно никогда в альпиндяйский трёп не лезла, она вообще не из разговорчивых, тихая очень, но нынче день был особенный. Настал момент — и она вставила слово.

Когда Кондратий сказал, что нервит его, всё‑таки, робот в команде.

— Ну ладно, — говорит, — на Памире он хорошо сработал. Но ты скажи, Крючок, что будет, если он с нарезки слетит или глюк у него случится программный? В ассоциации тебя ведь поэтому слушать не стали, да? Роботы — они же машины, машины ломаются, сбои бывают всякие. Вот если он рехнётся, что тогда?

Крюк прищурился, выдал:

— А кто боится случайностей, Кондратик, тот должен дома сидеть. Перед телевизором. И чипсы в это время с пивком не грызть: вдруг пивом захлебнёшься или чипсом поперхнёшься, что тогда будет? Я угораю, чисто угораю по тебе! А если лавина сойдёт? А если камень треснет, когда будешь штырь вбивать? А если крыша у кого‑нибудь поедет от перепадов давления — тогда что?

Кондратий вскинулся:

— Ты рамсы‑то не путай, я вижу. Горы есть горы, но зачем заведомую проблему с собой переть, ума не приложу…

Вот тут Соня и не выдержала.

— С ним мои дети играют, Кондрат, — говорит. — И он им лучше всякой няньки… Я, конечно, не технарь, я не знаю, как у него в голове что устроено, но любит он девчонок, Тоша, понимаешь? И нас с Игорем любит — не могут так простые машины…

Кондратий только фыркнул.

— Сонечка, — говорит, — ты прости, конечно, но вся эта электроника тебе изрядно заморочила голову. Ну не может машина любить детей, да и вообще кого‑нибудь, понимаешь? Программа у неё: служить людям, слова всякие, действия… Тебе кажется. И Игорю кажется. Иллюзия, программа такая. И сбиться может, как всякая программа. Пока он в порядке — «любит», так сказать, а вот слетит с катушек — и будет делать, что баг велит. Хоть головы отрывать, хоть в стенки вколачивать…

А у Сони — тут же слёзы, хоть она и не плакса совсем.

— Ты не понимаешь! — говорит. — Не понимаешь, Жорка, и понять не хочешь! С ума и человек может сойти, а сойдёт — тоже начнёт головы отрывать. Думаешь, наша конструкция прочнее?!

Крюк её обнял и говорит тихо:

— Ни одна Галатея ещё не ломалась. Троекратный запас прочности у них. Любой прочности — и этой вот, душевной, тоже. Но я всё понимаю: и человек может сбрендить, а самолёт может упасть. Ну и что? По этому поводу нам самолётами не летать и с друзьями не общаться? Вот ты мне что скажи, Кондратушка: может, я должен думать, не опасно ли мне тебя в горы брать? А вдруг ты меня треснешь башкой об скалу и подыхать бросишь? Вдруг ты меня уже давно втайне ненавидишь, а? Докажи, что нет.

Кондратий даже растерялся. Забормотал что‑то, вроде: «Ты чё, Крюк, не знаешь меня, что ль…» — но Крюк дожал.

— А вот не знаю. Чужая душа — потёмки. Может, у тебя опухоль мозга, а может, ты в Соньку влюбился. Никто ничего ни о ком не знает. Вот я тебе верю, что ты мне друг — а вдруг ты врёшь? Мало ли было случаев, когда продавали друзья?

Кондратий замолчал, глаза опустил, желвак по скуле ходит. Буркнул глухо:

— Я думал, ты мне настоящий друг.

А Крюк:

— Да, — говорит, — настоящий. Я помню, какой ты на маршруте. Потому и зову тебя на Аляску, потому и жизнь тебе доверить не боюсь, и не думаю, что ты засбоишь или сломаешься. Вера называется, понимаешь? Но ведь и ты мне поверь. Я тебя когда‑нибудь обманывал, а, Кондрат? Или, может, тащил с собой в команду какую‑нибудь дрянь?

Кондратий только головой мотнул. А Крюк двинул его по спине:

— Ну и забудь. Считай, что в команде у нас новый человек, если тебе так легче думается. Но я Тошке обещал на Аляску — и я ему тоже врать не буду. Обязан я ему, и друг он мне. Если тебе уж так противно с ИскИном в одной команде идти — ну, что, не потащу я тебя силой. Хоть и жалко очень, уже лет пять ведь думали об Аляске, а?

Кондратий мялся-мялся, но выдавил всё‑таки:

— Не, ну зачем… Решили на Аляску в этот сезон — значит, едем. Чего там. В конце концов, был же этот робот с тобой на Памире…

Тут уж я не выдержал:

— Ну что, — говорю, — ты ломаешься как девка, Кондратий? Ты вспомни, КАК он был на Памире с Крюком — ведь рекомендация, нет?

И так вот, вдвоём с Крюком мы его дожали. Но в тот вечер и Тоша на кухню не вышел — слышно было, как в комнате с девчонками играл — и Соня не вступала больше. И какая‑то заноза крохотная осталась. Вроде, обо всём договорились, но что‑то всё время свербило, как в глазу.

И не выморгать.

Собираться начали загодя, а поехали в начале мая.

А пока собирались, пока готовили снарягу, припасами обзаводились — всё время общались с Тошей, волей-неволей. И всё, что в моей голове было ясно, стало довольно‑таки смутно и странно.