Благородство поражения. Трагический герой в японской истории [заметки]

Шрифт

Интервал

Кодзики («Записи о делах древности»), Токио, «Нихон котэн дзэнсё» («Полное собрание японской классики»), II:128. (Все переводы японских текстов — мои, за исключением оговоренных мест — авт.) Кодзики — самая ранняя из сохранившихся японских хроник (и, разумеется, самая древняя из всех существующих японских книг любого рода); была представлена ко двору в 712 году н. э.

Равнина Нобо: это и все последующие географические названия см. на карте в начале книги.

Основными источниками являются Кодзики и Нихон сёки («Записи [о стране] восходящего солнца»), 720 год н. э.). В Нихон секи отцу героя, императору Кэйко придана гораздо более значительная роль в кампании против «восставших», нежели это признается в Кодзики; просматривается также больше инородных влияний, например поручение императора сыну VII написано чисто китайским стилем. Запись в Кодзики — и более краткая, и более яркая — делает ударение на сакральном аспекте миссии героя и описывает его основных противников, как божества (напр. «боги гор, боги рек и боги морских проливов»; Кодзики, с. 129); зачастую в ней использованы глаголы (напр. идэмасики, с. 128 и камуагаритамаики, с. 143), по которым можно предположить, что Ямато Такэру является императором; характер его представлен более порывистым и романтичным в Кодзики, а в Нихон сёки — более сдержанным, возвышенным, «китаизированным». В моем очерке о Ямато Такэру я комбинировал элементы из двух основных источников, отмечая расхождения лишь в тех случаях, когда они были значительными, В Хитати фудоки, географическом справочнике VIII века, Ямато Такэру кратко отмечен, как покоритель восточных Эмиси; это — единственный первоисточник, в котором его прямо именуют императором: Ямато Такэру-но Сумэрамикото, см. Хитати фудоки, Токио, «Мусасино Сёин», 1956, с.2.

В традиционных хрониках Ямато Такэру хотя и не считается императором, однако по генеалогическому древу прямо принадлежит к императорской линии, идущей от мифологического правителя — основателя страны Дзимму до современного императора Хирохито. В соответствии с одним неясным местом в Кодзики, Ямато Такэру имел шесть жен и по одному ребенку от каждой; непохоже, чтобы он жил хотя бы с одной из них; безусловно, его жизнь была слишком коротка и беспокойна для привязанности к семейному очагу. Первой и основной женой (дочь императора Суйнин, отца Кэйко), была тетка героя; у них родился прекрасный ликом принц очень высокого роста (около 3 метров), ставший императором Тюай. Графически это выглядит следующим образом:

СУЙНИН 11-й император Японнии

Высшая Священнослужительница Принцесса Футати-но Ири в Исэ (Принцесса Ямато)

КЭЙКО

(12-й император)

СЭЙМУ Ямато Такэру ТЮАЙ (13-й император) (14-й император)

ОДЗИН

(15-й император)

Объяснения «универсального мифа» см. у Joseph, The Hero with a Thousand Faces. New York, 1956.

Книга вышла в 1975 г. (прим. переводчика).

Фр. «проявление силы»; зд. — «ловкий трюк».

По версии в Нихон сёки, где опускается недостойное убийство в уборной, принц Ооусу изображен трусом, стремящимся выжить, который переложил военную ответственность на своего младшего брата-близнеца.

«…постоянно просматривается тенденция наделять героя экстраординарными силами с момента рождения, или даже о момента зачатия. Вся жизнь героя показывалась, как пышная последовательность чудес с великим центральным событием, представлявшим их кульминацию.» Campbell, Hero…, р.319.

Лишь совсем недавно историки получили совершенно ясное представление об Эмиси и Кумасо. До этого Кумасо описывались, как примитивные мигранты с Борнео и других южных островов. Эмиси вызывали еще большие недоразумения, и даже сэр Джордж Сэнсом, наиболее выдающийся из всех историков, которые когда-либо писали о Японии на английском языке, отождествлял их с «волосатыми айнами», северными аборигенами, которые безусловно принадлежат к совершенно иной расе, нежели японцы.

Слово таваямэ («мягкие, спокойные женщины») использовано, чтобы оттенить арабуру («грубый») характер героя. Кодзики, с, 127.

Обоих звали Кумасо Такэру (храбрец Кумасо), и, похоже, они были братьями. Однако, по версии Нихон сёки, был лишь один предводитель.

Одно из многих древних поэтических наименований Японии.

Ямато Такэру = Японский Храбрец. Исходно название «Ямато» относилось к определенному району, где было создано первое императорское правление на о. Хонсю; позже им стали называть всю страну Японию, и в этом смысле оно все еще появляется в поэтическом или риторическом контексте (напр. ямато-дамасии «японский дух»). «Такэру» («храбрый», или «герой»), впервые здесь употребленное для принца Ооусу, очевидно было титулом, даруемым военачальникам в Идзумо, Кюсю и других западных частях Японии.

Кодзики, с. 128–9.

В Нихон-сёки эта история описывается в более раннюю эпоху правления, как часть цикла легенд Идзумо; шутка сыграна зловредным старшим братом со своим младшим братом; первый был умерщвлен по приказанию императора, когда новости о происшедшем достигли двора. В Кодзики, где конфуцианское влияние Китая ощутимо гораздо сильнее, хитрость приписывается храброму Ямато, как пример его находчивости. Разумеется, это не совпадает с популярным образом героя и не включается в историю его жизни, помещаемую в школьных учебниках.

Нихон сёки, Токио, «Нихон котэн дзэнсё», 1953, II:164. За исключением специально оговоренных мест, цитаты даются по этому изданию.

Фр. «крик сердца»

Меч, найденный бурным богом Сусаноо в хвосте гигантского дракона, был подарен им Аматэрасу Оомиками, богине солнца. Почитаемый в качестве одной из императорских регалий, он (либо — его приблизительная копия) хранится сейчас в храме в Ацута неподалеку от Нагоя. Такие регалии являются религиозно-магическими символами (синтоистскими); примечательно, что герой должен был получить его не от отца-императора, но от Высшей Священнослужительницы в Исэ, высшего представителя религиозной власти в Японии. Лишь когда герой полностью лишается этого магического меча, он становится уязвимым. Ср. магический меч Эскалибур, данный Артуру леди Озера, и возвращенный ей сэром Бедивером после смерти короля. Визит Ямато Такэру к своей тетке есть, возможно, легендарный отголосок исторических паломничеств ранних японских военачальников к шаманкам, обеспечивавших их амулетами и укреплявших их силу ритуалами. В терминах теории «универсального мифа» Кэмпбэлла, это представляет стадию «сверхъестественной помощи», следующую за «зовом к приключениям» и предшествующую «преступанию через первое препятствие».

Ямато Такэру близко подошел к тому, чтобы поддаться «отказу от призыва» (Campbell, Hero…, р.59), однако лояльность императору и собственной судьбе перевесили. В универсальном мифе (Hero…, р. 72–73) первая встреча героя на его пути происходит с фигурой охранительного плана, снабжающей его амулетами и другими параферналиями. В ирландском мифе о принце Одинокого Острова (Hero…, р. 105) героическому юноше дает совет тетка сверхъестественного происхождения, которую он встречает на пути к месту, где ему надо достать три бутылки воды из заколдованного озера. На «пути испытаний» герой подвергается серии чудесных приключений и невзгод. Первое такое испытание для Ямато Такэру случилось в болотах Сагами. Он принял этот и последующие вызовы, но в финале его повергает бог горы.

Кодзики, с. 140. Мацуригото («сакральная миссия»); слово, впоследствии использовавшееся в значении «правительство», исходно означало религиозные ритуалы, или поклонение. Любое важное дело, исполнявшееся для императора, как, например, покорение Эмиси Ямато Такэру, было ipso facto религиозной миссией.

Нихон сёки, II:170. Слово адзума до сих пор используется в качестве поэтического обозначения восточной части главного японского острова, однако его этимология без сомнений надуманна.

Нихон сёки, II: 170.

В Китае и Японии (и даже в Шотландии) чеснок использовали, чтобы отгонять злых духов, ведьм и другие неприятные создания; разумеется, до сих пор во многих странах его едят просто для того, чтобы уберечься от простуды и всякого рода инфекций. После случая с Ямато Такэру люди, проходящие перевал Синано, жуют чеснок и натирают им себя и животных, «чтобы им не повредило дыхание божества». (Нихон сёки, II:171). Эта легенда характерно алогична, поскольку нам уже сказано, что герой убил божество.

Кодзики, с. 142.

Нихон сёки, II: 174.

Кодзики, с. 142.

Текст Кодзики полон причудливых этимологии. Равнина Таги, например, соотносима с тагитагисику («шатающийся»), а склон Цуэцуки — с ми-цуэ о цуки («втыкать палку»).

Более буквально «он протрезвел» (самэтаисики). Эти детали типичны для «магического полета» в приключениях универсального героя. Campbell, Hero…, р. 200.

Четыре стихотворения приводятся в Кодзики; Нихон сёки дает три стихотворения и приписывает их императору Кэйко, который, как полагают, написал их во время пребывания на Кюсю многими годами ранее. Прощальное послание по стилю весьма китаизировано; мы находим его лишь в Нихон сёки (II: 174-75).

«Последний акт в биографии героя — его смерть, или отправление в дальний путь. В нем резюмируется смысл всей его жизни. Само собой разумеется, герой не был бы героем, если бы его ужасала смерть; первым необходимым условием является спокойное предвидение своей гробовой доски.» Campbell, Hero…, с. 356.

Двадцать девять по западному счислению. Профессор Такэда считает, однако, что в действительности ему было 32 года (31 по западным меркам). Нихон сёки, II:173.

Нихон сёки, II:175.

По Кодзики — «белая птица в восемь размахов» (т. е. гигантская белая птица) (с. 143).

«И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин. 20:57). Ранние японские религии придавали мало значения тому, что происходило с душами великих людей (императоров, воинов и др.) после их смерти. Однако, Ямато Такэру, архетипический японский герой, описан восставшим из смерти, подобно Иисусу из Назарета, оставив после себя в гробу лишь одежды и головной убор. И это не единственное вероятное влияние христианских преданий, которые мы находим в Нихон сёки. История Сётоку Тайси (конец VI века) включает благовещение, рождение в (или рядом со) стойле и пустую гробницу, хозяин которой, подобно Лазарю, воскрес из мертвых. Несторианская церковь появляется в Китае приблизительно с VII века; не исключено, что к 720 году, когда была закончена хроника Нихон сёки, рассказы о Христе каким-то образом достигли Японии и были инкорпорированы в легенды о местных героях. В этом случае белая птица может быть соотнесена с голубем, традиционным символом Святого Духа.

Типичный анахронизм: придворные шапки, определявшие официальный ранг, не вводились приблизительно до 600 года.

Курота Кацуми, Кокуси-но кэнкю [«Исследование истории родной страны»] (Токио, 1936), I:47.

В японских мифах и легендах белых животных часто наделяют магическими свойствами.

Адзума-но Куни-миякко. В действительности, в Японии никогда не существовало подобного места, но даже если бы таковое и имелось, строки старика:

Как расставлю их подряд, выходит –

Ночей — девять ночей,

А дней — десять дней,

представляются не настолько блестящими, чтобы давать за них такое вознаграждение. Этот особенный обмен строками со старым человеком впоследствии стал рассматриваться в качестве литературного предшественника «стихотворных цепочек» (рэнга), — поэтической формы, ставшей чрезвычайно популярной в позднее средневековье, удостоенной названия Цукуба-но мити («Путь Цукуба») в память о ее предполагаемом героическом происхождении.

Кодзики, с. 142.

Кодзики, с. 143.

Это, безусловно, относится к Кусанаги, мечу, который он весьма неосмотрительно оставил у своей жены перед выходом в последний поход. Для японского воина меч стал практически религиозным объектом поклонения.

Campbell, Hero…, р. 207. В книге, написанной для иностранного читателя (от которого никто не ожидает, чтобы он разделял японскую увлеченность героическим поражением), г-жа Теодора Одзаки переписала конец легенды о Ямато Такэру, превратив его в удачливого героя западного образца:

Вернувшись назад, он почувствовал себя больным, его ноги буквально горели, и он понял, что отравлен змеем. Так велики были его страдания, что каждое движение приносило острую боль, не говоря уже о ходьбе, поэтому его пришлось отнести к месту в горах, знаменитому своими минеральными источниками, где вода бурлила пузырьками и почти кипела от подземного вулканического огня.

Ямато Такэру ежедневно купался в этих водах и понемногу стал ощущать, как возвращаются его силы, а боль уходят, и вот, однажды он с великой радостью ощутил себя полностью выздоровевшим. Тогда он поспешил в храмы Исэ, где, как вы помните, он воздавал молитвы перед отправкой в этот долгий поход. Его тетушка, священнослужительница монастыря, благословившая его при расставании, теперь вышла его встречать. Он рассказал ей о многих опасностях, с которыми ему пришлось столкнуться, и о том, сколь чудесным путем он остался в живых, а она хвалила его за мужество и воинскую доблесть, а затем, надев самые величественные одеяния, вознесла благодарения их прародительнице, богине солнца Аматэрасу, покровительству которой они оба приписали чудесное избавление принца. И здесь заканчивается история японского принца Ямато Такэру. (The Japanese Fairy Book [«Японские сказки»], Токио, 1903, с. 35–36.)

По одной из версий, будучи изгнанным богами, Сусаноо был выслан в Корею — ужасная судьба для японского божества. В Нихон сёки описаны его скитания под дождем на пронизывающем ветру, когда он просил убежища у различных богов. Все отвергли его из-за недостойного поведения, и ему пришлось закутаться в соломенную накидку и надеть дырявую шляпу бездомного путника. Таков легендарный источник древних рюрибанаси или сасураибанаси (историй о героях, скитавшихся в одиночестве по чужим странам или отдаленным районам), выразившихся позднее в легендах о Ямато Такэру, Ёсицунэ и других.

Например, разорение межей между рисовыми полями, осквернение священных мест экскрементами, кровосмесительная связь с сестрой.

Действительно, кампания, предпринятая Ямато Такэру в районе Канто, в конце концов окончилась полным подчинением Эмиси и божеств, которым те поклонялись. В этом смысле, он «добился успеха уже после смерти», в отличие от типичного японского героя поражений с его «постоянными неудачами» (поскольку поддерживаемое им дело изначально обречено на неуспех). Что прочно удерживает легенду о Ямато Такэру в качестве прототипа японского героизма, так это эмоциональная тональность и всемерная необходимость именно такого конца жизненного пути.

Ср. знаменитые начальные слова трактата Будо сёсин-сю [«Сборник начальных наставлений на пути воина»], составленного ученым-самураем Дайдодзи Сигэскэ (1639–1730):

«Воин обязан превыше всего рассуждать о смерти, с первого дня нового года, до его последнего дня…»

Дайдодзи Сигэскэ, Будо сёсин-сю, с. 54.

Из Хагакурэ. Не только для самураев смерть являлась высшим критерием искренности, но даже для героев и героинь плебейского происхождения в популярных драмах (например — у Тикамацу Мондзаэмона, начала XVIII века), чьи недолгие жизни обретали достоинство и значимость в смерти, особенно — в ее смелой, самопожертвенной манере двойного самоубийства.

По словам современного писателя: «Смерть для японцев не является просто окончанием жизни. Уже при жизни ей отводится позитивная роль. Достойно смотреть в лицо смерти — одна из важнейших черт жизни. В этом смысле, вполне может быть сказано, что для японцев смерть существует внутри жизни». Kishimoto Hideo, The Japanese Mind, Honolulu, 1967, p. l 19.

Здесь, кстати, мы находим главное объяснение жестокого обращения с военнопленными из войск союзников, захваченных японцами во время Второй Мировой войны.

Великие самоубийцы классической античности, такие как Сократ и Сенека, разумеется, были принуждены покончить с собой верховной политической властью.

Среди японских воинов тяга к Танатосу была настолько сильной, что в средневековых сражениях самураи часто убивали себя еще до того, как это бывало необходимым, то есть тогда, когда сражение еще не было проиграно. С течением столетий дух самоубийства проникал из правящего класса самураев в лежавшие ниже социальные сферы, включавшие и городскую буржуазию. Для героев и героинь пьес Тикамацу (и их последователей в реальной жизни) самоубийство являлось единственно возможным достойным способом избежать конфликта между обязанностями долга и человечности (гири-ниндзё).

Отметим, к примеру, самоубийство адмирала Ониси в 1945 году. Обычно воин, совершивший харакири, обезглавливался его другом, или специальным лицом. Вспарывание живота являлось, фактически, болезненной прелюдией смерти, а не ее действительной причиной.

Нихон сёки (Токио, «Нихон котэн дзэнсё», 1953), IV: 192. (Без специальной оговоренности, все цитаты даются по этому изданию.) Частица — но в аристократических именах может быть приблизительно соотнесена с европейскими «фон», «де» и т. д. Но предшествует клановое или фамильное имя; за ним следует личное имя.

Возможно, он имел в виду отсутствие военных традиций у Сога; в глазах воинов Мононобэ все Сога были гражданскими лицами, и Умако с мечом выглядел глупо. Неясно, являлась ли дрожь Мория результатом болезни или сильных переживаний по поводу смерти императора; в любом случае, предложение Умако (чтобы тому привязали к рукам и ногам бубенчики, звеневшие бы от его дрожи) было сомнительного характера.

Профессор Наоки в книге Кодай кокка-но сэйрицу [«Устройство древнего государства»] (Токио, 1965) на стр.26–27 сравнивает деятельность Монобэ с функциями токко кэйсацу (особая политическая полиция) во время ультра-националистического периода в истории предвоенной Японии. Хотя сходство представляется весьма отдаленным, во времена правления императора Юряку они занимались гораздо более политическими делами, нежели религиозными церемониями, забота о которых в основном ложилась на кланы Накатоми и Имибэ.

Сога-но Инамэ

Сога-но Умако дама Китаси===КИММЭЙ===дама Кохимэгими

29-й император

ЁМЭЙ СУЙКО [31-й [33-й император] император]

дама Тодзико ===Сётоку Тайси принц Анахобэ дама Каваками дама=====ДЗЁМЭЙ принц Ямасиро Хотэ-но [34-й СУСЮН Ирацумэ император] [32-й император]

принц Фурухито

Слово синто («путь богов») не использовалось еще даже некоторое время спустя введение Буддизма; оно было создано в противовес слову буцудо («путь будд»). «Синтоизм, пишет Сэнсом, не есть религия или система мысленных построений, но — выражение национального характера» [Georg Sansom, Japan, A Short Cultural History, New York, 1962, p. 49–53], и до появления иноземных идей он был настолько интегрирован в японские чувства, что не требовал для своего обозначения специального слова. Самоосознание национальной религии принесло появление Буддизма.

На Сога вполне определенно был наброшен некоторый иностранный флер, в противоположность Мононобэ и другим древним кланам Ямато; вполне вероятно, что они были одним из кланов, эмигрировавших в Японию с Корейского полуострова вероятно уже в IV веке н. э, однако в официальных генеалогических таблицах они, как и другие великие кланы, представлены, как прямые потомки японских богов.

Лат. «в чрезвычайных условиях», «перед смертью»; в последний момент.

Для нас основным источником по этому периоду является Нихон сёки, в котором пытаются дать представление о японских императорах, как о защитниках новой веры с самого ее основания. Однако, по записям в Гангодзи гаран-но энги (начало VII века), император Бидацу был ярым преследователем Буддизма, а Ёмэй ничем не помог его упрочению.

Нихон сёки, II:209.

Один из загадочных пассажей в Нихон сёки (II:209) предполагает, что поражение случилось из-за предательства женщины: «[Услыхав это известие], люди говорили друг другу: 'жена Умако — сестра Великого Предводителя, Мононобэ-но Мория. Это она подготовила падение Великого Предводителя, а Умако бездумно осуществил ее планы и убил его'». Комментаторы предполагают, что сестра Мория желала завладеть его собственностью. Возможно, что она и помогла Умако в его замыслах но очевидно, что конфликт между Мононобэ и Сога имел гораздо более основательный подтекст.

Как случилось позже, Сога стали первыми крупными жертвами движения за Реформы, однако это произошло прежде всего потому, что наследники Умако слишком явно узурпировали основные императорские функции и своим поведением создавали впечатление (не исключено, что соответствовавшее действительности) собственного стремления стать императорами. Решительная победа Мононобэ в 537 году почти наверняка отдалила бы (а возможно — и препятствовала бы) проведение политических и культурных реформ Умако, Сётоку Тайси, принцем Нака-но Оэ, Накатоми-но Катамари и их последователями — поклонниками китайских образцов.

Тоторибэ («семейство птицеловов») было одним из многочисленных «бэ», наследственных корпорации работников, приданных различным кланам, составлявших гораздо более многочисленный класс в древней Японии. Члены Тоторибэ традиционно были ответственными за поимку диких птиц и воспитание их в неволе. «Бэ» Ёродзу был придан императорскому клану, и, как оказывается, он был передан Мононобэ-но Мория лично императором в качестве прислужника. Неясно, занимался ли сам Ёродзу когда-либо традиционным ремеслом своего семейства. Судя по воинской доблести, проявленной им в 587 году, можно скорее представить, что он провел добрую часть своей жизни в качестве одного из военных командиров у Мория нежели за расставлением силков.

Казнь героев часто сопровождали странные метеорологические возмущения (ср. с «тьмой, павшей на землю» при Распятии Христа и внезапным штормом, налетевшим, когда Нитирэна собирались обезглавить в 1263 году). Роль животных в историях о Ямато Такэру и Ёродзу косвенно разъясняется у Юнга:

«…в [его] анимистическом аспекте не подразумевается недооценки из-за ‘примитивности’ или ‘бессознательности’ такового, ибо в определенных случаях животное выше человека. Оно еще не наткнулось на сознание и не противопоставило самовольное эго той силе, что дает ему жизнь: напротив, оно исполняет волю, его актуализирующую, в почти совершенной манере… Снова и снова мы встречаемся в сказках с мотивом „помогающих животных“. Они действуют, как люди, говорят человеческим языком, демонстрируют проницательность и знания высшие, чем у людей. В этих случаях мы можем с определенной долей истины говорить, что архетип духа выражается посредством анималистической формы.» (Carl Jung, Psyche and Symbol, New York, 1958, p.217. Выделено автором.)

Нихон сёки, II:209–210.

Макото, магокоро и сисэй в сущности взаимозаменяемы. Первые две являются «чистыми» японскими составными, где «ма»=«подлинный, чистый, истинный»; «кото»=«вещи»; «гокоро»=«сердце, дух». Сисэй — составное слово китайского типа, в котором «си» означает «чрезвычайно, крайне», а «сэй» является китаизированным японским прочтением знака макото.

Kurt Singer, Mirror, Sword and Jewel: A Study of Japanese Characteristics, New York, 1973, p.16.

Цитируется статья Нарамото Тацуя в газете «Майнити симбун» от 19 февраля 1971 года в 5-м выпуске серии «Рэкиси то дзимбуцу» [«История и люди»]. После беспокойной, исполненной неудач жизни, Ёсида Сёин (мученик, о котором идет речь) совершил свою последнюю ошибку, составив бесплодный заговор против сёгуната в 1859 году, и был казнен за измену в возрасте двадцати девяти лет.

«Он был полон высоких идеалов, грандиозных предвидений и амбициозных прожектов, однако потерпел неудачу почти во всех своих начинаниях, больших и малых, можно сказать, — из-за недостатка здравого смысла. Для иностранного исследователя нелегко понять, отчего он оказал такое воздействие на умы современников и был так высоко оцениваем последующими поколениями. Очевидно, что-то в его жизни апеллировало к эмоциям его соотечественников…» [Sir Georg Sansom, The Western World and Japan, London, 1950, p.284.

Именно макото и было этим «что-то». Искренняя импульсивность Сёина обрекла его с самого сначала. Благодаря неосторожным разговорам и нескрытностью в письмах, заговор был раскрыт властями задолго до того, как он подошел хоть на шаг к исполнению своих целей. Предполагаемая жертва (высокое официальное лицо в сёгунате) удачно получило санкции императора на заключение договоров с иностранцами, которым упорно противился Сёин, и благополучно вернулось в Эдо. Сёин также направился в Эдо, однако очутился в общей камере, где и просидел три месяца, а затем — обезглавлен. Вот, как Сэнсом описывает то последнее, что было им написано:

«За последние два дня ожидания казни в камере, он записал в прозе и стихах то, что сам назвал ‘Записками нелегкого духа’,- повествование о своих неисполненных желаниях и неосуществленных планах. Тюремные дневники тех дней — яркие образцы исторических свидетельств; среди них записи Сёина — одни из самых трогательных. Он знал, что его постигло поражение, и выражал нечто вроде гордого сожаления, однако наиболее выразительное в его словах оправдывало все его усилия, поскольку он заявлял: ‘Я предпочитаю ошибаться отдавая, чем ошибаться получая. Я предпочитаю ошибиться в смерти, нежели ошибиться в жизни’ [The Western World…, p.239.]»

Это последнее заявление Сёина может рассматриваться как манифест искренности всех японских героев, так же, как и его знаменитая концепция 'Недостойно самурая быть излишне озабоченным последствиями, когда жизненно необходимо действие' (цит. по KH.John Roberts, Mitsui, Нью-Йорк, 1973, с.61). Несмотря на череду неудач и плачевный конец, Ёсида Сёин обрел успех после своей смерти, став образцом храброго, пожертвовавшего собой предтечи триумфальной Реставрации Мэйдзи.

Нарамото описывает Сёина, как образец искренности, который действовал с «чистой самоотверженностью» (дзюнсуймуга-ни яттэ). «Большинство людей, — продолжает он, — содействуют лишь оценив практическую ситуацию, однако в этом человеке совершенно отсутствовал дух утилитарности» (корисин).

Нэдзуми Кодзо Дзирокити, самый знаменитый вор в японской истории, был схвачен, проведен по улицам, обезглавлен, а голова его выставлена на публичное обозрение в Эдо в 1832 году. Позже его жизнь была драматизирована в многочисленных рассказах и пьесах Кабуки, и он превратился в народного героя, обирающего богатых торговцев и, в стиле Робин Гуда, раздающего добро бедным людям. «Хотя я и крал, — заявил он после ареста, — но никогда не творил несправедливости». Цитируется по ст. Сэйги-но миката [«Взгляд на справедливость»] в газете «Майнити симбун» от 15 февраля 1971 года. «Секрет продолжительной популярности Нэдзуми Кодзо, — пишет в заключении автор, — кроется том, что его казнили [власти]».

Как заметил Hilaire Belloc в A Moral Alphabet, («Cautionary Verses», Лондон 1949, с.9), с несколько неяпонской комичностью:

Решительные действия в необходимый момент

Отмечают героя, но не приносят успеха.

Дихотомия между искренностью и реализмом в японской традиции можно схематизировать следующим образом:

ИСКРЕННОСТЬ РЕАЛИЗМ

эмоциональная спонтанность, высчитывающий интеллект,

приводящая к опасным действиям приводящий к благоразумной сдержанности бескомпромиссный идеализм рассудительный прагматизм человеческое сострадание (насакэ, ниндзё) холодность, отсутствие сострадания (хидзё)

самоотверженость, самопожертвенность эгоизм, алчность, преследование личных интересов симпатизирование потерпевшим поражение стремление к власти и успеху

(хоганбиики)

вызывающее неповиновение несправедливым властям подчинение вышестоящим, что отражено в таких типичных поговорках, как нагаи моно-ни ва макарэё (уступай власть имущим); саварану ками-ни татари наси (не трогай власть придержащих, и они тебя не побеспокоят); дэру куги ва утарэру (вылезающий гвоздь забивают); цуёи моно гати (сильные всегда побеждают).

Детальное (хотя и несколько путанное) рассмотрение различных ценностных систем в японском мировоззрении мы находим у Кавабара Хироси в кн. Сайго дэнсэцу [«Воспоминания о Сайго»], Токио, 1971, с. 56–60.

Хотя Сога-но Умако и был предводителем сил роялистов, из хроник становится очевидным, что он никогда бы не позволил отодвинуть на второй план личные и семейные амбиции таким эмоциям, как простой верностью императору, или почитанию религии ненасилия. Император Сусюн, кандидат от Сога, взошедший на трон после поражения Мононобэ, обрел возможность править, но не управлять. Напряженность между Сусюн и его властным дядей Умако неизменно возрастала. В 592 году, когда императору преподнесли голову дикого кабана, тот достаточно прозрачно намекнул, спросив, когда же подобным образом будет отрезана голова его великого врага. Столь откровенное замечание было передано Умако, который, правильно поняв, что имел в виду император, приказал безотлагательно его умертвить, и Сусюн стал единственным правителем в японской истории, павшим от рук убийц, пребывая на троне. Несколько в стиле Макбета, Умако лично убил человека, которому сам поручил убить императора, под предлогом, что тот соблазнил даму Каваками, императорскую наложницу. Однако, в отличие от Макбета, Сога-но Умако продолжал жить и управлять в качестве Главного Министра на протяжении еще 34 лет, — типичный пример удачливой фигуры, снова и снова возникающей в японской истории как контраст побежденному герою.

Даже если такая специфическая фигура, как Ёродзу и существовала в 587 году, почти немыслимо, чтобы он назвал себя «щитом императора». Его лояльность, как воина, безусловно, должна была бы быть направлена на Мория, предводителя клана, которому он служил. В исследовании концепции японского героя здесь важно отметить, что официальные хроники приписали чувства лояльности участнику сил восставших и, еще эначительнее, что великого героя сражения поместили на побежденной стороне. Словосочетание «щит императора» (оокими-но митатэ) мы находим в патриотическом стихотворении, включенном в антологию VIII века Манъёсю [ХХ:4373], которое стало популярным среди солдат во время Второй Мировой Войны:

С сегодняшнего дня и далее

Я никогда не поверну к дому, —

Я, вышедший служить

Щитом императору.

Когда Мисима организовал свои частные военные силы в 1967 году «для защиты императора от его врагов», он дал им название «Общество Щита» (татэ-но кай), вызывающее в памяти этот древний образ.

«Il est assez puni par son sort rigoureux; et c'est etre innocent que d'etre malheureux,» - писал в 1661 году Лафонтен о падении Фукэ в Elegie aux Nymphes de Vaux.

Арима-но Мико (Токио, 1961), опубликовано в журнале «Бунгаккай». Князем тьмы в пьесе г-на Фукуда, переполненной персонажами негодяев, предстает замышляющий коварные планы Сога-но Акаэ, состоявший, как это выведено автором, в любовной связи с матерью принца Арима.

Так, в 643 году Сога-но Ирука (внук Умако) решил, что принца Ямасиро, возможного наследника, следует убрать со сцены ради защиты интересов Сога. На принца было совершено нападение, и он вместе со своей семьей был вынужден совершить самоубийство.

КИММЭЙ

(29-й император)

СУЙКО=====================БИДАЦУ

(33-я правительница) (30-й император)

принц Хикобито-но Оэ дама Хотэ======ДЗЁМЭЙ принц Тину Абэ-но Курахасимаро

(34-й император) (Министр Левой стороны)

принц Фурухито КОГЁКУ======принцТакамуку КОТОКУ====принцесса Отараси

(35-я правительница, (внук импе- (36-й снова взошла на трон ратора Ёмэя) император)

под именем САЙМЭЙ,

37-й правительницы)

принц Нака-но Оэ======императрица принц Арима

(стал ТЭНДЗИ, Хасихито

38-м императором)

Годы правления:

629–641 — Император Дзёмэй

642–645 — Императрица Когёку

645–654 — Император Котоку

655–661 — Императрица Саймэй

668–672 — Император Тэндзи

Другие даты:

10 июля 645 г. — убиты предводители Сога.

12 июля 645 г. — император Котоку восходит на трон.

14 июля 645 г. — принц Нака становится наследным принцем.

28 сент. 645 г. — казнен принц Фурухито.

12 мая 649 г. — самоубийство Сога-но Исиказамаро.

14 мая 655 г. — на трон восходит императрица Саймэй с принцем Нака в роли наследного принца.

9 дек. 658 г. — арестован принц Арима.

12 дек. 658 г. — казнен принц Арима.

Например, известный историк довоенной эпохи Куроита Кацуми пишет:

«Если бы он стал императором, ему бы пришлось взять на себя обременительную ответственность за церемонии и религиозные практики, что сделало бы невозможным углубленные занятия делами внутренней и внешней политики. Для того, чтобы поддерживать движению за великие реформы, было гораздо удобнее [оставаться наследным принцем]», (Кокуси-но кэнкю, [ «Исследования национальной истории»], Токио, 1936, 1:130.)

Такое личностное объяснение не дается ни у Куроита, ни у кого-либо из других предвоенных историков, которые, без сомнения, посчитали бы его скандальным. Подробное рассмотрение см. у Ёсинага Минору в кн. Нихон кодай-но сэйдзи то бунгаку [ «Политика и литература в древней Японии»] (Токио, 1956) и Наоки Кодзиро Кодай кокка-но сэйрицу [ «Устройство древнего государства»] (Токио, 1965, с. 222–43).

Нихон сёки, изд. «Асахи симбунся» (Токио, 1956, с.51). Краткие хвалебные описания японских суверенов основаны на китайских образцах, и их не следует воспринимать слишком серьёзно. Однако, упоминание мягкого характера (яварака) императора — необычно и, возможно, имеет определенное значение: человек погрубее, более уверенный в себе (как император Юряку), вряд ли терпел бы связь своей жены с принцем Нака.

До середины VIII века столица обычно перемещалась с началом каждого нового правления, частично — по стратегическим причинам, а частично — из-за существовавших верований в ритуальную оскверненность императорской смертью. До установления полу-постоянного центра в Нара в VIII веке, слово «столица» следует воспринимать в чисто техническом смысле. Все столицы до Нара представляли собой скопление примитивных деревянных строений, окружавших императорскую резиденцию, большинство из которых к концу очередного правления готовы были совершенно разрушиться. До образования усовершенствованной административной системы китайского толка и соответствующего количественного роста правительственных учреждении в результате Великой Реформы, столицы больше напоминали временный лагерь, нежели город, а перемещение из одного такого в другой было операцией достаточно безболезненной, особенно поскольку почти все центры раннего периода строились в пределах небольшого радиуса района Ямато. Слово «дворец» также может создать несколько преувеличенный образ: ранние императорские резиденции представляли собой простые деревянные строения крытые соломой, в которых отсутствовала грандиозная величественность, свойственная западным «дворцам».

Нихон сёки, изд. «Нихон котэн дзэнсё», Токио, 1953, IV:122 (без специальной оговоренности цитируется это издание). Подобное перемещение крыс, но в данном случае — по направлению к Нанива, зафиксировано в начале правления императора Котоку. В обоих случаях «старики» (окинатати), как сообщается, предсказывали смену столиц. Нихон сёки, IV:126.

Нихон сёки, IV:126.

Поскольку теперь жена императора открыто соединилась со своим братом-любовником в Асука, подобного рода вопрос может быть лишь риторическим; безусловно, он не подразумевал какого-либо ответа. Нижеследующее вольное переложение профессора Ёсинага передаёт смысл последнего стихотворения императора: «Украл ли у меня другой тебя — тебя, которую я так нежно лелеял? Или ты сама покинула меня и ушла к другому?»

При своем втором правлении она была известна под именем императрицы Саймэй. Имена суверенов, китайского типа, составленные из двух иероглифов (Ко-току, Ко-гёку, Сай-мэй и т. д.), используемые для их различения, представляют собой посмертные наименования. Во время жизни у них были длинные имена, произносившиеся чисто по по-японски, (например, императрица Когёку/Саймэй звалась Амэ Тоё Такара Икаси Хи Тараси Химэ-но Сумэра Микото), хотя обычно на произнесение и даже запись имени здравствующего суверена налагалось табу.

Наоки, Кодай кокка-но сэйрицу, с.227.

В древней Японии для женщины было совершенно естественным вновь выйти замуж после смерти супруга и стать наложницей нового императора. Так, императрица Когёку была замужем за внуком императора Ёмэй, принцем Такамуку, до того, как стала наложницей императора Дзёмэй.

На пример, в VI веке император Бидацу смог жениться на императрице Суйко несмотря на то, что оба они были детьми императора Киммэй.

Знаменитый прецедент, возможно, приходивший на ум принцу Нака, случился в V веке, когда блистательный сын императора Ингё, наследный принц Кару безумно влюбился в свою прекрасную полу-сестру. По преданию, страсть его была столь сильна, что он находился на грани смерти. Наконец он решил, что так просто умирать бессмысленно, и что лучше он осуществит брачную связь с объектом своей любви, как бы греховны ни были подобные отношения с дочерью своей матери. Пара тайно соединилась, и к наследному принцу возвратилось самообладание. Вскоре после этого суп императора Ингё замерз и превратился в лед. Этот кулинарный феномен был интерпретирован, как знак того, что при дворе существуют некоторые противоправные отношения, и императору сообщили о кровосмесительных связях его сына. В результате принц Кару был выведен из линии наследников и сослан в Иё, где, по одной версии, совершил самоубийство, написав две предсмертные любовные поэмы своей возлюбленной- сестре.

Оппозиция реформистскому движению достигла своего апогея в восстании Дзинсин (672) — самом отчаянном и упорном сопротивлении подобного рода, в котором все консервативные силы, противившиеся реформам поднялись в поддержу младшего брата Нака, принца Оама. Куроита (Кокуси-но кэнкю, с. 142–43) сравнивает этот антагонизм с оппозицией реформам эпохи Мэйдзи двенадцать веков спустя, когда движение «за сохранение национальных особенностей» (кокусуй ходзон) возникло, как реакция на правительственную политику вестернизации. Подобное же сопротивление интенсивному иностранному влиянию наблюдалось в Японии после американской оккупации.

Нихон сёки, IV:129. В районе Асука области Ямата, неподалеку от новой столицы. Канал, должно быть, был не менее десяти миль в длину.

Или «Они говорили о нем, как о „безумном канале“, и молвили…»

Нихон сёки, IV:132. В соответствие с междустрочными пояснениями в хронике, эта критика была высказана в то время, как работы были в самом разгаре. Она, похоже, ни на йоту не отклонила правительство от курса, так как уже следующее предложение информирует нас, что работы начались над новым дворцом в Ёсино.

Куроита. Кокуси-но кэнкю, с. 142.

Нихон сёки, IV:133.

Члены императорской фамилии довольно рано начали посещать горячие источники для отдыха и развлечений. Отец принца Арима особо любил минеральные источники в Арима (около современного Кобэ); есть предположение, что имя принца, записывающееся теми же иероглифами, восходит к названию этого места. Отчего принц Арима избрал Муро, а не более близлежащие источники, как, например, Арима, так часто почитаемые присутствием императорской семьи? Есть много возможных объяснений, помимо того зловещего, что отмечено в хронике. Если, как мне кажется, его ментальное недомогание было подлинным, он вполне мог стремиться избежать посещения роскошного курорта; прибрежные источники типа Муро были лучшим местом для лечения, чем источники в Арима, располагавшиеся в горах. Вдобавок, как указывает профессор Наоки (Кодай кокка-но сэйрицу, с. 235), Сиоя-но Мурадзи Коносиро, единственный близкий сотоварищ принца, отвечал за солевые разработки в районе Муро (его имя означает нечто вроде Господин Соляных домов и Селедки) и вполне мог порекомендовать эти отдаленные горячие источники своему несчастному юному другу.

100

Нихон сёки, IV: 134.

101

Нихон сёки, IV:139-41. Я вставил дополнительный отрывок (со стр. 141 Нихон сёки) между «…тайно совещались» и «В этом году я достиг возраста», — единственное, по моему мнению логичное место для этого параграфа. Замечание принца Арима о том, что теперь он достаточно зрел для руководства войсками в бою, звучит бессмысленно в том месте, где оно сейчас находится (то есть при ответе на критику правительства со стороны Акаэ), однако оно вполне подходит как продолжение слов о том, что он еще слишком юн для осуществления своих планов. Все даты даны по Юлианскому календарю.

102

Интересно, что все три «ошибки» правительства были совершены в экономической области. Первые две относятся к новым налогам, которыми было обложено население в ходе Великой Реформы; со — налог с продукции, уплачиваемый рисом или другими зерновыми, а ё — более тягостное бремя — трудовая повинность. Хотя Сога-но Акаэ адресует свои слова императрице (сумэра-микото), его критика (или намеренно провокационные поношения) в действительности направлены против принца Нака и его коллег, ответственных за реформы.

103

Представляется характерным, что Сога-но Акаэ использовал простых рабочих (ёборо), чтобы схватить принца Арима, а не официальных стражников или солдат, и что прошло три дня, покуда он не был официально арестован.

104

Эта казнь была типом «гарроты» и заключалась в удушении веревкой. Среди разновидностей наказаний, перечисленных в китайских кодексах, она была на одну ступень менее позорная, чем обезглавливание. Тадзии-но Осава-но Мурадзи Кунисо вероятнее всего не совершал эту зловещую операцию лично, но был лишь ответственным за процедуру.

105

Другими словами, «Пожалуйста, пощадите меня, чтобы я мог продолжать трудиться на благо страны» (а не так, как забавно переводит этот пассаж Астон: «прошу, чтобы моя правая рука была сделана национальным сокровищем»). Последняя просьба Коносиро естественно, не была исполнена.

106

Второе стихотворение неясно. Его также возможно принять (см. Манъёсю, изд, «Ниппон гакудзицу синкокай», Токио, 1940, с.9) за жалобу принца, что во время неудобного путешествия рис ему подавали на дубовых листьях (сии-но ха), а не в соответствующих коробочках (кэ), как дома. Но тогда стихотворение превращается, вместо твердого уверения в поклонении богам, не более чем во всхлип жалости к самому себе.

107

Профессор Такахаси предполагает (Наоки, Кодай кокка-но сэйрицу, с. 240), что друг принца Арима, Сиоя-но Мурадзи Коносиро должен был использовать свое положение управляющего соляными разработками для мобилизации местных рыбаков и формирования блокирующего флота, однако это представляется несколько надуманным.

108

императрица КОГЁКУ император КОТОКУ

принц Нака======императрица Хасихито принц Арима

Kлaвдий==========Гepтpyдa=========oтeц Гамлета

Гамлет

109

«…сердце у Америки доброе, характер у Америки сильный, и мы будем продолжать оставаться великой державой». Президент Никсон, в речи в Хантсвилле, штат Алабама, 18 февраля 1974 года («Нью-Йорк Тайме», 19 февраля 1974 г.)

110

О «Сказании о доме Тайра» см. с. 68–69. Относительно «Огней на равине», как современном примере «литературы несчастий», см. мое введение к ее переводу в изд. «Penguin», New York, 1969, p.viii ff.

111

Ivan Morris, «The World of the Shining Prince», London-New York, pp. 196-98.6

112

лат. «оплакивание событий» (букв. «слезы по вещам»).

113

«Такого рода характеры [т. е. побежденных героев] передают нам особо острое чувство недолговечности (мудзё}». Кавабара, «Сайго дэнсэцу» Токио, 1971, с.50.

114

Он стал, также, богом грома и божеством, патронирующим тех, кто страдает от несправедливости по причине собственной искренности.

115

«…руководители клана Фудзивара противились кровопролитию в любом его виде. Они не верили в возможность разрешения проблем с помощью жестокости. Они достигали своих целей продуманностью планов и посредством убеждений, и здесь они были и предусмотрительны, и сдержанны, ибо стоило им хоть раз применить силу в качестве аргумента, и их собственное главенство было бы разбито в прах. Они почитали гражданские добродетели и склонялись перед ученостью до тех пор, пока ученые не начинали стремиться к политическим успехам.» Sir Georg Sansom, A History of Japan to 1334, London, 1958, p. 150.) Терпимость Фудзивара к своим противникам имела под собой также и идеологическую основу. То было время, когда буддийский запрет на убийство имел большое влияние; большинство же Фудзивара были добрыми буддистами и не рисковали (за исключением случаев, когда это было совершенно неизбежно) возможностью духовной деградации по причине лишения кого-либо жизни. Равной по воздействию причиной являлась боязнь онрё — неуспокоившихся духов побежденных врагов, которые могли вернуться в земную жизнь и преследовать человека. Как показывает история Митидзанэ, даже побежденный враг, которому позволили окончить свои дни в мирной отставке, мог стать заклятым недругом после своей смерти. Насколько же более опасен должен был быть дух врага казненного, или претерпевшего жестокое обращение!

116

В повести Мурасаки Гэндзи вновь вызывают в столицу и наделяют политическим статусом за счет Фудзивара. В реальной истории, однако, ни один из прощенных изгоев никогда не имел возможности бросить вызов их гегемонии. Большинство традиционных исторических прототипов принца Гэндзи были политическими ссыльными, противостоявшими правящей фамилии. Наиболее вероятным претендентом представляется Корэтика — популярный юноша аристократического происхождения, изгнанный из столицы главой правящего клана Фудзивара в 996 году и назначенный на службу в губернаторское управление острова Кюсю (Morris, The World of the Shining Prince, London & New York, 1964, pp. 56–57.); Корэтика, как и Гэндзи, был прощен два года спустя, однако его политическая карьера была навсегда подорвана. Многие из комментариев к «Повести о Гэндзи», начиная с Какайсё XIV века, выдвигают Сугавара-но Митидзанэ в качестве одного из прототипов принца Гэндзи, а комментарий Сика ситирон XVIII-го века прямо называет его таковым. Подобное приписывание представляется весьма натянутым. Единственными важными моментами, фигурирующими у обоих персонажей, являются сильная тяга к культуре, а также то, что оба были политическими ссыльными; в эпоху Хэйан такое сочетание редкостью не являлось. Однако, для изучения японских героев важно отметить, что ученые на протяжении веков верили в то, что историческими прототипами самых выдающихся героев японских повествоваваний были ссыльные, — иными словами, те, кто в социальной сфере потерпел поражение.

117

Фр. «прежде всего», «преимущественно».

118

Четыре ветви большого клана Фудзивара ведут свое начало от Накатоми-но Катамари, которому фамилия Фудзивара была дарована его другом и единомышленником императором Тэндзи в память — как гласит традиция — о поле глициний (фудзи-хара), на котором они обсуждали планы свержения Сога.

(Накатами-но) Катамари

Фудзивара-но Фубито

Южная ветвь Церемониальная ветвь Столичная ветвь Северная ветвь

После продолжительной борьбы, в начале IX века северная ветвь победила остальных.

119

О политике, использовавшейся Фудзивара для обеспечения контроля над правительством см. Morris, Shining Prince, pp. 200–212.

120

В соответствии с иерархической системой китайского толка, установленной в период Великих Реформ, администрация страны контролировалась Великим Советом Государства, прямо подчиненным императору. Великий Совет состоял из Главного Министра, Министров Левого, Правого и Центрального; Главного, Среднего и Низшего Советников и Частных Советников (или Советников Императора). Пост Главного Министра обычно пустовал. Как правило, было четыре Главных Советника, три Средних и три Низших Советника, восемь Частных Советников. См. Ivan Morris, The Pillow Book of Sei Shonagon II, приложение 7 — о фактологических деталях администрации эпохи Хэйан; описание — в Shining Prince, гл. З.

121

Эти реформаторские меры, предпринятые в правление императора Уда, получили название кампё-но сэйдзи (политика эпохи Кампё) и привели к серьезным административным реформам Энги во времена правления его сына императора Дайго. По сути это были консервативные меры, целью своей имевшие сохранение системы рицурё, возникшей в годы Тайка, претерпевшей значительные изменения к худшему от инноваций в центральной администрации, от слабости провинциальных правительств, но прежде всего — от разрушения официальной системы распределения земель. Среди практических мер, принятых среди реформ Кампё были: (а) отправка в провинции инспекторов (момикуси) для выслушивания жалоб крестьян на местные злоупотребления, проверки, оттока населения из определенных частей страны и для укрепления авторитета официальных лиц, назначенных из центра; (б) попытка снизить расходы центрального правительства путем сокращения определенных отделов и должностей, а также состава императорской гвардии.

122

«Старше» — по масштабам эпохи Хэйан. Когда Уда взошел на трон в возрасте 21 года, Митидзанэ был старше его примерно вдвое.

123

Нихон сандай дзицуроку — одно из великих литературных достижений того времени, была начата по указу императора Уда, но закончена лишь в правление императора Дайго. Токихира и Митидзанэ были среди основных составителей, однако, как это ни смешно, 50-томный труд был представлен ко двору всего лишь через несколько месяцев после того, как Токихира принудил Митидзанэ удалиться в ссылку. Руйдзю кокуси была представлена Сугавара-но Митидзанэ в 892 году; из 200 свитков (кан) сохранился только 61. Другой серьезной работой Митидзанэ был 28-томный сборник китайской поэзии, составленный его дедом, отцом, и им самим. Он также написал весьма компетентное предисловие к буддийскому трактату своего знаменитого современника Эннина. В 893 году император Уда повелел Митидзанэ составить новую антологию японской поэзии, озаглавленную Синсэн Манъёсю. Некоторые современные ученые ставят под сомнение его авторство этой антологии и Руйдзю кокуси.

124

Легендарным предком рода Сугавара был Номи-но Сукунэ, которого император Суйнин (правил в III в. н. э.) призвал из западной провинции Идзумо для того, чтобы он вступил в поединок с чемпионом по борьбе того времени. Номи-но Сукунэ убил своего противника мощными ударами по ребрам и в промежность и был вознагражден всей собственностью и землями убитого. Считается, что эта жестокая схватка дала начало традиционной борьбе сумо, сохранившейся до наших дней — гораздо более элегантному (и безопасному) виду противоборства. Приблизительно через двадцать лет после своего триумфа Номи-но Сукунэ проявил себя с более мягкой стороны, предложив, как гласит традиция, чтобы вместе с телами знатных людей вместо живых сподвижников хоронили глиняные фигурки.

125

Оказывается, Митидзанэ принимал горячее участие в жизни и благосостоянии своих студентов, даже тех, кто не выделялся способностями. До наших времен сохранилась интересная подборка китайских стихов, написанных Митидзанэ в 882 году, каждый из которых посвящен одному из студентов-выпускников императорского университета. В стихотворении, посвященном студенту из ученой фамилии Вакэ, Митидзанэ упоминает тот факт, что он 13 раз проваливался, прежде чем сдать экзамен — «Так что прошу дать мне возможность увидеть твое напряженное лицо разгладившимся сегодня». Другой молодой человек (из фамилии Татибана) был «вечным студентом», которому понадобилось для окончания заведения около 20 лет. Нижеследующее стихотворение цитируется из Нихон сёки (изд. «Нихон котэн дзэнсё», Токио, 1953, XVII:150):

Не раньше, чем в сорок один год

Ты смог покинуть эти залы.

[Но не грусти — ]

Великие умы созревают поздно.

Из самых способных студентов Митидзанэ, окончивших Бунсёин (частная школа семейства Сугавара), многие заняли в правительстве важные посты; именно они, по легенде, первые приложили усилия для упрочения его посмертной репутации. С точки зрения Фудзивара, поддержка этих бывших учеников своего старого учителя являлась потенциальным источником опасности, и некоторых из них отправили в ссылку после того, как в 901 году Митидзанэ отстранили от власти.

126

По профессору Куроита (Кокуси-но кэнкю, Токио, 1936, 1:255), императору Уда пришлось поспешить в назначении принца Ацухито своим преемником, поскольку он не мог рисковать, допуская возможность появления у другой своей наложницы — Ацуко (дочери Фудзивара-но Мотоцунэ) сына, который бы, в соответствии со «свадебной политикой» Фудзивара, автоматически получил бы преимущество перед любым другим потенциальным преемником; он также пожелал назвать своего наследника до того, как Токихира — новый лидер Фудзивара — получит достаточно времени для окончательного упрочения. Это позволяет понять, почему император Уда столь «резко» отрекся от престола, когда ему был всего 31 год, а наследнику — только 13 лет.

127

По одной из легенд, однако, Митидзанэ действительно бывал в Китае, где воспринял учение Дзэн. Некоторые монахи XV века заявляли, что в период правления Сунской династии Митидзанэ побывал в Китае для того, чтобы занижаться у дззнского мастера — и это несмотря на тот факт, что Сунская династия возникла много лет спустя после кончины Митидзанэ. На знаменитой картине с изображением Митидзанэ, названной «Небесное божество, перешедшее в Китай» (Тото Тэндзин), изображен великий ученый в одеждах дзэнского монаха, держащий в руках пучок цветущих сливовых веток, которые стали по легенде символически с ним ассоциироваться. (Сакамото Таро, Сугавара-но Митидзанэ, Токио, 1956, с. 162–163.)

128

Примечательным исключением является Киби-но Макиби (693–775) — блестящий, энергичный ученый, который, помимо всего прочего, изобрел фонетическую азбуку катакана. Он был в Китае с 716 по 735 годы и по возвращении в Японию, привез с собой и, как считается, распространил лютню бива, искусство вышивки и игру го. В 766 году Макиби был назначен Великим Министром Правой стороны и оказывал значительное влияние на двор до тех пор, пока его не вытеснили Фудзивара, которые к тому времени начали свой медленный подъем к кормилу власти. В целом, вклад Макиби в развитие японской культуры намного превосходит соответствующий у Митидзанэ, однако, поскольку ему не посчастливилось умереть в ссылке, он так никогда и не обрел статуса героя.

129

Куроита, Кокуси-но кэнкю, с. 255.

130

Фудзивара стали рассматривать клан Минамото в качестве своих «когтей и зубов», которые должны были обеспечивать их необходимой военной силой, когда все остальные ненасильственные методы были исчерпаны.

131

К концу 900 года Киёцура прочитал при дворе лекцию об опасностях грядущего года (901-го), который был каното тори, 58-м в китайском шестидесятиричном цикле, а, следовательно, годом кризисов и изменений. Киёцура предостерег Митидзанэ, что, поскольку тот так стремительно поднялся по иерархической лестнице, его положение будет особенно шатким в будущем кризисном году, поэтому ему следует подавать в отставку, пока еще есть время. Его предсказание, чем бы оно ни было мотивировано, оказалось полностью оправданным.

132

Сугавара-но Митидзанэ Фудзивара-но Мотоцунэ Фудзивара-но Такафудзи

Hoбyкo=======УДA========Aцyкo

(Энси) (59-й император

Японии)==========================Танэко

(Инси)

принц Токиё принц Ацухито

(стал ДАЙГО, 60-м императором Японии)

133

Фр. «крик души».

134

Говорят, что правительство сделало все возможное, чтобы путешествие стало для Митизданэ как можно более трудным, запретив местным властям предоставлять ему пищу, жилье и другие необходимые услуги. В одном случае, когда он не мог найти пристанища на ночь, ему пришлось просидеть на мотке веревки. Это — источник сюжета знаменитей картины Цунадза Тэндзин («Божество, сидящее на веревке»), где нарисован старый министр, сидящий на веревочных петлях с выражением гнева на лице и с жезлом в руке. В начальный период своей «божественности» подобные яростные выражения лица были для него обычны, что связано с его ролью божества грома, которого опасно не почитать.

135

Перевод в: Burton Watson & Donald Keen, Anthology of Japanese Literature, New York, 1955, p.165.

136

Это дерево — primus mume, известно, как японский абрикос, что неверно. Его маленькие цветки умэ (или мумэ) традиционно почитаются на Дальнем Востоке как символ крепости, поскольку они появляются зимой, когда никаких других цветов еще нет. Burton Watson, Michizane and the Plums, «Japan Quarterly» XI, No.2 (1964): 217-20.

137

«Китано тэндзин энги эмаки», — первый из множества иллюстрированных свитков с описанием жизни Митидзанэ, был исполнен в 1215 году. Это — прежде всего религиозный труд, призванный объяснить возникновение и необходимость святилища Китано, где поселился его дух приблизительно через полвека после смерти хозяина. Первый раздел — биография знаменитого ученого в картинках; второй, самый главный, рассказывает о процессе его становления героем-божеством. Головокружительная карьера Митидзанэ была популярной темой для художников школы Тоса с XIV по XVII век. Самые доступные репродукции свитков XIII века можно найти в книге Bradley Smith, Japan: A History In Art, New York, 1964, pp. 67–71.

138

Сугавара-но Митидзанэ. Сёсайки, цитируется в кн.; Икэда Кикан, Хэйан дзидай-но бунгаку то сэйкацу, Токио, 1967, с. 72.

139

Местонахождение бывшей ставки губернатора Кюсю — где-то в часе езды от современного индустриального города Фукуока.

140

Из Канкэ косо, цитируемого Китаяма Сигэо в кн. Хэйан-кё, Токио, 1965, с. 352–353. Третья поэма переведена в кн. Burton Watson, Michizane…, p.219.

141

Однако Токихира не принял во внимание летальный эффект от встречи с духом Митидзанэ.

142

В 1240 и 1241 годах — годовщинах смерти Thomas a Becket в Лондоне разрушилась башня, построенная Генри III, и, как сообщалось, видели Сэра Томаса, стоявшего на ней и сталкивавшего вниз камни посохом. В 1242 году король приказал выстроить башню заново, но на этот раз он назвал ее именем мученика, и она осталась спокойно стоять. Башня Сэра Томаса даже смогла пережить сильные бомбежки.

143

Китаяма, Хэйан-кё, Токио, 1965 с. 354. Благодаря его чудесному появлению, Митидзанэ с самого начала стали почитать в качестве божества грома (Райдзин). Только после того, как его дух был окончательно умиротворен, стало возможным игнорировать этот ужасающий, мстительный аспект и сконцентрироваться на его мягких, культурных атрибутах; на этой стадии он претерпел трансформацию от яростного божества грома до доброго бога учености и литературы, а также — божества-покровителя честных людей, страдающих от несправедливости. В этой своей поздней ипостаси он был идентифицирован с Каннон — буддийской богиней милосердия. Сакамото, Митидзанэ, с. 160.

144

Среди других знаменитых неудачников в японской истории, которых правительство постаралось умиротворить после их смерти с помощью возведения им храмов, можно вспомнить Фудзивара-но Хироцугу в VIII веке и Тайра-но Масакадо в X-м. Оба они подняли восстание против центрального правительства и были разбиты имперскими войсками; мстительный дух Хироцугу начал действовать практически немедленно после смерти; дух же Масакадо был успокоен построением святилища до того, как смог причинить какой-либо вред.

145

Burton Watson описал храм следующим образом:

«Главное здание настоящего храма было построено около трех с половиной веков назад в вычурном стиле, характерном для архитектуры конца периода Момояма; прекрасный сам по себе, со сложными крышами, всплесками красного и золотого, он вызывает впечатление какой-то фальшивой античности в храме, который на самом деле гораздо старше — где-то середины десятого века. К главному зданию примыкают множество мелких святилищ, скульптуры, каменные фонари всех форм, а среди всего этого растут цветущие сливы, которыми знаменит храмовый комплекс. Маленькие деревья, опасно наклоненные и изогнутые, они, кажется, были безжалостно побиты и поломаны, и поэтому, когда каждый год из почерневших стволов появляются навстречу холоду россыпи утонченных белых цветков, они являют нам символ мягкой, но упорной намеренности продолжать жизнь». (Watson, Michizane…, p.217.)

146

В XVII веке правительство Токугава возвело в столице Эдо (Токио) новый важный храм для поклонения Митидзанэ, которого сёгуны особо почитали за конфуцианскую ученость.

147

Окагами (Великое Зерцало), цитируется в Сирё-ни ёру нихон-но аюми, «Кодай-хэн», Токио, 1960, с. 139.

148

Сугавара дэндзю тэнараи кагалш (букв. «Зерцало введения в таинства каллиграфии Сугавара») — пьеса для театра кукол, написанная в 1746 году. Такэда Идзумо. Более детальное описание на английском языке см. в кн. Aubrey Halford, The Kabuki Handbook, Tokyo, 1956, p.306.

149

Токихира был основным лицом реформаторского движения со времени смерти Ясунори в 895 году вплоть до своей кончины в 909-м. Он был особенно активен в сфере экономики, — в частности по вопросам устройства сёэн (феодальных поместий) и улучшения системы земельных наделов хандэн.

150

Профессор Burton Watson — один из немногих зарубежных ученых, переводящих китайскую поэзию Митидзанэ, приводит ценное суждение в своей книге Michizane, с. 217–218:

«Митидзанэ превзошел всех остальных поэтов своего времени в составлении китайских стихов, что подразумевает его способность выйти за рамки стереотипных тем и сентиментов, которых можно было бы ожидать от придворного ученого — „Прощание с посланником из Бохай“, „Наблюдая хризантемы во время официального банкета“ и т. п. — и использовать способ отображения реальных сцен вокруг него и тех эмоций, которые они вызывали».

151

Кокинсю, №№ 272 и 420 в издании «Нихон котэн дзэнсё», с. 85, 112. № 420 — поздравительное стихотворение, написанное по случаю выезда экс-императора Уда за город в 398 году, известно в Японии каждому школьницу, поскольку включено в знаменитую антологию Хякунин иссю.

152

См. Morris, Shining Prince…, pp.183-85.

153

Только в эпоху Токугава (приблизительно через семь веков после смерти) Митидзанэ стали в массе почитать как божество каллиграфии. Знаменательно, что в известной пьесе кукольного театра 1746 года он фигурирует не как поэт или ученый, но как мастер письма.

154

«Сомнительно, чтобы кто бы то ни было в Японии был так же популярен на протяжении такого же долгого времени, как Сугавара-но Митидзанэ». «Short Biographies of Eminent Japanese in Ancient and Modern Times», Токио, 1890, автор не указан, без пагинации.

155

Из всех японских героев, потерпевших неудачу, единственным другим гражданским человеком, дожившим до преклонных лет, был Сэн-но Рикю (1521–1591), — самый известный мастер чайной церемонии, однако даже он был вынужден покончить с собой. Среди исторических героев-неудачников Митидзанэ уникален в том смысле что умер ненасильственное смертью.

156

Для христианского опыта всегда стояла проблема: что чистое сознание и дух должны отдать Кесарю, и, несмотря на частые экклесиастические компромиссы (типа того, на который пошел Ватикан во время Второй мировой войны), это трудное положение так и осталось неразрешенным. В мифологии японских героев, потерпевших поражение, природа противостояния мира и духа, несмешиваемых, подобно маслу и воде, выражена гораздо более полно и удовлетворительно, нежели в западных попытках разглядеть Господен Промысел, действующий в истории.

157

Наследники ответвлений фамилии Фудзивара, такие как Каноэ, в действительности играли важную роль при японском дворе вплоть до новейшего времени; они даже продолжали свою «политику женитьб», предлагая своих дочерей в качестве императорских наложниц.

158

Как и в большинстве других стран, историческими героями Японии были люди военные; основное же различие состояло в том, что большинство из них сражались на стороне побежденных. Для нас — людей постиндустриальной эпохи, трудно составить реальную картину характера средневекового рыцаря, не говоря уже о японском рыцаре, а те записи, которые имеются в нашем распоряжении, рассказывающие о знаменитых самураях, оказываются совершенно бесполезными, когда доходит до личных или психологических черт персонажей.

Без сомнения определение Эмерсона: «грубая, мужская нация безжалостной силы» относится как к большинству японских воинов, так и к их западным коллегам. Их образ жизни в сжатой форме отображает жестокую, неистовую сторону японской традиции; в тех случаях, когда мы впадаем в заблуждение, превознося средневековых самураев, профессор Барде напоминает нам, что это были «грубые, необразованные люди, занятые грязной профессией». (H.Paul Varley, Japanese Culture, New York, 1973, p. 173.) Все же, несмотря на всю их дикость, жестокость, от которой бросает в дрожь — упоминаниями об этом испещрена история самураев на протяжении веков — их яростность часто умерялась искренней чуткостью, которая проявлялась в любви к культуре и особенно — к поэзии, почитании «искренности» и восприятии «очарования вещей». Эти и другие позитивные качества японского воина сжато выражены в «сборной» историко-легендарной фигуре Ёсицунэ и повторяются у позднейших героев воинского сословия, таких как Масасигэ и Сайго Такамори.

«Если суперпатриоты излишне превозносят фигуру самурая, то нам не следует для себя затемнять его немалые достижения… смелость, смешанную с деликатностью, твердость наряду с легкостью, привязанность к достойному… Мир не настолько богат мечтами о рыцарстве, чтобы недооценивать такие образы.» (Singer, Mirror, Sword and Jewel, New York, 1973, p.167.)

159

Locus classicus этой фразы — хайку поэта начала ХУП века Мацуэ Сигэёри, который выражает красоту поражения на примере природы — с помощью лепестков вишни, разлетающихся на весеннем ветру:

Ё я хана-ни букв.: «Ах, весь мир — для цветов!

Хоганбиики Хоганбиики (симпатии к побежденному)

Хару-но кадзэ Весенний ветер!»

Симпатизирование потерпевшему поражение и восхищение героической параболой совершенно отчетливо соотнесено с ощущениями мудзёкан и моно-но аварэ, о которых говорилось выше, и принадлежат «искренней» стороне дихотомии, описанной в примечаниях к Гл. 2.

В легендах о Ямато Такэру и Ёсицунэ, так же как и в действительной истории современного героя Сайго Такамори, блестящая серия побед сменяется катаклизмом поражения; в каждом случае пафос падения акцентировался славой предыдущих успехов, однако именно характер финала их жизни делал их столь привлекательными героями. По наблюдению г-на Кудо, «Необходимо, чтобы [герой] поднялся на пик успеха, а затем пал.» Кудо Ёроси, Тэнраку-кэй-но Нихон эйю-дзо, в еженед. «Сюкан Асахи» 6–8, 1973: 116.

160

Например, путешествие Ёсицунэ в сказочные страны. См. Helen McCullough, Yoshitsune, A Fifteenth-Century Japanese Chronicle, Stanford, 1966; pp. 38. В книге профессора Маккалоу содержится прекрасное исследование легенды о Ёсицунэ, за которым следует перевод «Гикэйки».

161

По Мирча Элиаде, миф в действительности может быть «правдивее» действительности в том, что он заставляет реальную историю «раскрывать более глубокий и богатый смысл, снимая покров с трагической судьбы». Элиаде приводит пример недавнего происшествия в деревне на Балканском полуострове, которое было должным образом приукрашено и обращено в миф; местное крестьянство рассматривало мифическую версию происшествия, как гораздо более аутентичную, нежели те события, которые они наблюдали собственными глазами. (Eliade, Cosmos and History, New York, 1959.) В моем описании жизни Ёсицунэ я сочетал легендарные и исторические фрагменты, указывая (где мне это казалось необходимым), является ли данное событие истинным или выдуманным. Разумеется, во всех главах я достаточно свободно черпал из мифическо-легендарных источников, которые никак не отнесешь к «объективной» истории, но которые все же предоставляют важную возможность заглянуть в психологию японского героя-воина. «Миф, — как писал профессор Чадвик, — есть последняя, а не первая, ступень в процессе развития героя.» (N.Chadwick, The Growth of Literature, Cambridge, England, 1932, p 278.)

162

Хоган-моно (пьесы о Ёсицунэ) представляют собой самую большую под-категорию в репертуаре театра Но. Это отражает значительную тягу к Ёсицунэ побежденному в период Муромати — самое творческое для драм Но время. Легенда о Ёсицунэ продолжала вдохновлять писателей и в период Токугава: Тикамацу Мондзаэмон, блестящий драматург театра кукол и «Кабуки», написал о Ёсицунэ не менее шестнадцати пьес. Наиболее ценным и едва ли не единственным источником, из которого можно почерпнуть сведения относительно деталей литературы о Ёсицунэ и другие сведения относительно легенды о нем, представляется книга Симадзу Хисамото Ёсицунэ дэнсэцу то бунгаку, Токио, 1935,- энциклопедическая кладезь информации о герое.

163

СЭЙВА

(56-й император Японии)

[семь поколений]

Минамото-но Тамэёси

Ёсиката Юкииэ Ёситомо

Ёсинака

Ёритомо Нориёри Ёсицунэ

(чья мать была (чья мать была наложницей (чья мать Токива была дочерью высшего на почтовой станции Икэда младшей дамой у священника в Ацута) в провинции Оми) Фудзивара-но Тэйси)

164

Мать Ёритомо была дочерью аристократа из семейства Фудзивара, являвшегося Главным служителем в важном святилище Ацута; она была самой признанной из многих наложниц Ёситомо.

165

По знаменитому письму Косигоэ (см. стр.85–86), Ёсицунэ подчеркнуто говорил о себе, как о сироте (дзицу наки-но кото нари).

166

Эта история послужила основой знаменитой пьесы Но «Хаси Бэнкэй», переведенной Артуром Уэйли в книге The No Plays of Japan, London, 1921.

167

«Узнать [Ёсицунэ] не составляет никакого труда. Это маленький человек со светлым лицом и с зубами, немного выдающимися вперед.» Хэйкэ моногатари, сер. «Котэн нихон бунгаку дзэнсю», Токио, 1966, с. 345.

168

О сексуальности героя см. ниже. См. также о Ёсицунэ, как о фигуре типа Адониса.

169

McCullough, Yoshitsune, p.5.

170

В период кампании против своего кузена Ёсицунэ пользовался услугами своего дяди и брата наполовину — Нориёри.

171

Ослепительно красивая молодая жена Ёсинака — Томоэ Годзэн играет в эпосе героическую роль, аналогичную исполняемой знаменитой возлюбленной Ёсицунэ — Сидзука. Она была легендарно красива и храбра, и сопровождала своего мужа во всех кампаниях. Традиционные картины изображают ее сидящей на белой лошади в полном самурайском одеянии, командующей отрядами восточных воинов. В сражении 1184 года, закончившемся для них катастрофой, в котором Ёсинака встретил свою смерть, она была атакована воином геркулесовского сложения по имени Утида Иэёси, но победила его в схватке один на один и отрезала ему голову. Есть несколько вариантов описания того что произошло с ней, этой яростной юной амазонкой, после смерти мужа. Самая распространенная версия гласит, что в возрасте 28 лет она отошла от мира, удалившись в обитель, и молилась за упокой духа Ёсинака; по другому, гораздо менее привлекательному преданию, она стала наложницей одного из его основных противников.

172

Когда в конце 1185 года Ёсицунэ оставлял столицу, он запретил своим людям заниматься грабежами и поджигательством, что было обычным делом для уходящих войск. Это произвело большое впечатление на Двор и взволнованное население Киото.

173

Хэйкэ моногатари, с. 353. Священный меч (Кусанаги), вероятно, очутился на морском дне и пропал навсегда.

174

Хэйкэ моногатари, с.11. Храмовый колокол: один из восьми колоколов Зала Непостоянства в монастыре Джетавана — знаменитом храме, построенном в саду города Кошала (центральная Индия) в V в. до н. э. Деревья sala_ большие деревья с двойным стволом, которые, по преданию окружали место, где умирал Будда. Когда он умер, желтые цветы на одном из каждой пары деревьев немедленно побелели и опали.

175

Varley, Japanese Culture, p. 66.

176

Вакамори Таре. Ёсицунэ то нихондзин, Токио, 1966, с. 151. В раннеяпонском обществе, где царила полигамия с концентрацией семьи вокруг матери, дети, рожденные от разных матерей, воспитывались в доме соответствующей матери, и обычно имели мало (если вообще имели) отношений друг с другом.

177

Те, кто знаком с историей Турции, заметят поразительное сходство Ёсицунэ и побежденного героя пятнадцатого века Кема, — элегантного юноши, известного своими поэтическими и художественными способностями, но прежде всего, знаменитого воителя. Он также был преследуем своим старшим братом, причем росли они отдельно. Старший брат, способный администратор, позже ставший султаном Баезидом II, фигурирует в традиции, как хитрый, завистливый негодяй, предательством добивающийся смерти героя. По одной версии, Кем был убит по приказанию своего брата в Ватикане руками предателя-парикмахера с помощью отравленной бритвы; по другой (более «японской») версии, Кем покончил жизнь самоубийством в отчаянии из-за несправедливого к нему отношения. Приношу благодарность молодому японоведу турецкого происхождения Сеслюк Эсенбелу, привлекшему мое внимание к этой интересной параллели.

178

Ёритомо и самого выводило из себя ренегатство Госиракава, которое он, без сомнений, рассматривал в качестве типичной черты коррумпированной аристократии, на которую невозможно было положиться. В одном из случаев он характеризует бывшего императора как «настоящего дьявола» (тэнгу). Однако, в струе общей политической линии в отношении Двора, он продолжал оказывать ему все внешние знаки почтения.

179

Так, по легенде, именно Кадзивара был ответственен за жестокое обращение с Сидзука и ее ребенком. По одной из версий легенды, его истинные намерения стали уже совершенно ясными, когда он предложил вспороть ей живот, дабы убить и мать, и дитя. Роль Кадзивара в истории Ёсицунэ аналогична роли Сога-но Акаэ в трагедии принца Арима: в каждом случае центральная фигура злодея поощряется другим сверхзлодеем, стоящим ниже по социальной лестнице.

180

«Повесть о доме Тайра» (пер. И.Л.Львовой). М., «Худ. Лит.», 1982, с. 499–500.

181

«Повесть о доме Тайра», с, 519–520.

182

«Повесть о доме Тайра», с. 520.

183

Представляется, что в то время Ёсицунэ был в весьма близких отношениях со своим малокомпетентным дядей, однако нет никаких подтверждений тому, что у него были какие бы то ни было планы соединить их силы против Ёритомо. Только лишь после того, как Ёритомо наконец послал из Камакура в Киото наемного убийцу, Ёсицунэ, понимая неизбежность открытого столкновения, обратился за помощью к своему дяде. Вакамори, Ёсицунэ, с. 147.

184

Фр. «смысл существования», «разумное основание».

185

В соответствии с поздним вариантом легенды, письмо Косигоэ в действительности было написано Бэнкэем по инструкциям Ёсицунэ. Это — выражение тенденции придавать Бэнкэю все более активную роль в событиях, в то время, как сам герой превращается в пассивную жертву.

186

Между различными текстами письма Косигоэ нет значительной разницы. Свой перевод я основывал на версии, данной поздней исторической хроникой Адзума кагами — «Нихон сирё сюсэй», Токио, 1963, с. 164.

187

…Сои-о нобуру (из письма Касигоэ) буквально означает «высказать мои искренние намерения». Ёсицунэ хотел, чтобы его брат знал мотивировку его поступков — лояльнейшее желание служить ему, а также полное отсутствие каких-либо собственных политических амбиций.

188

Двор назначил Ёсицунэ и Юкииэ наместниками всех поместий сёэн на Кюсю и Сикоку соответственно; это было источником огромного потенциального богатства, однако не предоставляло возможностей набора воинских сил, необходимых для кампании против Камакура.

189

Цитируется Исии Сусуму в кн. Камакура бакуфу, Токио, 1965, с. 188–189.

190

Кадокава Гэнъёси, Гикэйки-но сэйрицу, «Кокугакуин дзасси 65», №№ 2,3; 1964: 79-100.

191

Ногами Тоёитиро, Ёкёку дзэнсю, Токио, 1935, 5:51.

192

Ногами Тоёитиро, Ёкёку дзэнсю, с. 54–55. «Переносной алтарь» — вероятно, более точный перевод слова ои, нежели «короб». Он представлял собой большую деревянную коробку с ножками, использовавшуюся пилигримами для переноски буддийских алтарных принадлежностей, облачений и других аксессуаров.

193

Ногами Тоёитиро, Ёкёку дзэнсю, с. 63.

194

Ногами Тоёитиро, Ёкёку дзэнсю, с. 67–68.

195

Ногами Тоёитиро, Ёкёку дзэнсю, с. 72.

196

Конфликт с Тогаси в пьесе «Кандзинтё» принимает более спокойную окраску; в нем говорится, что он бросает украдкой взгляд на подписной лист и понимает, что это — фальшивка. Последовавший за этим допрос Бэнкэя предназначался только лишь для того, чтобы обмануть стражников. Версия театра Кабуки (1840) утверждает то, что в Но только предполагается, выражая большое внимание, оказывавшееся в эпоху Эдо теме гири-ниндзё (чувство долга — человеческие эмоции); пьеса «Атака» (конец XV века) увенчана аурой аварэ и мудзёкан (преходящести), свойственной Но.

197

Ср. изменение характера Ямато Такэру во второй половине его жизни.

198

Знаменательно, что в «Атака» и «Фуна Бэнкэй» — двух самых знаменитых пьесах «Но» о Ёсицунэ в период его падения — Бэнкэй поставлен центральной ролью ситэ и отодвигает своего хозяина на второй, подчиненный план.

199

Вакамори (Ёсицунэ, с. 215–216) предполагает, что отношения между Ёсицунэ и Бэнкэем, как они отображаются в поздних версиях легенды эпохи Камакура и Муромати, выражают ностальгические чувства по прошедшему веку, в котором отношения между хозяином и подчиненным предположительно основывались на простых личных связях лояльности и привязанности, нежели чем на холодном расчете личной выгоды, который стал доминировать в отношениях повелитель-вассал в позднюю феодальную эпоху.

200

Бэнкэй, в том виде, как он предстает в поздних легендах, — такая же фиктивная фигура, как и Санчо Панса. В те времена фигуры яростных горных монахов являлись стандартными характерами приключенческой драмы, так что слуга Ёсицунэ имеет за спиной давнюю традицию. Одновременно, не исключено, что Ёсицунэ в его бегстве на север сопровождали несколько монахов, а Бэнкэй является «сборной» фигурой реальных ямабуси. Его функции как элемента легендарной структуры — играть роль «оттеняющего героя» так, чтобы Ёсицунэ мог продолжать свой бег и полностью выработать моно-но аварэ в характере проигравшего героя; в этом смысле они (Ёсицунэ-Бэнкэй) совместно представляют квинтэссенцию японского героя.

201

Хотя Сидзука — главная героиня легенды о Ёсицунэ, в бегстве на Запад его сопровождала далеко не одна женщина. Судя по «Сказанию о Ёсицунэ», герой состоял в интимных отношениях более чем с двумя десятками представительниц прекрасного пола за время своего краткого пребывания в столице и по крайней мере 11 из них взошли вместе с ним на корабль, пересекавший Внутреннее море. Репутация женолюба, закрепившаяся за Ёсицунэ и вновь напоминающая принца Гэндзи, подкрепляется другими многочисленными источниками и, как кажется, служила одной из причин, по которой Ёритомо сомневался в его серьезности и надежности. Амурные похождения героя стали частью легенды о нем. На серии гравюр художника Кунисада (1786–1865) позднего периода Токугава он изображен в ряде эротических поз с разными молодыми особами из столицы, причем с такими гениталиями, которые приходится счесть чрезмерными даже по преувеличенным стандартам японских «весенних картинок». Контраст между повышенной сексуальностью Ёсицунэ и теми деликатными, женственными чертами, на которых делается ударение в поздних легендах, типичен для японского романтического героя и отображает двойственную природу характера Ёсицунэ.

202

По «Адзума Кагами», знаменитый танец был исполнен перед рождением ребенка. В данном случае поздняя, легендарная версия представляется более вероятной: женщины в поздний период беременности обычно не бывают отменными танцовщицами; выступление же Сидзука в Камакура, как передают, являлось одним из самых ярких в ее блестящей карьере.

203

И Сидзука, и Бэнкэй представляются «сборными» персонажами, относимыми к отличным от Ёсицунэ уровням историчности (о котором мы располагаем проверенными историческими фактами). В свою очередь, Ёсицунэ гораздо менее «историчен», нежели Ёритомо, поскольку практически все сохранившиеся о нем сведения густо замешаны на легендах. Тем не менее, все подобные разграничения производятся лишь учеными; для большинства японцев реальность Бэнкэя, Сидзука, Ёсицунэ, Ёритомо и остальных персонажей примерно одинакова.

Сидзука — пример выдающегося женского характера; ее можно принять в качестве типа «героини поражения», полулегендарного персонажа, сопровождающего своего любимого. Когда бы я ни спрашивал японцев о неудачно закончивших свой жизненный путь героинях в истории их страны, они упоминали имя Сидзука. О другой героине того же типа и того же периода см. Томоэ.

Прежде, всего из-за того, что период военной гегемонии длился столь долго и на всем его протяжении женщины из самурайского сословия занимали все более и более подчиненное место, в японской истории сравнительно мало героинь (как удачливых, так и неудачливых) — исключая, разумеется, таких представителей культуры, как Оно-но Комати и Мурасаки Сикибу.

В самурайской среде отношение жены к мужу принципиально не отличалось от его отношения к своему господину и основывалось, таким образом, на полной и безусловной лояльности и подчиненности. Эти отношения вкратце описаны и оправданы у Нитобэ.

Полная женская самоотдача ради блага своего мужа, дома и семьи была столь же добровольна и почетна, как и полуотдача мужа ради блага его господина и страны. Самоотреченность, без которой неразрешимой остается любая загадка жизни, была основой мужской лояльности, точно так же, как и приверженности женщины дому. Она являлась рабой мужчины не более, чем ее муж — рабом своего непосредственного начальника, и роль, которую она играла, рассматривалась в качестве найдзё — «внутренней помощи». В оценочной шкале высшее место занимала женщина, обращавшаяся в прах ради мужа для того, чтобы тот мог обратиться в прах ради господина, который, в свою очередь мог следовать велениям Небес. (Nitobe, Bushido: The Soul of Japan, Rutland, Vt. and Tokyo, 1969 [впервые издано в 1905], c. l46.

Те героини, которые все же появлялись за время долгого периода военного правления (с середины XII до середины XIX века), редко были одиночками; чаще они выступали вместе со своими мужьями или близкими родственниками мужского пола, отражая их доблесть и славу точно так же, как и вассал — каким бы храбрым он ни был — мог всего лишь усилить престижный отсвет своего господина. Так, наиболее выдающиеся женщины XII века Томоэ, Сидзука и Масако получили возможность обрести героический статус посредством своих мужей, — соответственно Ёсинака, Ёсицунэ, Ёритомо, Подобно этому, знаменитая героиня XVI века Оити-но Ката (которая по легенде являлась, подобно Сидзука, самой прекрасной женщиной своего времени) храбро бросила вызов своему брату — всемогущему Ода Нобунага и совершила вместе со своим мужем Сибата Кацуиэ знаменитое самоубийство в стиле ницшеанского Gotterdammerung («Сумерки богов») в замке Кита-но Сё (1583); и все же главную роль в этом финальном акте героизма сыграл Кацуиэ, а не его жена. Опять-таки, Яманоути Кадзутоё-но Цума (1557–1617) была одной из самых почитаемых женщин своего времени, однако, как мы можем судить уже по одному ее имени («Жена Яманоути Кадзутоё»), слава к ней пришла через посредство ее мужа. Грация Хосокава (1563–1600) — знаменитая женщина, принявшая христианство — представляется одной из немногих героинь в японской истории, которые превзошли своих мужей в благородной жертвенности и славе.

204

Из «Гёкуё» — дневника Фудзивара-но Канэдзанэ (1149–1207).

205

Фр. «импульсивная воинственность»

206

Бегство Ёсицунэ на северо-восток в качестве человека вне закона, которого преследуют, является легендарной традицией сасураибанаси и типично для японского романтического героя, находящегося в расстройстве чувств.

207

Осю существовало в качестве практически независимого государства со времен долгих северных войн XI века, а его столица Хираидзуми превратилась во внушительный центр, в некоторых отношениях соперничавший с самим Киото. Огромный храм Тюсон славился обильным использованием золота (добытым из богатых копей в Осю) для украшений, которые создавали некоторые из величайших художников позднего периода Хэйан. Для сравнения — ставка Ёритомо в Камакура представляла собой всего лишь грубый военный лагерь.

208

Гикэйки («Сказание о Ёсицунэ») в изд. «Котэн нихон бунгаку дзэнсю», Токио, 1966, с. 209.

209

Похоже, что из-за различных предрассудков и причин религиозного характера для самого Ёритомо было невозможным атаковать своего брата именно в то время. Идеальным решением проблемы стало убедить хозяев Ёсицунэ сделать всю работу за него. Ватанабэ Тамоцу, Ёсицунэ. Токио, 1966, с.214.

210

В легенде Ясухира фигурирует как еще один суперзлодей — непочтенный, предательский, трусливый и грубый. Кроме всего прочего, о нем сообщается, что он убил своего младшего брата и бабушку с отцовской стороны.

211

11 других воинов из укрепления в Коромо, похоже, оставили своего господина в тяжелый час. Это сократило силы Ёсицунэ на 50 %, однако нельзя сказать, чтобы намного изменило соотношение сил в сражении.

212

Судя по изложенному в «Сказании о Ёсицунэ», его жена была дочерью Минамото-но Мититика, государственного деятеля и известного поэта; однако ее происхождение неясно, и традиционное предание, что она сопровождала своего мужа-героя во время его долгого бегства в Осю, — почти наверняка выдумка. Различные описания спутниц Ёсицунэ представляются запутанными и противоречивыми.

213

«Обычные восточные прислужники», как он их называл («Гикэйки», с. 212). Ясухира, который (несмотря на предательскую сущность) мог бы составить социально достойную партию, не принял участия в сражении, предположительно потому, что не желал подвергать свою жизнь какой бы то ни было опасности.

214

В предсмертном стихотворении Ёсицунэ говорится, что он хотел бы воссоединиться с Бэнкэем в следующей жизни.

215

«Сказание о Ёсицунэ» (пер. А.Стругатского). М., «Художественная литература», 1984, с.253.

216

Практикование разрезания живота началось, вероятно, во времена жестоких боев в провинциях на северо-востоке в XI веке, однако первый зафиксированный случай «харакири» произошел менее, чем за 20 лет до смерти Ёсицунэ. Это — самоубийство Минамото-но Тамэтомо, лучника с фигурой Гаргантюа (ростом выше двух метров, обладавшего силой четверых), который, будучи в 1170 году атакован правительственными войсками и лишившись всех своих сподвижников, распорол себе живот и умер в возрасте 33 лет; позже он стал героем многочисленных пьес театра Кабуки.

Почему именно эта из форм самоуничтожения утвердилась среди самурайства, и не только как стандартный способ избежать позора и отстоять свою честь (сэцудзёку), но как официальное наказание, предписывавшееся высшими властями, как метод самоубийства слуги после смерти своего господина (дзюнси) и как крайний способ протеста против ошибочных действий вышестоящих (канси)? Прежде всего, она была избрана, как мучительно-болезненная форма самоуничтожения, являвшаяся в сути медленной пыткой, предшествовавшей собственно смертельному удару, который обычно наносился мечем «секунданта», которого именовали кайсяку-нин. Такой выбор предельных страданий без сомнения был соотнесен с тенденцией к умерщвлению плоти в Дзэн (ставшей основной религией самураев), а также с идеей, что членам элитарного воинского класса надлежало демонстрировать уникальное мужество и упорство, подвергаясь агонизирующему испытанию, которое простолюдины (или женщины) просто не могли вынести. Говоря о потерпевших поражение членах Лиги Божественного Ветра (1876), Мисима пишет: «Они знали, что яд был самым эффективным способом самоубийства, но отвергали этот женоподобный пути сведения концов с жизнью». Mishima Yukio, Runaway Horses, 1973 [перевод Gallagher], p.95.

В терминах психологии, стремление человека к боли отражает как крайнее волевое утверждение, так и ожидание почтения, которое он получит за то, что избрал самую болезненную из форм самопожертвования; подобно самоубийству в целом, оно включает трансформацию садистической фантазии в мазохистическую. Полное описание садистической основы самоубийства и страдания всех видов, причиняемых себе, см. у Theodor Reik, Masochism and the Modern Man, New York, 1941, esp. pp.7-67.

Однако, почему именно разрезание живота, а не какой-либо иной способ самоистязания? Хара (живот), помимо того, что является физическим центром тела, традиционно считался средоточием внутреннего человеческого бытия, местом, в котором концентрировались его воля, дух, благородство, негодование, храбрость и другие основные качества. В этом смысле данное слово аналогично грубому английскому «guts» (как в выражении «he is full of guts»), однако его значение гораздо шире и достойнее и проявляется в многочисленных идиомах, таких как хара га оокии («большой живот» = щедрый, великодушный), хара-о татэру («ставить живот»=раздражаться, обижаться) и хара-о кимэру («решаться животом» = утвердиться в своих намерениях). Таким образом, совершить харакири путем разрезания своего живота было способом самоубийства (или, вернее, пред-самоубийства), при котором самурай пользовался своим мечем — внешним символом своего духа для раскрытия всех глубин своих наиболее великих эмоций.

Когда Нитобэ Инадзо составлял свою знаменитую книгу «Бусидо: дух Японии» — частично в целях объяснить и оправдать воинственные традиции своей страны перед читателями-христианами в Европе и Америке — он прилагал много усилий, чтобы отыскать в западной культуре параллели некоторым причудливым японским обычаям, таким как харакири:

Когда Моисей писал, что «внутренности Иосифа тоскуют по его брату», Давид молил Бога не оставить его внутренности, или когда Исайя, Иеремия и другие вдохновленные люди в древности говорили о «звуках» или «волнении» кишок, все они и каждый из них подтверждал верование, распространенное среди японцев, что душа человеческая заключена в полости живота. (Nitobe Inazo, Bushido, pp. 112–113.)

Пожалуй, лучше всего на западном языке предмет освещен в An Account of the Hara-Kiri by A.B. Mitford (позже Лорд Редесдэйл) в кн. Tales of Old Japan, London, 1833, приложение А. Митфорд приводит описание (стр.355–360) церемонии харакири, которую он наблюдал лично в Кобэ в 1868 году в качестве официального представителя британского правительства. Он заканчивает свое мрачное описание следующим комментарием:

Церемония на всем своем протяжении отличалась чрезвычайным достоинством и педантичностью, характерными для всех процедур, в которых участвуют высокоставленные японские джентельмены… Несмотря на глубокое потрясение ужасной сценой, невозможно было в то же время не преисполниться восхищением твердостью и мужеством, с которым переносились мучения, а также крепостью нервов кайсяку[-нин], исполнявшего свой последний долг перед господином. Ничто так ясно не раскрывает силу воспитания. Самурай, или джентльмен из военного сословия, с ранних лет привыкает смотреть на «хара-кири», как на церемонию, в которой ему когда-то придется сыграть либо первую, либо вторую роль. В старомодных семьях, сохраняющих традиции древнего рыцарства, ребенка наставляют в ритуале и знакомят с идеей самого акта, представляя его в качестве возможности почетного искупление проступка или смывания позора. И, когда наступает момент, он готов к нему и храбро встречает тяжелое испытание, большая часть ужаса которого снята ранними тренировками. В какой другой стране мужчина усваивает, что последним актом привязанности к своему лучшему другу может быть становление его палачом? [Митфорд, с.359.]

Основные причины, по которым, себе разрезают живот, были суммированы в следующем разъяснении корреспонденту иностранной газеты, данном Мисима Юкио, который в типичной для себя манере соотнес их с концепцией макото [искренность]:

«Я не могу верить в западную искренность, поскольку она невидима, а вот в феодальные времена мы верили, что искренность пребывает в наших внутренностях и если было необходимо показать нашу искренность, нам приходилось разрезать животы и вынимать нашу видимую искренность. Это было также символом воли военного, самурая; каждый знал, что этот вид смерти наиболее болезненный. Причина же того, что они предпочитали умирать самым ужасными образом, заключалась в желании доказать мужественность самурая. Этот способ самоубийства был японским изобретением, которое иностранцам не скопировать.» (Цитируется в кн. Henry Scott-Stokes, The Life and Death of Yukio Mishima [New York, 1974], p. 14.)

Это было сказано в 1966 году — за четыре года до того, как Мисима претворил свою теорию в кровавую практику.

С конца XVII веках типичным для данного японского ритуала стало со стороны кайсяку-нин отсекать голову убивающего себя до того, как он начинал разрезать свои внутренности; особенно часто этот способ применялся при казнях, когда осужденный только делал вид, что режет, — зачастую просто царапал себя по животу до того, как его кайсяку-нин наносил смертельный удар. Однако полный процесс этой пытки никогда полностью не исчезал: и вице-адмирал Ониси (1945), и Мисима (1970) решительно распороли себе животы в соответствии с древним ритуалом, следуя Ёсицунэ, Масасигэ и другим героям — своим предшественникам.

217

Относительно детей Ёсицунэ, убитых в этой кровавой резне, источники не имеют единого мнения. По многим версиям был только один ребенок — девочка трех лет отроду.

218

«Сказание о Ёсицунэ», с. 256–257.

219

Характерно японское слово вакадзини («смерть в молодом возрасте») вызывает острое чувство «очарования вещей»; наверняка не является простой случайностью, что многие любимые герои японской истории умерли очень молодыми:

Им не следует становиться старыми,

Подобно нам, оставшимся стареть.

Возраст не должен утомлять их, годы — обрекать.

Мисима Юкио страшился мысли, что он может быть все еще жив в неподобающем возрасте 45 лет и, таким образом, понимал, что, если желает быть рассматриваемым в качестве героя Ямато, ему не следует терять времени.

220

Предательство Ясухира, как оказалось, было бессмысленным. Спустя всего несколько недель после смерти Ёсицунэ Повелитель Камакура атаковал и полностью разбил «северных Фудзивара» в короткой кампании, положив, таким образом, конец их славе, длившейся несколько поколений. Огромная территория Осю была включена в его собственные владения, либо роздана его вассалам в качестве награды. С этой последней победой Ёритомо успешно вышел из десятилетия гражданской войны, а в следующем году (1190) он впервые с триумфом вошел в Киото, где за его прибытием со страхом наблюдали бывший император и высшие дворцовые чины. Самому Ясухира удалось бежать на север, однако он был предан своим споспешником и убит. Предполагалось что, нападение Ясухира на Ёсицунэ было не только предательством, но и глупостью, поскольку в результате был уничтожен командир, способный организовать успешную оборону от неизбежного нападения сил Камакура. Это маловероятно. Военные таланты Ёсицунэ были не того типа, чтобы проводить долговременные оборонительные операции, необходимые для того, чтобы противостоять Ёритомо, раз уж тот решил двинуть на Осю свои много превосходящие численностью силы.

221

Нигде не указывается, отчего сам Ёритомо не осмотрел голову Ёсицунэ. В то время он соблюдал многие религиозные запреты и, возможно, страшился стать ритуально оскверненным; не исключено также, что ему не улыбалась идея осмотра полуразложившихся останков брата, за смерть которого он был непосредственно ответственен.

222

Хотя все предположения о его спасении — сказки и выдумки, следует признать, что опознание головы героя не могло быть столь категоричным. Посланцу из Осю потребовалось около шести недель, чтобы достичь Косигоэ, а его окончательное прибытие было еще раз отложено из-за важной религиозной церемонии в Камакура. В жаркую летнюю погоду голова Ёсицунэ должна была находиться в состоянии активного разложения, несмотря на то, что была помещена в сладкое сакэ, так что теоретически возможно, что даже такие люди, как Кадзивара, который его хорошо знал, могли быть введены в заблуждение подмененной головой.

223

В фольклоре айнов он известен под именем Окикуруми. «Хоккайдоская теория», изложенная в обширном историческом труде эпохи Токугава Дай Ниппон-си, а также введенная в пьесу Тикамацу для кукольного театра «Дзёрури» Ёсицунэ сёгикэй, утвердила долгую связь между легендой о Ёсицунэ и северным островом. Во время эпохи Мэйдзи паровозы на Хоккайдо иногда назывались именами людей, фигурирующими в легенде; сам император Мэйдзи во время своего визита в Саппоро путешествовал на поезде, который тащил локомотив по имени Ёсицунэ. Другие паровозы на Хоккайдо назывались «Сидзука» и «Бэнкэй»; замечательно, что ни один никогда не был назван именем удачливого Ёритомо.

224

В отношении Сайго Такамори, существует подобная же легенда о спасении, — передавали, что он спасся с поля боя на Кюсю и проследовал в Россию. Существует также легенда, что Сугавара-но Митидзанэ покинул место своей ссылки в Дадзайфу и уехал в Китай. (Вакамори, Ёсицунэ, с.37). Другой неудачливый герой XII века, Минамото-но Тамэтомо потерпел окончательное поражение в морском сражении (1170) и разрезал себе живот; по легенде, однако, он бежал на острова Рюкю, где основал новую правящую династию. Все эти истории, в которых за смертью исторического героя следует его сверхъестественное спасение или воскресение, отражают типично японское смешение реального и фиктивного миров. Ёсицунэ был знаменитой исторической фигурой, сыгравшей важную роль в реальных событиях XII века; несмотря на это, со временем, по прошествии нескольких веков, он стал все более подходить под архетипический образец мифического героя, гибель которого гарантирует выживание и стабильность общества. Во многих отношениях он аналогичен трагической фигуре прекрасного, детоподобного юноши Адониса, принесенного в жертву (его забодал насмерть дикий вепрь) и воскрешенного в качестве символа раннего цикла созревания всего живого. Точно так же пригожий молодой Ёсицунэ был доведен до смерти своим старшим братом (злой силой разрушения), а затем возвращен к жизни на Хоккайдо или на Азиатском материке. Мифический герой-жертва облечен сверхчеловеческими силами (например чудесное владение мечем Ёсицунэ, его посещение подземного мира и т. п.), но ему в конечном счете суждено погибнуть, что представляется неизбежным этапом естественного цикла: посредством периодических жертвований жизнью умиротворяются боги, судьба и проч., и этим обеспечивается естественный цикл. «Дикий ребенок» с горы Курама напоминает юного храброго Адониса; так же архитипично, что Ёсицунэ суждено быть круглым сиротой. В конечном счете козел отпущения должен быть жертвенно чист: в случае с Ёсицунэ это принимает форму моральной искренности и отказа быть коррумпированным в светские интригах.

Как мы знаем от Дж. Г.Фрэзера и его последователей, ритуальное уничтожение героя или короля является центральной темой во многих частях света. Но, если на Западе архетипы принадлежат в основном к мифам, то в Японии они проектируются на реальные исторические фигуры. В многочисленных драмах о Ёсицунэ нам непременно даются прецеденты неисторических, в сущности — мифических элементов, противоречащих реальным фактам; поскольку Ёсицунэ — архетип юной жертвы, это означает, что в пьесах обыгрывается лишь вторая, «закатная» часть его жизни, без военных побед. В японском варианте мифа о смерти-воскресении ударение делается целиком на принесении героя в жертву, а не на его возрождении; за исключением легенды о Ямато Такэру, в которой превалируют магические элементы (например его посмертное превращение в белую птицу), тема воскресения не имеет важного значения.

225

В соответствии с основной дихотомией «искренность-реализм», Ёсицунэ определенно нарушил «закон», бросив вызов своему старшему брату — главе клана Минамото, и с точки зрения холодного реализма (хидзё), он безусловно заслужил свой исход. Однако, если судить по эмоциональным критериям насакэ, этот неуправляемый юноша, поставленные вне закона, безусловно был прав.

226

Даже после поражения Тайра Ёритомо продолжал свою политику стравливания своих потенциальных оппонентов из числа Минамото. В 1185 году он приказал Ёсицунэ напасть на его дядю Юкииэ; только после его отказа Ёритомо понял, что он больше не сможет использовать младшего брата в своих особых целях и обрушился на него со всей яростью.

227

После смерти Хидэхира вопрос о том, продолжать ли защищать Ёсицунэ, вызвал ослабляющий раскол среди предводителей Осю, что очевидно облегчило силам Камакура задачу завоевания их территории. (Вакамори, Ёсицунэ, с.214.)

228

Ёритомо умер в 1199 году, и прямая линия родства от него прервалась в 1219 году, — частично благодаря его умению уничтожать своих близких родственников, однако самые значительные семейства сёгунов в последующие века (Асикага и Токугава) вели свое происхождение от семейства Ёритомо.

Интересно представить себе — что могло бы случиться, если бы Ёсицунэ удалось каким-то образом взять верх в борьбе со своим старшим братом. По всей вероятности, это означало бы усиление уже наличествовавшей разобщенности и беспорядка в стране, поощряемого влиянием бывшего императора, который бы не преминул попытаться возглавить ведущие фракции военного сословия, разобщенные в попытках усилить относительную власть двора.

229

Во многих легендах Ёсицунэ предстает мастером игры на флейте. Это связано с его ролью элегантного придворного, а также помогает объяснить его успех у женщин. Но прежде всего — одинокий, заунывный, мимолетный звук японской фуэ символизирует пафос короткой жизни Ёсицунэ. Его флейта играет важную роль в песне, от которой берет начало целый жанр баллады-драмы «дзёрури». В широко известной истории, рассказываемой в этой песне, Ёсицунэ очаровывает госпожу Дзёрури и ее спутников звуками своей флейты. Она становится его наложницей, но он вынужден оставить ее ради того, чтобы продолжить свой путь на север.

230

Одна из интересных версий, упоминаемых Henri Joly, Legends in Japanese Art (London, 1908; Tokyo, 1967), p. 309, изображает героя сидящим на бухте каната с морским компасом в руке. Смоленая веревка напоминает изображение разгневанного Митидзанэ на пути в ссылку на Кюсю.

231

Аа тюсин нанси-но бо.

232

H.Paul Varley, Imperial Restoration in Medieval Japan (New York, 1971), p. 186.

233

Нашествия Хубилай-хана в 1274 и 1281 годах были первыми подобными потрясениями в японской истории, однако, за исключением регента Ходзё Токимунэ (1215–1284), из этой борьбы не вышло ни одного значительного исторического или легендарного лица. В действительности, реальным героем была неперсонифицированная сила природы — Камикадзэ, или Божественный Ветер, уничтоживший вторгшийся флот в самый критический момент и обеспечивший японцам победу. Вероятно, именно полнота разгрома монголов стала неблагоприятной для традиционного японского героизма; военное поражение могло бы дать ощутимый урожай героических поражений.

234

Знаменитый Свиток Монгольского Нашествия, один из лучших источников информации о первом нападении монголов, иллюстрирует доблестные действия одного воина по имени Такэдзаки Суэнага. Основной причиной изготовления свитка была необходимость подкрепить прошение Суэнага о вознаграждении; в некотором смысле это было показание под присягой в картинках. Суэнага прошел весь путь от Кюсю до Камакура дабы подтвердить свои притязания и, благодаря своей настойчивости, получил в конечном счете во владение поместье.

Полвека спустя неадекватное распределение наград в подобном же случае послужило одной из главных причин неудачи Реставрации Кэмму. Предполагаемая безграничная приверженность Масасигэ императору особо впечатляет именно в сравнении с подобными малоромантическими примерами.

235

Писатели традиционного толка, стремящиеся извлечь из истории примеры этического характера, подчеркивают моральный упадок последних представителей Ходзё, рассматривая его в качестве основной причины их падения. В этом случае они в точности соответствовали бы конфуцианскому образу продажных, жестоких, дегенерировавших правителей, лишившихся покровительства Неба и тем самым приведшую свою династию к краху. Полный набор «дурных» качеств приписывается Ходзё Такатоки, последнему из регентов Ходзё. На самом же деле, для объяснения причины падения Ходзё вовсе не требуются подобные моральные доводы; произошло это прежде всего из-за трудностей экономического и политического характера.

236

Сэр Джордж Сэнсом дает самое лучшее детальное описание спора о наследовании на английском языке. См. A History of Japan to 1334 (London, 1958), pp. 476-84.

237

Предшественником Годайго был император Ханадзоно, внук старшего сына Госага — Гофукакуса. Он вступил на трон в характерно юном возрасте 11 лет и отрекся в пользу Младшей Линии (представляемой Годайго), когда ему был 21 год. Его дед, император Гофукакуса, начал свое правление в 3 года и отрекся в 16.

238

Департамент Императоров-на-покое (интё), в котором вершилось большинство дел, имевших отношение к императорам, начиная с конца XI века, был официально упразднен через несколько лет после того, как император Годайго взошел на трон, что позволило ему сконцентрировать все оставшиеся нити императорской власти в своих руках.

239

Благодаря проницательной политике своего отца, удалившегося от дел императора Уда, Дайго удалось править на протяжении 33 лет (897–930) без вмешательства со стороны регента или канцлера. По этой причине его превозносят в качестве одного из величайших императоров в истории Японии, однако, на самом деле, ему никогда не удавалось ослабить хватку могущественных Фудзивара, и после его смерти они вновь утвердили свое положение. Во времена Годайго регенты Ходзё играли роль аналогичную Фудзивара в Х веке, и, раз власть возвращалась к императорской фамилии, для них было необходимо занять свое место. Дело, однако, обернулось так, что Ходзё были умело отстранены от власти, однако всего лишь с тем, чтобы дать дорогу новому поколению военных правителей. В ходе перемещений сам Годайго был смещен с трона, а его отпрыски (Младшая Линия) были навсегда от него отстранены. Таким образом, его политика оказалась еще менее успешной, чем у его предшественника в Х веке, у которого он заимствовал имя. Однако, именно за это поражение Годайго и любят.

240

«Бурэй ко» — названное так, потому что заговорщики хотели, чтобы их встречи казались просто неофициальными сборищами. Они собирались и пили, полураздетые, без шапок, с растрепанными волосами, одежда в беспорядке, — те, кто были монахами, снимали свои одеяния и оставались в длинных рубахах. Прислуживали им молодые девушки, лет по семнадцати, в легких одеждах, приносившие кушанья самых разных видов; вино же лилось, как из источника. Все присутствовавшие наслаждались песнями и плясками. Однако, посреди этого разгула удовольствий обсуждалось лишь одно — как уничтожить воинов Камакура. (George Sansom, A History of Japan, 1334–1615 [London, 1961], pp. 6–7.)

241

Поскольку это — чрезвычайно сложный период японской истории, приводимая ниже хронология может быть полезной. Я разделил ее на четыре части:

(1) 1331-33 Годайго против Ходзё, (2) 1333-35 Такаудзи поддерживает Годайго: Реставрация Кэмму, (3) 1335-36 Годайго (в Киото) против Такаудэи, 4) 1336-92 Годайго (в Ёсино) и его сподвижники против Такаудзи и его сторонников: период двух дворов.

(1)

1331 План Годайго свергнуть камакурское Бакуфу раскрыт, и в восьмом месяце он принужден бежать на гору Касаги, где к нему присоединяется Кусуноки Масасигэ. Силы Бакуфу атакуют и захватывают гору Касаги; Годайго пленяют; императора Когон возводят на трон и вручают ему (9-й месяц) императорские регалии (либо их копии).

Силы Бакуфу атакуют и захватывают ставку Масасигэ в замке Акасака (10-й месяц).

1332 Годайго в третьем месяце ссылают на острова Соки.

Масасигэ и принц Моринага проводят партизанские набеги на силы Бакуфу, и в 12-м месяце Масасигэ вновь овладевает замком Асака.

1333 Силы Бакуфу вновь захватывают замок Акасака (2-й месяц).

Сражение при замке Тихая (2-й — 3-й месяцы).

Годайго бежит с острова (2-й месяц). Асикага Такаудзи, генерал на службе у Ходзё переходит на сторону Годайго (4-й месяц).

Силы роялистов под предводительством Нитта Ёсисада атакуют и захватывают Камакура; Ходзё Такатоки (регент) совершает самоубийство; падение власти Ходзё (5-й месяц).

(2)

Годайго возвращается в Киото, где назначает принца Моринага сёгуном, Такаудзи — главнокомандующим восточными провинциями, а Масасигэ — губернатором провинций Сэтцу и Кавати (6-й месяц). Годайго открывает отдел регистрации и департамент назначений.

1334 Начало периода правления Кэмму. Годайго приказывает перестроить императорский дворец. Принца Моринага арестовывают и отправляют в Камакура (10-й месяц).

1335 Ходзё Токиюки (сын Такатоки) захватывает Камакура; казнь принца Моринага (7-й месяц). Такаудзи берет Камакура и игнорирует приказ Годайго вернуться в Киото (8-й месяц).

(3)

Годайго посылает Нитта Ёсисада «строго наказать» Такаудзи в Камакура (11-й месяц).

Такаудзи наносит поражение Нитта Ёсисада и двигается на Киото (12-й месяц).

1336 Силы Такаудзи входят в Киото, Годайго бежит на гору Хиэй; вскоре после этого силы роялистов под предводительством Нитта Ёсисада и других принуждают Такаудзи бежать на Запад, и Годайго возвращается в столицу (1-й месяц).

Такаудзи достигает Кюсю (2-й месяц).

Такаудзи оставляет Кюсю и движется на восток (4-й месяц). Битва при реке Минато; Асикага побеждают Нитта Ёсисада и Масасигэ; Масасигэ совершает самоубийство; Годайго вновь бежит на гору Хиэй, Такаудзи снова входит в Киото (5-й месяц).

(4)

Такаудзи возводит на трон императора Комё (Старшая Линия) (6-й месяц).

Годайго возвращется в Киото (10-й месяц) и сдает императорские регалии (11-й месяц).

Годайго бежит в Ёсино (12-й месяц): начало периода двух дворов.

1338 Император Комё назначает Такаудзи сёгуном: начало эры Бакуфу-Муромати (Асикага).

1339 Годайго умирает в Ёсино; гражданская война продолжается.

1358 Такаудзи умирает в Киото; сёгуном становится его сын.

1383 Роялисты прекращают сопротивление.

1392 Два двора объединяются, однако наследование императорской власти остается за Старшей (Северной) Линией.

242

В последнее время Гора Касаги, расположенная приблизительно в 50 километров от Осака, стала местом паломничества туристов. Со времен бегства Годайго сохранился всего один из тогда многочисленных храмов. Гора знаменита огромными камнями с вырезанными на них различными надписями, авторство которых приписывается Кукаю и другим древним буддийским святым, однако, прежде всего она известна, как место, на котором национальный герой Масасигэ впервые присоединился к Годайго.

243

Сон и встреча описаны в Тайхэйки («Хроника Великого Спокойствия»), издание «Нихон котэн бунгаку тайкэй», Токио, 1960, I: 96–98.

244

В Китае и Японии император и прочие высокопоставленные особы традиционно восседали лицом к югу.

245

Букв, «дабы я обрел добродетели южной стороны». Двое бодхисаттв, имена которых буквально означают Великолепие Солнца и Великолепие Луны, прислуживают Якуси Нёрай (Бхайшаджья-гуру), Будде излечения. Во сне Годайго они обратились двумя плачущими детьми — плачущими, разумеется, по причине бедственного положения, в котором находился император.

246

Обычно сны императора и других важных персон объяснялись профессиональными толкователями (юмэтоки), однако в диких окрестностях горы Касаги таких экспертов не было, и Годайго пришлось давать собственную интерпретацию.

247

Воин: букв, «сгибатель лука и стрелы». Гора Конго была высочайшей вершиной гряды на границе провинций Кавати и Ямато, приблизительно в тридцати горных милях к юго-западу от нынешней ставки императора. Знаменитые укрепления Масасигэ в Тихая находились на западных склонах этой горы.

248

Татибана-но Мороэ (683–757), один из самых знаменитых государственных деятелей своего времени, был потомком императора Бидацу (правил 570–585 гг.) в пятом (а не в четвертом) поколении. Он был рожден принцем Кадзураки, однако позже ему дали имя Татибана — одной из крупнейших аристократических фамилий в ранней Японии. В 743 году Мороэ был назначен на высший правительственный пост Левого Министра и какое-то время реально угрожал положению семейства Фудзивара, однако после его смерти Фудзивара быстро восстановили свое положение. В действительности представляется чрезвычайно сомнительным, чтобы Масасигэ имел столь представительного предка.

249

Это не ошибка, как может показаться. Гора Сиги в северной провинции Кавати расположена неподалеку от Бисямон — знаменитого храма школы Сингон, известного еще под названием Тёгосонсидзи. Храм, гордо высящийся на восточном склоне, — место частого паломничества и туризма. Он посвящен Бисямонтэн — одному из Четырех Небесных Стражей буддизма, охраняющих людей, живущих на севере и считающийся также в Японии одним из Семи Божеств Счастья. Бисямонтэн известен также как Тамон, — название, подразумевающее нечто вроде «послание о доброй удаче, слышимое во всех направлениях», и это (несколько неверно) стало частью имени Масасигэ.

250

Дзэхи-но сиан-ни-мо оёбадзу: букв, «не рассматривая — верно это, или ложно». Эта важная фраза подчеркивает самоотверженность, спонтанность, нерасчетливость, с которыми, по крайней мере, в соответствии с традиционными описаниями, Масасигэ посвятил себя делу роялистов, когда счастье Годайго находилось на самой низшей отметке.

251

«Восточные варвары» (тои) — относится к Ходзё, правившим в Камакура. Не совсем ясно, почему они должны были отвечать за какие бы то ни было волнения, случившиеся незадолго до этого (киндзицу-но дайгяку); предположительно, Масасигэ имеет в виду подавление заговора против Бакуфу в столице (le bete est mechant: il se defend).

252

Это были две восточные провинции, в которых влияние Ходзё проявлялось особенно сильно. Масасигэ имеет в виду, что грубой силы будет недостаточно для победы над военными узурпаторами; для победы роялистов понадобится искусство (тихо) — и расчетливые действия (хакаригото). Свое мнение он подтвердил в последовавших вскоре боевых действиях против Ходзё, когда его хитрые тактические маневры часто приводили к успеху в столкновении с превосходящими силами противника. Это — отражение традиционной героической идеи, что умение и «искренность» (макото) сильнее мускулов.

253

Букв.: «поскольку это — путь сражений…» Масасигэ предупреждает императора, чтобы того не разочаровывали возможные поражения в ходе событий; считается лишь решительная победа. В ироническом смысле, его предсказание сбылось, поскольку его поражение при реке Минато стало фатальным для всего дела роялистов.

254

Дзяккан дзидзицу-но катакагэ-о цутаэру моно ка мо сирзнай. Уэмура Сэйдзи, Кусуноки Масасигэ (Токио, 1963), с. 124.

255

Единственным наиболее детализированным источником о Масасигэ и его времени является Тайхэйки, составленная в той форме, в какой мы видим ее сейчас, в 1370 году. Заглавие этого обширного исторического романа (Тайхэйки = «Хроника Великого Спокойствия») весьма не соответствует содержанию, поскольку в книге говорится почти исключительно о военных действиях и прочих жестокостях. Несмотря на слабость в историческом плане и недостаточность в описаниях характеров, этот труд стал неимоверно популярен и на протяжении многих веков считался лучшим описанием того периода. Знаменитые отрывки из него распевали песенники (бива-хоси), аккомпанируя себе на лютне. Авторы «Хроники Великого Спокойствия», естественно, симпатизируют Годайго и его сподвижникам, и в этом труде впервые Масасигэ становится принципиальным героем-роялистом своего времени. В нем принимается идея безнадежности дела Годайго и подразумевается, что усилия Масасигэ обречены на провал, однако это лишь делает их еще более славными и привлекательными.

Несмотря на то, что эта книга основательно критиковалась историками конца XIX века, как сочинение, полное романтических измышлений, в последнее время наметились тенденции к ее реабилитации. «Большинство [современных] ученых, — пишет профессор Варлей, — принимают [Тайхэйки] в качестве книги, на которую в целом можно полагаться, считая присущую ей гиперболизацию в сущности стилистическим приемом.» (Varley, Imperial Restoration, p. 128.) См. частичный перевод Helen McCullough, The Taiheiki, (New York, 1959); критическая оценка и исследование периода можно найти в «Императорской Реставрации» Варлея. Гораздо менее знаменитым, чем Тайхэйки, трудом, но намного более точным исторически является Байсёрон, составленный в 1349 году. Написанный сторонником Асикага, он помогает исправить искажения более поздней работы, — по этой же причине его недолюбливали националисты довоенной поры.

256

В большинстве довоенных учебников его рождение датируется 1294 годом, однако это — чистый домысел, основанным на данных истории XIX века Нихон Гайси, где сказано, что Масасигэ было 42 года в момент смерти. По источнику эпохи Муромати (Тайхэйки хёбан), «хотя Масасигэ и дожил до пятидесяти лет, он всегда считал Ёсицунэ своим учителем». Если это верно, то он родился приблизительно в 1286 году. Обсуждение этих дат есть у Уэмура, Масасигэ, с. 195.

257

Рассматриваемый документ датируется 1335 годом, когда Годайго был восстановлен на троне, а Масасигэ стал почитаемым членом императорского правительства. Вполне возможно, что он приписал себе происхождение из семейства Татибана, поскольку это соответствовало его положению в императорской гвардии; либо же подобной генеалогической похвальбой мог заниматься его отец или дед ради упрочения позиции своей семьи в их провинции. Уэмура, Масасигэ, с.31.

258

Некий воин по имени Кусуноки сопровождал Ёритомо во время его триумфального въезда в Киото в 1190 году, однако неизвестно, принадлежал ли он к тому же семейству, что и Масасигэ. Другой генеалогический кульбит (обнаруженный в 1957 году) состоит в том, что Масасигэ мог быть дядей первого великого драматурга театра Но, Канъами. Курода Тосиэ, Моко Сюрай (Токио, 1965), с. 456.

259

В последних исследованиях предполагается, что Кусуноки Кавати-но Нюдо мог в действительности быть дедом Масасигэ, а не его отцом. Чем больше мы исследуем окружение и жизнь героя, тем более сомнительными предстают детали традиционных описаний. Именем его отца обычно считается Масаясу, однако другие источники дают Масато и Масакуро. В любом случае, элемент маса («истинность») постоянно фигурирует в именах членов его ближайших родственников, включая брата Масасуэ и сыновей Масацура и Масанори.

260

Например, «… над Кусуноки Масасигэ тяготеет репутация акуто». Курода, Моко Сюрай, с. 457.

261

Цитируется у Уэмура, Масасигэ, с. 44–45.

262

Умэмура, Масасигэ, с. 36.

263

«Когон Тэнно Синки», цитируется у Уэмура, Масасигэ, с. 25.

264

Тайхэйки («Хроника Великого Спокойствия»), изд. «Нихон котэн бунгаку тайкэй» (Токио, 1960) с. 112. Рокухара — место, где располагалась ставка военного командования в Киото. Ср. сентиментальность этого пассажа с начальными строками «Сказания о Доме Тайра». Очарование (аварэ), внутренне присущее мимолетности человеческой славы, — постоянная тема в японской традиции: в час своего поражения даже самый надменный человек может стать фигурой трагической и импонирующей.

265

Вскоре Годайго стал настаивать, что те регалии (зеркало, драгоценность и меч), которые он был вынужден передать Когон в 1331 году, были фальшивыми и, таким образом, лишенными всякого сакрального значения. Вся проблема аутентичности императорских регалий остается неясной.

266

Дого, место ссылки Годайго, представляет из себя один из группы островов Оки. И снова Ходзё действовали, основываясь на прецеденте. Приблизительно за столетие до этого император Готоба был сослан на соседний остров Додзэн за попытку противостоять власти Камакура. Именно подобное оскорбительнейшее поведение Бакуфу в отношении императорского дома вызывало бешенную ярость у таких роялистов, как Тикафуса и Масасигэ.

267

Во времена ссылки Готоба не было и намека на подобные массовые роялистские настроения, — престиж Ходзё в стране был тогда высок.

268

Хотя представляется вполне возможным, что этот достойный джентльмен не существовал вовсе, являясь плодом вымысла, придуманного для подкрепления образа неудачливого героя, Кодзима почитали на протяжении веков все японские традиционалисты. Искренность его эмоций, выраженная в знаменитой надписи на вишневом дереве, представлялась гораздо более важной, чем какая бы то ни было практическая помощь, которую он мог бы оказать Годайго; неудача же, постигшая его план спасения императора, представала уже не просто прискорбным фиаско, но служила подтверждением его благородного облика. Кодзима Таканори был одним из героев г-на Ямагути — молодого ультранационалиста, убившего главу японской социалистической партии (г-на Асанума) в 1960 году, а после этого совершившего самоубийство в тюрьме.

269

Курода, Моко Сюрай, с. 469.

270

Курода, Моко Сюрай, стр. 482. Есть вполне резонная причина сопоставить «бандитский» (акуто) аспект образа Масасигэ с его успехами партизанской войны, однако, разумеется, это не является частью легенды.

271

По последним подсчетам — 40000 тысяч человек.

272

«Это было прискорбным отступлением от традиции, поскольку ранее Бакуфу не стало бы подкупать своих воинов столь открыто; объявлять же о вознаграждении за убийство принца, что было сделано тогда же, являлось оскорблением традиции, немыслимым для Бакуфу в первые годы его существования». (Sansom, History of Japan 1334–1615, р. 13.)

273

«Слово сиро (замок) дает несколько преувеличенное представление о таких местах, как Акасака и Тихая. В действительности „замки“ того периода представляли собой скорее просто укрепленные позиции, обнесенные палисадниками и заграждениями, чем массивные, продуманные строения, служившие постоянными ставками военного командования. Важными считались прежде всего позиции, а не строения. Приверженцы Годайго… были принуждены полагаться на укрепления, где им можно было бы укрыться, чтобы избежать уничтожения, откуда можно было бы сдерживать наступление превосходящих сил противника. Такое укрепление, или замок, не было впечатляющим бастионом европейского типа. Это было прежде всего место, — место, которое можно было легко оборонять, и трудно захватить, например вершина крутой горы. Постройки на этом месте могли представлять из себя не более, чем здания синтоистского святилища или буддийского монастыря, избранные из-за их стратегического положения. Если позволяло время, защитники загромождали подходы простыми препятствиями из деревьев, срубленных неподалеку, возводили деревянные стены (иногда обмазанные грязью для защиты от стрел), копали рвы и возводили неуклюжие башни, служившие сигнальными вышками и удобными местами для лучников. В некоторых случаях роль стен играли скалы». (McCullough, The Taiheiki, p. xxxvi.)

274

«Хроника Великого Спокойствия», наш основной источник информации о сражениях при Акасака и Тихая, весьма преувеличивает силы Камакура ради того, чтобы еще более восславить деяния героя. В описании первой атаки на замок Акасака она упоминает «300000 всадников», которым противостояло около 5000 тысяч людей Масасигэ. Такие относительные сведения, которыми мы располагаем, дают основание предположить, что в большинстве сражений 1332–1333 годов силы противника превосходили Масасигэ где-то в десять раз.

275

Многочисленные ягура (башни, башенки) возводились на воротах и стенах так называемых замков, служа наблюдательными пунктами, а также позициями, с которых в атакующего противника запускались снаряды с горючей смесью.

276

Тайхэйки, 1:114.

277

Знаменитые генералы, служившие императору Гаоцзы ранней династии Хань (начало III века до н. э.). Цитата взята из речи, приписываемой Гаоцзы. «Хроника Великого Спокойствия» полна цитатами из китайских источников, с помощью чего предполагалось придать больше величия и значимости людям и событиям в Японии XIV века. Свершения Масасигэ предстают еще более впечатляющими, когда их сравнивают с деяниями знаменитых ханьских полководцев.

278

Этот брат стал позже известен, как Масасуэ. Я так и не установил идентичность Вада Гора Масато (и не ожидал, что мне это удастся).

279

Гербом Кусуноки Масасигэ был кикусуй, распустившийся цветок хризантемы, наполовину закрытый волнами. Сайго Такамори использовал кикусуй как пароль, а в 1945 году слово кикусуй обозначало атаки камикадзе на Окинаве.

280

Например, для местного населения, которое имело возможность собирать брошенное солдатами. Это один из крайне редких пассажей в книге, где говорится о простых людях, которых в остальных случаях совершенно затмевают вышестоящие особы. Тайхэйки, I:114–116.

281

Тайхэйки, I:116.

282

Тайхэйки, I:118.

283

Герой слишком искренен, чтобы прибегать к какой-либо ложной скромности. Предложение начинается буквально следующим образом: «Поскольку с самого начала я был впереди [остальных] воинов в этой земле и целью своей имел благородное дело возведения…» «Возведение» (coco) в целом означает новый и лучший порядок вещей в стране; здесь же это специально относится к возведению на трон императора Годайго.

284

Цитата из «Бесед и Суждений» Конфуция, без сомнения знакомая самому последнему неграмотному солдату в замке.

285

Тайхэйки, I:118–119.

286

Тайхэйки, I:120.

287

Вера во всепревосходящую силу духа в военном деле существовала, разумеется, далеко не только в Японии, однако здесь она просуществовала гораздо дольше, чем на Западе, оказывая серьезное влияние на сознание членов правительства и военных руководителей вплоть до 1945 года. В западной традиции locus classicus, демонстрирующие превосходство духа над материей в сражении, содержатся, как представляется, в следующем отрывке из апокрифической Книги Маккавеев, широко цитировавшемся в Средние века (к примеру — Чосером):

«Когда Серон, командовавший армией в Сирии, услыхал, что племя Иуды собрало большое войско, в котором были все его преданные сторонники зрелого возраста, он сказал себе: „Я смогу стяжать славу в империи, пойдя войной на Иуду и его последователей, отвергших царский указ.“ Серон укрепил свои силы мощным отрядом перебежчиков-евреев, пришедших, чтобы помочь ему отомстить Израилю. Когда он достиг прохода Бет-хорон, Иуда выступил ему навстречу с горсткой своих людей. Увидев подступающие орды, те сказали Иуде: „Как можем мы в таком малом количестве сражаться со столь многими? К тому же мы ничего не ели целый день и устали.“ Иуда отвечал: „Многие могут легко быть побеждены малым количеством; для Неба нет разницы — спасать ли много или мало. Победа не зависит от числа; сила приходит лишь от Небес. Наши враги пришли высокомерно и беззаконно, дабы ограбить и убить нас, наших детей и жен. Мы же сражаемся за наши жизни и нашу религию. Небеса повергнут их пред нашими глазами. Вам не следует их бояться.“ Закончив говорить, он повел их в атаку, и Серон со своей армией дрогнули. Они преследовали их по проходу Бет-хорон вплоть до равнины; пало около восьми сотен врагов, остальные же бежали в Филистию.» (1 Макк. 3:13–24, выделено мною.)

В японской традиции концепция «искренности» занимает место иудейско-христианских «Небес».

288

Уэмура, Масасигэ, стр. 97–98.

289

Как указывает Сэнсом (History of Japan, 1334–1615, р. 14), в противостоявших при Аустерлице армиях насчитывалось всего по 80000 человек в каждой.

290

Тайхэйки, I:221.

291

«Если бы замок Тихая пал, возможно, сопротивление роялистов вообще бы прекратилось поэтому стратегия Масасигэ должна быть рассматриваема в качестве одного из самых выдающихся достижений в военной истории Японии.» (Sansom, History of Japan 1334–1615, p. 124.) Скорее, именно измена Такаудзи (традиционного злодея), а не сопротивление Масасигэ (героя) непосредственно привела к поражению Камакура и возвращению Годайго к власти. Однако, если бы Масасигэ потерпел поражение при Тихая, Такаудзи, вероятно, никогда бы не переменил сторон.

292

Ходзё были побочной ветвью рода Тайра; Асикага вели свое происхождение от Минамото-но Ёсииэ. В соответствии с описанием, данным в Нан Тайхэйки (1402), Ёсииэ прорицал, что через семь поколений его отпрыски будут управлять Японией. Асикага Иэтоки (дед Такаудзи) являлся потомком Ёсииэ именно в седьмом поколении, однако все полностью контролировалось Ходзё, и, казалось, осуществиться пророчеству его предка не было суждено, Соответственно, он вознес молитвы Великому Бодхисаттве Хатиман (божеству войны), являвшемуся покровителем рода Минамото, и, предложив свою жизнь в обмен на то, чтобы предсказание исполнилось через три поколения, совершил ритуальное самоубийство. Реальность предсказания Ёсииэ может быть спорной, однако самоубийство — исторический факт, и самопожертвование Иэтоки вполне могло быть одним из факторов, толкнувших Такаудзи на решительные действия против правителей Ходзё.

293

В качестве предосторожности, на случай, если посланники будут схвачены силами Камакура, Такаудзи приказал написать записки на маленьких листках бумаги и спрятать их в пучках волос или складках одежды.

294

Отсутствие всякого идеализма в верности Такаудзи императору, вовсе не было чем-то особенным в среде японских военачальников, которые на протяжении всей истории стремились скрывать за заявлениями о лояльности трону свои менее впечатляющие намерения. Отступничество Такаудзи было, может быть, несколько более откровенным, чем у прочих, однако его отношение к императорской фамилии было среди военных скорее правилом, чем исключением.

295

«Хроника Великого Спокойствия» комментирует падение Ходзё в словах, напоминающих начало «Сказания о Доме Тайра», где говорится о падении рода Тайра за полтора века до этих событий:

Поистине, глупыми были эти восточные воины! Многие годы они управляли всем под небесами, распространив свою власть во все уголки земли. Однако, поскольку у них отсутствовал правильный дух правления страной, их крепкие доспехи и острое оружие не устояло против палок и кнутов, и в одно мгновение они были полностью уничтожены. С древних времен и поныне гордые в этом мире низвергаются, тогда как скромные остаются в живых… (Тайхэйки, I: 388.)

Несмотря на схожесть, тон этого отрывка гораздо более дидактичен, нежели плач, которым начинается «Сказание о Доме Тайра», с его меланхолическими, буддийскими мотивами.

296

Главным интеллектуальным наставником Годайго был знаменитый аристократ, государственный деятель, ученый и воин Китабатакэ Тикафуса (1292–1354), который, вместе с Масасигэ, является одним из главных героев-роялистов той эпохи. Основной труд Тикафуса, «Записки об Истинном Наследовании Божественных Правителей» (Дзинно сётоки), написанный за то время, когда он находился в замке, осажденном его врагами Асикага, был представлен ко двору лишь в 1339 году, когда Годайго умер в Ёсино, однако его консервативные в социальном плане идеи, то ударение, которое он делал на важности законного наследования и лояльности, оказали значительное влияние на движения времен Реставрации. В знаменитых начальных строках этой книги, которые цитируют все националисты, начиная с XVIII века, подчеркивается та идея, что уникальность Японии заключается в божественном происхождении правящих императоров, и призывается быть им безоговорочно покорными:

Великая Ямато — священная земля. Наши божественные предки заложили ее основы, и на протяжении столетий ею управляли потомки Богини Солнца. Это относится только к нашей стране, — ничего подобного никогда не случалось в других странах. По этой причине Японию называют Божественной Землей. Каждый человек, рожденный на земле императоров, должен быть предан императору, даже если это означает необходимость пожертвовать своей жизнью. И пусть никто не думает, что за это он заслуживает какого бы то ни было вознаграждениям (Дзинно сётоки, изд. «Иванами сётэн», Токио, 1936, стр. 17, 19.)

297

Китабатакэ Тикафуса был среди тех, кто особо горячо противился этому назначению. Годайго же, напротив, не только желал вознаградить Такаудзи за его временную приверженность делу роялистов, но и признавал его человеком особых возможностей, которого следовало сохранять на своей стороне. В то время Такаудзи энергично наводил порядок в самом столице и в округ нее, безжалостно карая грабителей, мародеров и прочих нарушителей закона.

298

Тайхэйки, с. 370. Описания Масасигэ в довоенных школьных учебниках представляли дело так, как если бы великий герой-роялист захватил Киото почти в одиночку против Ходзё; роль же Такаудзи в этой победе тщательно затушевывалась.

299

Масасигэ был хорошо вознагражден за свою службу, но и этого было недостаточно для его поздних обожателей. «Трагично, — писал Рай Санъё (1780–1832); что Годайго был настолько глуп, что не наградил Масасигэ титулами и почестями, достойными его деяний, ибо таким образом он открыл дорогу зловредному Асикага Такаудзи к захвату власти, что бросило грязное пятно на трон». W.G.Beasley, ed., Historians of China and Japan, (London, 1961), p.261.

300

Масасигэ был одним из четырех ближайших советников Годайго, известных под названием «Три дерева и Одна Травинка», произведенным от их имен: Юки, Кусуноки, Хоки, Тикуса (ки — дерево, куса — трава).

301

George Sansom, History of Japan, 1334–1615, p. 287.

302

Даже «Хроника Великого Спокойствия», несмотря на очевидную «про-годайгосскую» ориентацию, неодобрительно отзывается о хаосе в политике награждений и «капризном правлении» Годайго. Там, к примеру, приводится факт, что из нескольких военачальников, сражавшихся за императора с выдающейся храбростью и верностью, лишь один получил во владение землю, но даже ему не было даровано звание правителя (сюго).

303

Принц Моринага был убит по приказу Тадаёси, когда Асикага отступали из Камакура в июле 1335 года. Вероятно, по причине такой, несколько бесчестной смерти, Моринага никогда не обрел столь же героического статуса, как Масасигэ, который предпочел совершить самоубийство, чем претерпеть позорный плен.

304

Предположительно из-за того, что обхождение Годайго с принцем Моринага отразило резкий упадок моральных стандартов. Я думаю об отрывке из «Хроники Великого Спокойствия»:

Люди обсуждали случившееся между собой, и говорили: «Именно великие успехи [принца Моринага] в сражениях привели войну к концу и дали возможность императору вернуться на трон. Если Его Величество признал принца виновным в какой-либо пустяковой провинности, ему следовало бы быть милостивым и простить его. Вместо этого он бездумно предал его в руки врага и позволил выслать в далекий край. Не знак ли это того, что двор вновь склонится перед силой военных?» И действительно, после того, как принц Моринага был убит, страна вскоре вступила в век правления сёгунов [т. е. Асикага]. Тайхэйки, I:431.

305

Недостатки правительства в управлении были, разумеется, лишь вторичными причинами постоянных беспорядков в провинциях. Основная причина заключалась в том, что Япония претерпевала критический период изменений в условиях землевладения и отношениях власти. Старый порядок основывался на поместной («сеэн») системе и был окончательно разрушен; по всей стране военные отчаянно боролись за контроль над провинциями, в которых проживали. Как замечает Сэнсом («History of Japan, 1334–1615», р. 18), врядли страна пребывала бы в состоянии смуты на протяжении 50 лет, если бы вопрос состоял лишь в том, какой из двух императорских фамилий занимать трон.

306

Щиты были сконструированы таким образом, чтобы их можно было выстроить в ряд на земле, — тогда они превращались в стену высотой по грудь, вытягивающуюся на несколько сот метров, — и быстро убрать перед началом атаки. Уэмура, Масасигэ, стр. 170.

307

Вероятно, не впервые советы Масасигэ императору игнорировались. Судя по Байсёрон, Масасигэ всегда признавал силу Такаудзи, а весной 1336 года предложил, чтобы посланником мира отправили его самого с целью воспользоваться недавней победой роялистов и заключить с Асикага долгосрочное, обоюдовыгодное соглашение. Если этому можно верить, то Масасигэ считал истинным противником не Такаудзи, но Ёсисада, и эти полностью совпадает с тем, что мы знаем о плохих отношениях между двумя военачальниками-роялистами. План Масасигэ мог, по крайней мере, отсрочить катастрофу, однако двор, ослеплённый успехами, отказался серьезно его рассматривать. (Детальное описание см. у Сато Синъити, Намбокутё-но доран, Токио, 1965. Профессор Сато уверен в том, что описание плана Масасигэ заключить мир с Такаудзи, данное в Байсёрон, соответствует действительности.) Поскольку враждебные отношения между Масасигэ и Такаудзи — столь важная часть легенды, этот план редко упоминался в предвоенных изложениях всей истории.

308

Предлогом для отказа от совета Масасигэ послужило то, что оставление императором Годайго столицы и сокрытие его на горе Хиэй дважды в один и тот же год подорвало бы мораль его сторонников (Уэмура, Масасигэ, стр. 152). Масасигэ был слишком лоялен, чтобы открыто возражать императору и, по традиционным отчетам, он обвинил во всем «теневое правительство», которое, по его словам, было худшим врагом императора. Сообщают, что некий придворный по имени Киётада сыграл особо важную роль в противодействии советам Масасигэ. После несчастья при реке Минато ему было приказано сделать себе харакири. После этого, его неуспокоившийся дух стал преследовать императорскую семью и весь двор, покуда его не умиротворила принцесса, вышедшая ему навстречу с фонарем, наполненным светлячками.

Как считает профессор Вацудзи Тэцуро, отказ императора от советов Масасигэ может быть рассматриваем, как разновидность предательства веры последнего. Вацудзи предполагает, что авторы «Хроники Великого Спокойствия» желали соединить неудачу Реставрации Годайго с его отказом последовать совету его самого преданного генерала (Varley, Imperial Restoration, р. 140). В соответствии с этой точкой зрения, в Масасигэ воплощался дух движения приверженцев трона, и, когда его (или, вернее, его совет) отвергли, движение стало морально обречено.

309

Историчность прощальной сцены впервые была поставлена под вопрос двумя классиками исторической науки эпохи Мэйдзи — Сигэно и Кумэ, которые указывали, inter alia, что эпизод упоминается лишь в «Хронике Великого Спокойствия, и что Масацура было гораздо более 10 лет, когда случилось это расставание. Японская публика была шокирована, когда ей сказали, что знаменитая история об их герое — выдумка (подобное могло бы случиться, если бы английский историк объявил, что последние слова Нельсона о долге — подделка), и профессор Сигэно получил далеко не лестный эпитет массацу хакуси (Доктор Разоблачитель). Однако, в исследовании японского героизма значение имеет не аутентичность истории, а собственно ее существование.

310

Тайхэйки, II:151.

311

Отиаи Наобуми, „Аоба Сигарзру Сакураи но“, из Нихон сёка-сю, Токио, 1953, стр. 60–61. Этот стих характерен для сентиментальной поэзии конца XIX века и вполне сопоставим с восточной версией „The Stuffed Owl“ („антологией дурных стихов“ Льюиса-Ли). Однако, когда ее поют на японском, в ней безусловно слышится достоинство и сила. Хототогису из последнего куплета часто переводят как „кукушка“, однако между этими двумя птицами нет прямого сходства. Всеохватывающее чувство сожаления усилено в последних двух строках повторением слова аварэ:

Тарэ ка аварэ то кикадзаран

Аварэ ти ни наку соно коэ о.

312

Датой решающего столкновения был 25 день 5 месяца, соответствующий 4 июля по западному календарю. Прекрасное описание сражения дано у Сэнсома (History of Japan, 1334–1615, pp. 50–52), однако мне кажется, что он допускает ошибку в отношении времени, приводя 5 июля.

313

Говорили, что Такаудзи тщательно изучил кампании Ёсицунэ вплоть до битвы при Данноура. Хотя у него не было опыта в морских сражениях, ему удалось полностью контролировать море на протяжении всех действий.

314

Как указывает Сэнсом (History of Japan, 1334–1615, р.52), отступление Ёсисада стало фатальньм ударом, поскольку оно оставило силы Масасигэ открытыми со всех сторон; однако, даже и без этого в поражении Масасигэ можно было не сомневаться.

315

Тайхэйки, II:159. Фраза ситисё хококу (служить императору — в семи жизнях) стала знаменитым патриотическим лозунгом, часто неверно приписывавшимся самому Масасигэ (например у Yokota Yutaka, Suicide Submarine!, [New York, 1962], p. 44). Отряды Ситисё бутай участвовали в операциях камикадзе во время войны на Тихом океане.

В 1960 году молодой убийца г-на Асанума написал этот лозунг зубной пастой на стене своей камеры незадолго до того, как повеситься. Его также часто цитировал Юкио Мисима, и в 1970 году, когда он со своими последователями собирался свершить свой последний славный подвиг в штабе Сил Самообороны, на хатимаки, повязанных на их головах, черными чернилами были выведены иероглифы СИТИ СЁ ХОКОКУ.

316

Тайхэйки, II: 159.

317

Пересечение Шестой Улицы („Рокудзё“) с рекой Кама было основным местом казней в Киото, и именно здесь выставлялись на пиках обезображенные головы врагов правительства.

318

Очень соблазнительно было бы интерпретировать этот комментарий, как иронический, однако это, скорее всего, было бы неверным.

319

Т.е. герой показывает свое превосходство над прочими смертными даже в детском возрасте.

320

Тайхэйки, II:169-71.

321

Тайхэйки, II:171.

322

Тайхэйки, II:171.

323

Теоретически, правление сёгуната Асикага продолжалось до 1597 года, причем власть передавалась в нем на протяжении 15 поколений, однако в XV веке его власть стала быстро приходить к упадку с нарастанием общего беспорядка в стране.

324

„Хотя мои кости будут похоронены на этих южных холмах, дух мой всегда будет стремиться к Северному Дворцу.“ Тайхэйки, II: 342-43.

325

По легенде, молодой герой, зная, что шансы его безнадежны, и что в грядущем сражении ему придется расстаться с жизнью, посетил могилу Годайго и написал на двери стихотворение вместе с именами своих товарищей, которым также предстояло погибнуть.

326

Только один член семьи Кусуноки переходил когда-либо на сторону Асикага, и то, его измена была временной. Для века, когда смена сторон была делом обыденным, такой показатель весьма впечатляющ. Сато, Намбокутё-но доран, стр. 401. Последняя отчаянная попытка сторонников южной линии была предпринята в 1443 году, через много времени после того, как двор в Ёсино прекратил свое существование. И опять во главе стоял потомок Масасигэ, и опять, как можно легко догадаться, эта попытка закончилась неудачно, хотя в какой-то момент восставшим удалось захватить императорские регалии.

327

Однако, кто же были законные императоры с 1336 по 1392 год? Проблема дебатировалась на протяжении многих лет, кульминация наступила в 1910 году, причем это решение едва не привело к краху правительство Кацура. В 1911 году было официально решено, что „южный“ двор (Ёсино) являлся единственным законным правительством на протяжении спорных 56 лет. Ситуация была такая, как если бы американское правительство объявило через сто лет после Гражданской Войны, что законным, президентом Соединенных Штатов был Джефферсон Дэйвис.

После поражения Японии в 1945 году, на сцене появились несколько претендентов на императорский трон из „южной“ династии; все они объявляли себя прямыми потомками императора Годайго и, следовательно (в соответствии с решением 1911 года), являлись законными владетелями дворца. Самым заметным среди них был некий г-н Кумадзава Кандо, адресовавший свои письменные претензии генералу Маккартуру. „Император Кумадзава“, как он именовал себя, приобрел немалую известность и славу того рода, которая вряд ли понравилась бы Масасигэ и прочим мученикам-роялистам.

328

По мнению профессора Холла, попытка Годайго была не только бесполезной, но и привела к результатам, прямо противоположным: „…как и все плохо продуманные попытки вернуть власть императорам, неудача Годайго значительно ослабила императорский дом, лишив его основных экономических ресурсов и политической власти в городе.“ John Hall & Jeffrey Mass, ed., Medieval Japan: Essays in Institutional History (New Haven, 1974), p. 26.

329

Глава о смерти Масасигэ заканчивается так:

С древних времен и поныне не было еще такого человека, в ком так же сочетались бы три добродетели: мудрость, человечность и храбрость, и кто встретил бы свою смерть, столь же неотвратимо следуя истинным путем. После того, как Масасигэ и его брат убили себя, Его Величество вновь потерял свою империю, а его враги снова обрели силу…» (Тайхэйки, II:160.)

330

Ср. посмертное почитание Митидзанэ, Ёсицунэ и прочих героев-неудачников.

«Однако, самым славным, — по Рай Санъё (1780–1832), — было семейство Масасигэ. Поддерживая трон и даже отдав за него жизнь в то время, когда он был в наихудшем положении и полностью дискредитированным, покинутым почти всеми, страшившимися всеподавляющей силы Ходзё, Масасигэ дал блестящий пример высшей преданности и героизма.» (Beasley, Historians of China and Japan, p.261.)

Будучи убежденным конфуцианцем. Рай Санъё сталкивался с определенной дилеммой при рассмотрении четырнадцативековой истории своей страны, в которой «добро» столь постоянно терпело поражение, а «зло» торжествовало. Он превзошел эту трудность (по крайней мере — к своему собственному удовлетворению), введя понятие дзисэй (веяние времени) — силу, часто обрекавшую героев на неудачи. Этим перебрасывался спасительный мостик между частыми конфуцианскими упоминаниями о честности и традиционными японскими идеалами «искренности»:

Хотя Санъё… и пользовался ортодоксальными конфуцианскими рамками хваления и порицания, представляя свой взгляд на прошлое Японии, ему редко удавалось употреблять их ортодоксальным конфуцианским способом, поскольку в его терминах выдвигавшиеся тезисы были бы просто нелогичны. Ему вряд ли удалось бы вывести, что «хорошие» правители приносили мир и процветание, а «плохие» — смуту и упадок, поскольку большинство из тех, кого он желал восхвалять, отличались своими неудачами и ранними смертями, в то время как те, кого он сильнее всего проклинал, являлись наиболее удачливыми правителями и основателями прочных династий. Таким образом, он был принужден искать каких-то объяснений в исторической причинности, не черпая их привычно из моральности характеров и поведения индивидуальных правителей. Указанное было обнаружено им в идее, которую он называл по-разному: дзисэй, дзиун; сэдо, или ун — «сила», «веяние времени», сопоставимое с водой, прорывающейся через плотину, против которой простое человеческое усилие, сколь бы высокоморальным, славным или героическим оно ни было, представало бессильным. Благодаря именно этой непреодолимой силе, смог он наконец заключить, все его герои терпели неудачу, а злодеи процветали. Приход к власти военного сословия и падение Трона, как ни прискорбно и трагично все это было, являлось, однако, неизбежным по причине дзисэй. Императорам Готоба и Годайго не удалось реставрировать власть Трона по той причине, что в те конкретные времена Трону противостояло дзисэй. По тем же причинам были неизбежны поражение и смерть Нитта Ёсисада, как ни хорош и предан он был, а также сила и долговременный успех семейства Асикага, хотя они и были плохими и нелояльными. (Beasley, Historians of China & Japan, pp. 261–262).

В этих формулировках дзисэй и «искренность» представляют дихотомию материи и духа. В «реальном» мире материя торжествует над духовными ценностями.

331

Масасигэ был особо почитаем двумя героями-мятежниками — Юй Сёсэцу (1605–1651) и Ёсида Сёин (1830–1859), составившими заговор против Бакуфу Токугава и преданными смерти после того, как их попытка окончилась неудачей. Труд Сёина Ситисё сэцу («Толкование Семи Перерождений», 1856) посвящен Масасигэ; в нем он сравнивает цели, преследовавшиеся героем XIV века со своими собственными. Он понимает, что потерпел неудачу точно так же, как и Масасигэ, однако «надеется, что [его] вечное стремление сердца послужит стимулом для последующих поколений, и что [он] также сможет посвятить семь своих жизней исполнению этой цели.» David Earl, Emperor and Nation in Japan (Seattle, 1964), p. 188.

332

Большинство построек храма, посвященного герою, сгорели во время бомбардировки Кобэ во время Второй мировой войны, однако к настоящему времени они благополучно восстановлены с помощью бетонных форм. «Почитание Кусуноки» не обошло и людей с Запада. Профессор Варлей цитирует комментарии Уильяма Гриффиса, американца, работавшего в Японии в начале эпохи Мэйдзи. В 1876 году тот сделал следующую запись:

Из всех персонажей японской истории выше всех стоит Кусуноки Масасигэ, выделяясь чистотой своего патриотизма, самоотверженностью в преданности долгу и спокойствием своего мужества; говорят о нем с почтительной нежностью, с восхищением, в котором отсутствуют шаблонные слова, видя в нем ничем не замутненное зеркало лояльности. Я много раз спрашивал своих японских учеников и друзей — кого они считают самым благородным в своей истории. Их единодушный ответ был «Кусуноки Масасигэ». Все, что осталось от этого храброго человека, почитается, как религиозная святыня; вееры со стихами, воспроизведенные в точности его письмом, продаются в лавках и покупаются теми, кто горит желанием следовать этому образу высшего патриотизма… Я не хочу даже пытаться скрыть своего восхищения человеком, следовавшим своим убеждениям и солдатскому пониманию идеи чести, когда его сознание и все предшествовавшее воспитание сказало, что его время пришло, и что отказаться от самоубийства было бы бесчестьем и грехом. (Varley, Imperial Restoration, pp. 153–154.)

333

Например, см. Сато, Намбокутё-но доран, Приложение, с. 1–6, и Уэмура, Масасигэ, с. 139.

334

Цит. у Уэмура, Масасигэ, стр. 194. Прославившие Масасигэ гибкость и способность к импровизациям сродни силе воображения художника. Его героизм становится очевиден при разделении стремлений его духа (лояльность, самопожертвование и т. д.) и рамок практической действительности (неравенство сил, коррумпированность двора и пр.). Воображение Масасигэ, результатом которого были нетривиальные действия и умелая стратегия, заполняет вакуум его объективной слабости.

Постоянное ударение, делаемое на моральности, искренности и тому подобном, может быть интерпретировано схожим образом: воображение героя создает свой собственный мир в пустоте между тем, что есть, и тем, что должно быть. Типичный японский герой в Кабуки, фильмах тямбара и т. п.,- одинокий воин, побеждающий сотни кровожадных оппонентов своим блистающим мечом, символизирующим чистоту его искренности. В популярных фильмах Дзатоити, например, слепой герой, мастерски владеющий мечом, отражает нападения орд яростных бойцов и никогда не бывает побежден, поскольку он один вооружен искренностью. Простая численность бессильна против подобной силы духа. В истории о Масасигэ Бакуфу, несмотря на свои подавляющие материальные ресурсы, уязвимо, поскольку не располагает «духовным» лидером, который смог бы мобилизовать своих сподвижников воображением и искренностью. Масасигэ обеспечивает роялистам победу, однако, упрочив на троне Годайго, он теряет свою духовную raison d'etre. У легендарного героя нет реального места в истории, которую волнуют лишь факты экономики и политики: благоприятное разрешение проблем исключает его существование). Он не появляется в качестве основной фигуры до тех пор, пока дело роялистов вновь не оказывается под угрозой. Когда, наконец, император отказывается от совета Масасигэ, тот теряет духовную силу и становится обречен. В этом легендарном смысле Масасигэ представляет идеальный образ искренности, которая хотя и может осветить мир, подобно вспышке молнии на темном небе, но будет неизбежно уничтожена действительностью, которая далеко не чиста. Такаудзи же, разумеется, — совершеннейший пример компромиссов, реализма, политической расчетливости и удачи.

335

Например, инцидент, описанный в «Кикути Такэтомо Синдзё», когда Масасигэ пытался убедить императора Годайго в том, что «роялист номер один» (тюко дайити) — это не он, но Кикути Такэтори, отдавший свою жизнь за дело трона. Уэмура, Масасигэ, с. 139.

336

Профессор Сато считает, что в Масасигэ сочетались «гибкость мышления» со «страстностью суждений» (Сато, стр. 256). Профессор Уэмура подчеркивает «дух противодействия Масасигэ властям» (кэнрёку-ни тайсуру ханко-но сэйсин), а также неизменность его целей, подразумевая этим, что, сопротивляясь Бакуфу, герой в определенном смысле выражал «волю народа» (Сато, стр. 42). Представление о Масасигэ, как о фигуре, напоминающей героя недавнего Сопротивления, ведущего своих «маки» против агрессоров-завоевателей, может сделать его привлекательным для многих современных японских читателей, однако это плохо сочетается с его поддержкой реакционного автократа Годайго.

337

Таким образом, в смысле традиции хоганбиики («симпатизирования проигравшим»), это помогло укрепить последующую популярность и узаконивание Южного Двора. Если бы Такаудзи и Когон потерпели решительное поражение в 1336 году, то они (а не Масасигэ и Годайго) могли бы стать героями последующих столетий, а Северный Двор обрел бы ностальгическое очарование и престиж, выпавший на долю Ёсино.

338

После поражения при реке Минато, Нитта Ёсисада продолжал бороться с Асикага и их сторонниками до тех пор, пока не погиб в бою в возрасте 38 лет.

339

Масасигэ сравнивали со многими иноземными героями. Например: «Масасигэ можно сравнить с Бертраном Жесклэном из Франции в преданности императору и храбрости.» (Дайдодзи Юдзан, Будо сёсин-сю [Токио, 1965], с.71].) Легендарный бретонец, однако, был на сторонепобедителей в войне против англичан. Его также часто называли «японским Байяром» — (например, Joly, Legends, p. 306), имея ввиду выражение «рыцарь без страха и упрека». Однако, Байяр, хотя он и погиб в сражении, обрел успех, спасши Францию от имперского нашествия; чтобы найти реальное сравнение, придется отыскивать популярного героя, который не только был убит, но и поддерживал заведомо проигранное дело — а на Западе это действительно rara avis.

340

С глубоким вздохом Военный Правитель [Такаудзи] воскликнул: «Увы, из-за клеветы и лести близких к трону, мне суждена судьба бесчестного бунтовщика, не имеющего возможности доказать свою невиновность». Разумеется, его горе не было продуманной игрой; безо всяких сожалений и сердечных угрызений он предался духовным исканиям и праведным делам, истово вознося молитвы за просветление императора и наконец построив этот великий монастырь для практикования буддийских обрядов. (Мусо Кокуси, Тайсё Дайдзокё, 80:463–464; цит. в Wm.Theodore de Вагу et al., eds., Sources of Japanese Tradition [New York, 1958], p. 257.)

341

У Такаудзи было три больших достоинства. Первое — это его храбрость. Хотя он был много раз близок к смерти в сражениях, он всегда оставался весел и ни разу не выказал страха. Вторым достоинством Такаудзи является его сострадательность: он никого не ненавидел и во многих случаях оказывал своим злейшим врагам ту же снисходительность, что мог бы оказать детям. В-третьих, Такаудзи был щедр без малейшего признака скупости. Материальные вещи значили для него мало; награждая кого-либо оружием, лошадьми и тому подобным, он никогда не старался вручить подарок соответственно рангу награждаемого, а просто передавал вещи из своих рук так же просто, как они в эти руки попадали. (Цит. у Varley, Imperial Restoration, p. 133.)

342

Цит, у Sansom, A History of Japan: 1334–1615, p. 98.

343

Цит. у Beasley, Historians of China and Japan, p. 261

344

Даже сам Масасигэ мог начать свою карьеру роялиста в качестве ренегата.

345

De Вагу, Japanese Tradition, pp. 256–257.

346

Sansom, History of Japan: 1334–1615, p. 100.

347

Знамя, возможно — подлинник, хранится в частной коллекции в Токио. Дабы предотвратить возможность его продажи и вывоза за рубеж, в 1964 году правительство провозгласило его Значительным Культурным Достоянием. Репродукцию и детальное описание см. в статье Нисимура Сада «Симабара ран-но киристан дзинтю Хата то Ямада Эмонсаку» в сб. «Нихон сёки ёга-но кэнкю» (Токио, 1958). Профессор Нисимура поддерживает традиционное приписывание авторства Ямада Эмонсаку, бывшему прислужнику иезуитов, сыгравшему двусмысленную роль в восстании. Похоже, что все остальные знамена инсургентов были сделаны из хлопка.

348

«Когда мы начинаем считать его фикцией, то обнаруживаем, что исторические документы дают ясные подтверждения его существованию; однако, когда мы пытаемся что-то о нем узнать из этих документов, то видим, что нет почти ни одного позитивного указания на реалии его жизни.» Окада Акио, «Амакуса Токисада», Токио, 1960, введение, с.1. Хотя Амакуса Сиро стоял во главе самого крупного религиозного восстания в истории Японии и жил почти на сто лет позже Мартина Лютера, его образ остается туманным, причем туманным настолько, что ему практически можно не опасаться психиатрического диагноза, который пытались поставить протестантскому герою.

349

Оригинальный текст см. в «Сёгун то даймё», № 12 серии «Нихон рэкиси сиридзу», Токио,1967, с.40. «Все прочие верования»: букв. «три учения» (санкё), т. е. буддизм, конфуцианство и даосизм. Они (вместе, предположительно, с синтоизмом), должны были быть сметены христианством. Среди японских христиан бытовали различные мнения относительно того, произойдет ли это буквально, как историческое событие (например, как официальное принятие буддизма в VI веке), или будет частью программы последнего дня Страшного Суда. В любом случае, финал был близок.

350

В одной из последних «автобиографий» Амакуса Сиро, написанной г-ном Сано Мицуо, герой признается, что он — не «сын божий», или «дитя небес», но что роль эта была ему навязана сторонниками, и ему волей-неволей пришлось ее принять и поддерживать соответствующий имидж, разыгрывая «чудеса». Иными словами, он стал богом вопреки собственной воле.

351

Франсиско Ксавьер был столь воодушевлен распространением христианства с момента его прибытия в 1549 году, что восхвалял японцев, как «радость сердца моего». Другие миссионеры-энтузиасты описывали Японию как дар Господа Церкви взамен потери ею великого островного царства на Западе, поглощенного протестантской ересью.

352

После 1945 года «феодальный» (хокэнтэки) стало расхожим словом, широко использовавшимся в уничижительном смысле по отношению к людям, которые, как казалось, представляют дурные старые времена панъяпонизма и репрессий. В этом смысле и строгий родитель, и патерналистически настроенный предприниматель, и требовательный учитель могли быть с презрением названы «феодалами». Поэтому репрессивный режим Токугава рассматривался, как квинтэссенция феодализма, а те, кто восставал против него, являлись, соответственно, героями. В одном из стихов «Песни об Амакуса Сиро» говорится буквально следующее: «Бакуфу с его жесткой политикой подавления и замкнутости (сакоку) повержено в ужас восстанием Амакуса; эта борьба, пропитавшаяся живой кровью [восставших, будет длиться] вечно. Амакуса Сиро! О, будущее сопротивление!»

353

Ср. описание женственного выражения образа Ёсицунэ на сцене. Не сохранилось прижизненных портретов или описаний Амакуса Сиро. Я признателен Дональду Кину за то, что он привлек мое внимание к картине маслом в буддийском храме в Такаяма с его изображением. Работа приписывается Сиба Кокан (1724–1818), одному из первых японских художников, начавших культивировать реалистические методы западного письма. То, что портрет бунтовщика-христианина был написан в антихристианский период Токугава, и то, что его повесили в буддийском храме, типично для несообразностей, окружающих Амакуса Сиро. На другом портрете маслом (в музее замка Симабара) герой изображен на фоне океана; его руки сложены в молитве, а на детском лице — возвышенно-мистическое выражение. Он одет в кофту из белого шелка и алую фуфайку, на шее — хорошо исполненные брыжи португальского стиля. И, разумеется, в набор входит малопонятная комбинация золотого распятия и самурайского меча.

354

Первый выпуск, «Хоки» (Восстание), появился в мартовском номере 1972 года «Рэкиси то дзимбуцу» — в статье журнала «Тюо корон». Амакуса Сиро — главный персонаж выпуска № 51 популярной серии книг «Дзимбуцу сосё», в которой каждый том посвящен какой-либо значительной фигуре из японской истории. Он также герой № 73 серии «Нихон-но бусё» («Японские военачальники»). См. Эбисава Аримити, Амакуса Сиро, Токио, 1967.

355

Простой деревянный крест на высоком белом столбе смотрит на залив Симабара; он расположен в отдаленной части полуострова и обозначает место, где когда-то стояла крепость христиан.

356

Преследование христианства в Японии в период с 1614 по 1640 год — одна из самых ужасных историй в долгой цепи официальной мировой жестокости. Все же, большинство этих японских кошмаров можно сопоставить с событиями, происходившими в то же время в Европе, где Святая Инквизиция была по горло занята пытками и умерщвлением тех, кто рассматривался ей, как враг истинной церкви. Подозреваемые еретики в таких странах, как Испания и Португалия зачастую подвергались тем же самым мучениям, что и римские католики в Японии. На обеих окраинах мира люди, присматривавшие за пытками, вовсе не были грязными истязателями подпольного мира, но — респектабельными правительственными чиновниками или проповедниками, убежденными в моральной оправданности своих жестокостей.

357

Профессор Боксер приводит типичную клятву отречения, подписанную японцем-христианином и его женой. Стоит отметить, что кары, упоминающиеся в большинстве таких клятв, основывались на тех самых верованиях, которые отвергались.

На протяжении многих лет мы были верующими христианами. И все же, мы поняли, что христианская религия есть религия зла… Таким образом, мы подтверждаем это заявление в письменном виде перед вами, достопочтенный магистрат. Никогда более не отойдем мы от нашего отречения, даже в самом тайном уголке сердца. Если же когда-нибудь нас посетит пусть самая ничтожная мысль, да покарает нас Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой, Святая Мария, все ангелы и святые. Да откажемся мы ото всей милости Божьей, отринем все надежды, подобно Иуде Искариоту, став посмешищем для всех людей, не вызывая ни у кого ни малейшей жалости и умерев наконец жестокой смертью и претерпев все муки адовы без надежды на спасение. Такова наша христианская клятва… (C.R.Boxer, The Christian Century in Japan, 1549–1650, London, 1951, p. 441.)

358

По одной из версий, только двое братьев были арестованы и казнены.

359

Есть большое количество различных описаний этого инцидента (например «Сёгун то даймё», с. 41–42, и Окада, Амакуса, с. 3–4). В общем они, вероятно, аутентичны, однако многие детали представляются побочными, и вряд ли (как часто предполагается) именно этот

360

«В августе [1638] в Омура, Дуарте Корреа, близкий к Святому Ордену, член Общества Иисуса, после двух лет плена был предан жестоким пыткам и в конце концов сожжен на медленном огне.» Leon Pages, Histoire de la religion Cretienne au Jароп depuis 1598 jusqu'à 1651 (Paris, 1869-70), 11:850.

361

Boxer, Christian Century in Japan, pp.377-78. Отчет Корреа, «Relacam do alevatamento de Ximabara, e de seu notavel cerco, e de varias mortes da nosson Portuguezes po la Fe», мы находим на стр. 403–411 у Pages, Religion Chretienne au Japon. Он был переведен на японский язык (Токио, 1949), но, насколько мне известно, на английском его пока нет. «Те, которых интригуют маленькие иронии жизни, — замечает профессор Боксер (Christian Century in Japan, p.497), с интересом узнают, что оригинальный проект [манускрипта Корреа] был посвящен Генеральному Инквизитору Португалии Дом Франсиско де Кастро, известному преследователю евреев, сжигавшему их; сам Корреа был зажарен до смерти на медленном огне в августе 1639 года.»

362

Pages, Religion Chretienne au Japon, pp. 842-43.

363

Тодзама — даймё (феодальные лорды) на Кюсю и в других местах, не подчинявшиеся Токугава вплоть до победы при Сэкигахара в 1600 году. К ним всегда относились с большим подозрением, чем к наследственным вассалам; Бакуфу всегда стремилось ослабить их экономическую и политическую мощь.

364

Цудзи Тацуя, Эдо Бакуфу, Токио, 1966, с. 323.

365

Переведено в James Murdoch, A History of Japan (reprinted London, 1949), II:650.

366

Окада, Амакуса, с. 17.

367

Pages, Religion Chretienne au Japan, p.405. «Судебный пристав» или «управляющий имением» (по-португальски ministro dejustica) предположительно соответствует местным дайкан.

368

Заявление датируется 17 февраля 1638 года. Murdoch, History of Japan, p.660.

369

Интересно, что, несмотря на религиозную природу восстания, после падения замка Хара среди инсургентов не нашли ни одного католического священника, тогда как несколько батэрэн (падре) находились в Осакском замке во время великой осады 1615 года. Несмотря на все португальские лозунги, восстание в Симабара было чисто японские делом.

370

Старший ребенок, дочь, окрещенная Региной, родилась в 1615 году, младшая девочка, названная Ман, была на 10 лет младше Амакуса Сиро. Должны были быть еще двое детей, старше Сиро (имя которого переводится, как «четвёртый ребенок»), но о них нет никаких сведении; вероятно, они умерли в раннем возрасте.

Масуда (отец)

Ватанабэ Марта========Масуда Масуда Соэмон

Дэнбэй Ёсицугу (Ояно Гэнсацу)

Кодзаэмон Caтapo==Peгинa Масуда Токисада Ман

(Амакуса Сиро)

Кохёэ

[Двойные линии означают брачные связи]

371

Более буквально, он увидел, что это был «ребенок, в котором мир мог обрести надежду». Окада, Амакуса, с. 89.

372

Настоящее имя героя — Масуда Токисада, однако он стал широко известен как Амакуса Сиро, или Амакуса-но Сиро, то есть «Сиро из Амакуса» (где «Амакуса», разумеется, аналогично слову «Аравийский» в сочетании «Лоуренс Аравийский»), и я постоянно пользовался этап именем. Дуарте Корреа, португальский хроникер, называет его Maxondanoxiro (Pages, Religion Chretienne au Japan, р.406) — как мне кажется, это португальская транскрипция Масуда но Сиро. Паже (с.844) пишет: «Главой повстанцев был молодой человек, которому едва исполнилось 18, по имени Жером Машудано Шико, рожденный от благородных родителей и происходивший из Финго.» — предположительно есть расшифровка португальского Moxondanoxiro, где «р» по ошибке зеленили на «к». «Финго» относится к названию префектуры Хиго на Кюсю. Хотя отец героя и был самурайского происхождения, «благородные родители» — все же некоторое преувеличение.

373

В соответствии с «автобиографией», Амакуса Сиро был избран предводителями восставших после бесконечных собраний и обсуждений, на которых были нейтрализованы всевозможные фракции.

374

«… его сын Сиро… будучи блестящим молодым человеком (саити аруёси нитэ), был избран предводителем восстания.» Цит. Окада, Амакуса, с. 85.

375

В связи с частым неправильным использованием этого термина в работах журналистов, стоит, вероятно, привести описание Макса Вебера, вполне применимое к случаю с Амакуса Сиро и многих прочий героев-неудачников в японской истории:

Личный авторитет может, также, основываться на совсем не традиционных источниках. Командование может отправляться лидером — будь он пророком, героем или демагогом — который может доказать свое обладание харизмой путем сверхъестественных сил, откровений, героизма или каких-либо прочих экстраординарных способностей. Те, кто подчиняется такому лидеру, есть ученики или последователи, верящие в его особые качества, а не следующие установленным правилам, либо положениям, освященным традицией. (Reinhard Bendix, Max Weber: An Intellectual Portrait, New York, 1962, p.295.)

376

Одна из интригующих возможностей состоит в том, что избрание Амакуса Сиро на должность предводителя было стимулировано, по крайней мере — отчасти, знанием о Дом Себастьяо, — молодом португальском правителе, взошедщем на престол под именем Себастьяна I. Он был хорошо известен японским христианам на Кюсю, а в 1562 году даймё-христианин из провинции Бунго послал ему в знак уважения дорогой меч. С ранних дней Дом Себастьяо — слабый, болезненный ребенок, воспитанный иезуитами — был охвачен фанатичным религиозным пылом и рассматривал себя в качестве героического христианского рыцаря, который обретет славу покорителя мусульманских язычников Африки. В 1578 году, в возрасте 24 лет, он высадился в Марокко и ринулся в битву на своем белом коне. Как и у Амакуса Сиро, у него не было практического военного опыта. Он потерпел поражение при Алказеркивире, его армия была разгромлена, сам он был убит, а португальский престол перешел к испанской короне. Неудача была полнейшей, однако Дом Себастьяо стал центром героической легенды. Ходили слухи, что он не умер, а был пленен мурами и в свое время вернется, дабы повести свой несчастный народ к победе! (Краткое описание статьи из «Columbia Encyclopedia», 3rd ed., New York, 1963, p. 191.) Эта странная мессианская легенда, просуществовавшая на протяжении столетий и известная под наименованием «себастьянизма», без сомнения была знакома христианам в Японии XVII века. Возможно (хотя, разумеется, это — чистое предположение), Амакуса Сиро был избран предводителем восстания, как реинкарнация, или прообраз молодого португальского героя. К этому стоит заметить, что, когда г-н Кукебакер, начальник голландской фактории, писал свой дневник о событиях в Симабара, он включил в него слух, ходивший тогда по Эдо, что на самом деле Амакуса Сиро не был убит в замке Хара, а чудесным образом спасся (ср. с легендой о спасении Ёсицунэ из горящего дома), чтобы вернуться позже и защитить своих людей. См. также о 13-летнем мальчике-христианине, имя которого связывали с возможным восстанием у Нагасаки в 1657-58 годах.

377

Окада, Амакуса, с. 76–77.

378

Цит. у Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 403.

379

Жестокое подавление восстания в Симабара напоминает кошмарные экзекуции рабов, плененных римскими войсками после Сервиллиевекого восстания в 72 году до Р.Х. В обоих случаях власти были намерены устрашить массы террором, и в обоих же случаях они в этом преуспели.

380

Окада, Амакуса, с. 49. Советником был известный воин-министр Сакаи Тадакацу (1587–1662).

381

Роль Амакуса Сиро в неудачной атаке на Томиока не подтверждена никакими документами того времени и могла быть просто частью героической легенды. Сообщали, что его ставка располагалась в порту Футаэ, ближайшем к оконечности Симабарского полуострова.

382

Трудно представить, каким образом атака Нагасаки силами всего 12000 человек могла удаться; однако, если бы христианское население города помогло восставшим захватить необходимое вооружение (особенно — большую пушку), то они вполне могли бы продержаться в замке Хара на несколько месяцев дольше.

383

Цифры, приводящиеся Dr.Ludwig Riess в «Der Aufstand von Shimabara 1637–1638,» Mittheilungen der Dentschen Gesellschaft fur Natur und Volkerkunde Ostasiens, vol.V, Heft 44 (1890) — 20000, но они представляются сильно заниженными. По моим приблизительным расчетам, они составляли 30000. Однако, из-за отсутствия архивов восставших мы принуждены постоянно блуждать во мраке.

384

Главным источником предположения, что под командой Амакуса Сиро было пять руководителей-«ронинов», являлся двуличный актер Ямада Эмонсаку, однако его показания можно ставить под сомнение. По его словам, этим пятерым было каждому за пятьдесят, и все они были в прошлом слугами даймё-христианина, генерала Кониси. Их имена и прочие подробности см. у Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 396 и Окада, Амакуса, с. 21.

385

Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 396.

386

В одной из описаний последней атаки на замок Хара описывается облик осажденных. У большинства из них не было настоящих доспехов, хотя многие были вооружены мечами, луками и копьями. В основном они были одеты в белые хлопковые робы и ушитые штаны. У некоторых были круглые шляпы с ремешками, завязанными под подбородками; на других были самодельные шлемы из железных обручей, набитые соломой и закрепленные над ушами.

387

Среди боевых кличей оборонявшихся был и такой: «Масуда-но Сиро Сёгун!».

388

Хотя Кукебакер участвовал в атаке на замок, он, очевидно, получил сильное впечатление от осажденных. «Если, наконец, будет пленен любой повстанец, — добавляет он к отрывку (цитируемом у Окада, Амакуса, с. 130), — и если среди них будет любой благородный человек или 'вященник, я хотел бы познакомиться с ним.»

389

Окада (Амакуса, с. 253) цитирует некоторые бесшабашные куплеты в стиле «Вперед, солдаты Христа!», распевавшиеся под барабанный аккомпанемент незадолго перед последним приступом замка. Песня была громкой и слышалась в лагере осаждавших, где вызывала заметное удивление — все знали о безнадежном положении оборонявшихся.

390

Паже предполагает, что количество войск властей к концу марта достигло 200000 (Religion Chretienne au Japon, p. 847) но это, вероятно, преувеличение. Официальные японские источники дают подозрительно точную цифру: 100619 к концу марта, и говорят, что под конец кампании было задействовано всего 124000 человек. Общие затраты правительства составили 400000 золотых рё (приблизительно семь миллионов фунтов стерлингов в ценах 1975 года).

391

Население могло сноситься с поддерживавшими их христианами на холмах вне замка с помощью детских воздушных змеев (Окада, Амакуса, с… 256), однако не было никакой возможности получать от них материальную помощь.

392

Там же, с. 195.

393

Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 405; Окада, Амакуса, с. 206.

394

Окада, Амакуса, с. 209. Одно из этих огромных каменных ядер сохранилось на цементном пьедестале в Нагасаки, где его несколько неуместно окружают железные распятия.

395

Окада, Амакуса, с. 254–55.

396

Часто предполагается, что Мацудайра был послан, чтобы заменить генерала Итакура, к которому Бакуфу потеряло доверие. Вряд ли это было так. Когда Мацудайра выехал из Эдо в середине января, восставшие еще не укрепились в замке Хара и у правительства не было причин сомневаться в эффективности действий Итакура. На самом деле Мацудайра был послан не для замещения предыдущего генерала, но чтобы помочь ему как можно быстрее разделаться с восставшими. Однако, Итакура интерпретировал назначение Мацудайра как угрозу своему статусу командующего.

397

Окада, Амакуса, с. 159.

398

Там же, с. 138. В их насмешках содержалась игра слов: сэмэру= 1. «пытать», 2. «нападать».

399

Окада (Амакуса, с. 161) цитирует эту поэму, но сомневается в ее аутентичности.

400

Там же, с. 200, 204.

401

Некоторые даймё, например, воспользовались восстанием, как предлогом, чтобы не платить свои коммерческие долги.

402

У Нагасаки на якоре стояли два голландских корабля, однако Кукебакер, желая, без сомнения, свести до минимума свое участие, немедленно отослал один из них на Формозу и информировал Мацудайра, что для бомбардировки имеется один «де Рип».

403

После того, как мы тщательно изучили ситуацию как на море, так и на берегу, стало ясно, что мы не удастся предпринять ничего эффективного с нашими орудиями, поскольку жилища построены всего лишь из соломы и циновок, парапеты нижней линии обороны сделаны из глины, а верхняя крепость окружена хорошей и высокой стеной, сложенной из тяжелых камней… Было очевидно, что ни огонь батарей армии [сёгуната], ни наших орудий не принесет никакой пользы. (Цит. Murdoch, History of Japan, II:657.) Очевидно, Кукебакер не желал, чтобы его считали ответственным за убийство японских христиан.

404

Сперва Мацудайра настаивал, чтобы голландцы сняли свои орудия и оставили их силам атакующих, но в конце концов Кукебакеру удалось получить разрешение оставить лишь одну из них.

405

Boxer, Christian Century in Japan, p.381. Французский историк Леон Паже сравнивал Николауса Кукебакера с самим Понтием Пилатом. «Как и другой Пилат, после попытки остаться жить там как иностранец, в последний момент он малодушно дрогнул.» Pages, Religion Chretienne an Japan, p. 846.

406

Pages, Religion Chretienne au Japon, p. 846.

407

Окада, Амакуса, с. 230–43.

408

Эбисава, Амакуса Сиро, с. 190–96.

409

Окада, Амакуса, с. 258.

410

Не менее 16 воинов из сил различных даймё заявляли, что они первыми ворвались в замок Хара (итибан-нори), после были также долгие споры — кто же его захватил. Основными документами о штурме являются Записи Семьи Хосокава, в которых намеренно подчеркивается роль Хосокава в окончательной победе. Предводитель сил Набэсима (Повелитель Сага) был помещен под домашний арест за то, что начал преждевременный штурм замка не дожидаясь представителя сёгуна, Повелителя Мацудайра.

411

Письмо от Хосокава Тадатоси, Повелителя Кумамото и предводителя сил Хосокава при Симабара, написанное его отцу непосредственно после падения замка. (Окада, Амакуса, с. 282.) Определенная ирония содержатся в том факте, что Тадатоси (1586–1640) сам был крещен по христианскому обычаю в возрасте девяти лет. Позже он подчинился приказам Токугава и изгнал всех христиан из своих владений, а в возрасте 52 лет он занял ведущее место в преследовании христиан в Симабара. Матерью его была знаменитая Грация Хосокава (1563–1600), прекрасная дочь Акэти Мицухидэ (убийцы Нобунага), которая была обращена в христианство, крещена под именем Грации и вызывала восхищение иезуитов, называвших ее «принцессой Грацией из Танго» Ее муж, Хосокава Тадаоки (1563–1645), один из самых сильных даймё тех времен, говорил иезуитам, что он и сам бы стал христианином, если бы не шестая заповедь, которую он не в силах исполнять. (Boxer, Christian Century in Japan, p. 185.) Когда Исида Мицунари попытался захватить Грацию в плен в 1600 году, чтобы не дать ее мужу поддерживать Изясу, та, противясь плену, предпочла убить себя, нежели попасть в руки врагу. Грация широко почитаема, как образец женской твердости, как человек, пожертвовавший собой ради идеалов. Не может быть ни малейших сомнений в храбрости этой женщины, однако ее смерть безусловно не была актом христианского мученичества.

412

Окада, Амакуса, с. 292.

413

Эбисава, Амакуса Сиро, с. 219-23.

414

По альтернативной версии (Эбисава, Амакуса Сиро, с. 223), герой вышел из хижины, облаченный в свои прекрасные одежды, и был немедленно обезглавлен. По другому описанию (там же, с. 217), мы узнаем, что, пока воины Хосокава метались по внутренней цитадели в поисках предводителя восставших, Амакуса Сиро взошел на трехметровый помост, сложенный из белого камня, и, возведши очи к небесах, стал молить о божественном избавлении. Затем над платформой появилось темное облако. Амакуса Сиро уже собирался взойти на облако и спастись, как вдруг кто-то пустил в облако одну единственную стрелу с белым оперением, и оно немедленно растаяло. Воин Хосокава по имени Нагаока Татаваки воспользовался замешательством молодого человека и, издав громовой боевой клич, убил его одним ударом копья. Это — последнее чудо, приписываемое Амакуса Сиро; вполне типично, что и оно окончилось полной неудачей.

415

По другой версии, идентификация проводилась художником Ямада Эмонсаку, который, несмотря на предательство своего бывшего предводителя, разразился слезами, увидев изувеченную голову. (Эбисава, Амакуса Сиро, с. 221.)

416

Хотя очевидно, что Сасаэмон не знал Амакуса Сиро в лицо, когда убивал его, он был щедро награжден тигё (наделом), в 1000 коку. Позже Повелитель Хосокава высказывал сожаление в том, что предводитель восставших не был схвачен живым. (Эбисава, Амакуса Сиро, с. 223.)

417

Erao tantos, que me emfadava de os contar. Pages, Religion Chretienne au Japon, p. 1410.

418

Эбисава, Амакуса Сиро, с. 231. Приходилось экономить, и пики вырезались из деревянных шестов, использовавшихся атакующими для постройки палисадов.

419

Окада, Амакуса, с. 145, 258, 300; см., также о рисунке на знамени Амакуса Сиро.

420

Murdoch, History of Japan, II:661.

421

По одной замысловатой, но маловероятной теории (Окада, Амакуса, с. 302), «предательство» Ямада являлось в действительности хитроумным планом, разработанным Амакуса Сиро с тем, чтобы, в случае неудачи, остался в живых хоть кто-то один, чтобы рассказать о славной истории восстания и подвигнуть других на продолжение борьбы.

422

Отец героя Дзимбэй и его дядя Гэнсацу были убиты в замке, однако неясно, были ли идентифицированы их головы.

423

Закон Токугава был одинаково жесток как к крестьянам на Кюсю, так и в других местах, когда те решались жаловаться на чрезмерное налогообложение. Типичным представляется дело Сакура Согоро, старосты деревни Кодзу (провинции Симоса), который был распят в 1645 году вместе со своей семьей за то, что осмелился послать центральному правительству петицию протеста против жестоких налогов на местное крестьянство; храбрость Согоро и его трагическая кончина сделали его народным героем и предметом многочисленных яги-буси («баллад из Яги»). Patia Isaku, Japanese Folk Songs, неопубликованная рукопись, 1974.

424

Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 410. Одним из интересных результатов этой насильственной миграции является то, что и по сей день в Симабара можно услышать разные акценты, в зависимости от того, принадлежит ли семья к потомкам тех, кто жил здесь до восстания, или была переселена из других районов Японии после 1638 года.

425

Там же, с. 407. Новая система данка (прихожан), в соответствии с которой каждый японец должен был быть зарегистрирован, как прихожанин одного из буддийских храмов, являлась особо эффективной формой контроля.

426

Некоторые христианские семейства в Нагасаки продолжали втайне отправлять свою веру вплоть до провозглашения свободы вероисповеданий после Реставрации Мэйдзи. Этот примечательный факт, однако, не имел широкого воздействия: всеми правдами и неправдами христианство в Японии было уничтожено к 1660 году; между 1639 и 1658 годами количество арестов резко снизилось из-за уменьшения количества оставшихся в живых. В 1865 году в районе Нагасаки было раскрыто около 100 «тайных» христиан. Они были арестованы местным магистратом и пытаны, в результате чего большинство из них отреклось. Paul Akamatsu, Meiji 1868, London, 1972, р. 214.

427

Boxer, Christian Century in Japan, p.395.

428

Там же.

429

Хотя Амакуса Сиро присутствует на протяжении всего рассказа, он предстает, скорее, как идея или икона, нежели чем как конкретная историческая личность. Героизм восстания в Симабара (как и операций камикадзе тремя веками позже) проявлялся в коллективной форме — в облике командиров и простых сторонников, сражавшихся и погибших в замке; действительный лидер предстает бесстрастной, бестелесной фигурой, которую окружают активные действия его последователей.

430

Мацудайра Нобуцуна был вознагражден за успех при Симабара назначением на должность начальника замка Кавагоэ рядом с Эдо с доходом в 60000 коку. Несколько лет спустя он вновь доказал свою преданность правительству, подавив заговор Юй Сёсэцу — еще одного неудачливого героя эпохи Токугава, подобно Гаю Фоуксу, составившего заговор против правительства и распоровшего себе живот, не желая быть взятым в плен полицией. В 1657 году Мацудайра организовал весьма удачную перезастройку Эдо, после того, как большой пожар уничтожил половину города. Умный и способный министр, он получил прозвище Тиэ Идзу («Мудрец из Идзу»). Однако в современных песнях, фильмах, пьесах и книгах с уважением упоминаются именно такие неудачники, как Амакуса Сиро и Юй Сёсэцу. Повелитель Мацудайра, подобно Фудзивара-но Токихира и многим другим «выжившим», имел тот недостаток, что был реалистом и удачным практиком.

431

Римская католическая церковь признала около 2000 мучеников в Японии в промежутке между 1614 и 1645 годом. Однако, Амакуса Сиро не был включен в их число, что, вероятно, можно также отнести к числу его неудач. Может показаться странным, что героический предводитель великого христианского восстания был лишен лаврового венка мученика. Возможно, для официального признания его таковым, препятствием служила масса неясностей и темных мест относительно его личности. Неортодоксальный социально-экономический аспект восстания также мог быть одной из причин его дисквалификации: восстание, которое, пусть частично, являлось протестом против экономической несправедливости, вряд ли могло представить положительные рекомендации для консервативных католических иерархов Европы XVII века. Брат Майкл Купер из токийского университета «София», которому я глубоко признателен за многие ценные предложения, дал следующий комментарий тому, что Амакуса Сиро не был официально признан мучеником:

… собственно, существует много правил и регулирующих положений для кандидатов на беатификацию — например, он или она должны умереть в odium fidei и без оказания сопротивления. При любой попытке сделать любого из тех, кто был убит в Симабара, «официальным мучеником», advocatus diaboli может построить все возражения лишь на этих двух пунктах, и по обоим их невозможно признать настоящими мучениками. (Письмо к автору от 7 мая 1974 г.)

432

Религиозный герой XIII века, Нитирэн был осужден правительством Камакура и приговорен к смерти (хотя приговор был отменен в самый последний момент). Однако, это осуждение было мотивировано политическими, а не религиозными соображениями. За всю историю Японии не было ни одного буддийского (или синтоистского) лидера, который стал бы мучеником своей веры.

433

Мисима Юкио. Какумэй-но тэцугаку то ситэ-но Ёмэйгаку. «Сёкун», сент.1970, сс. 23–45.

434

Там же, сс. 30, 38–39.

435

«Синь-сюэ» или Постижение Сознания; известна также как Школа Интуиции, или Сознания (син), в противоположность чжусианской Школе Причины или Принципа (ри). Разбор положений этих двух основных школ неоконфуцианства в Китае и Японии вместе с переводами основных текстов см. В кн. Wm. Theodore de Bary, ed., Sources of the Chinese Tradition. New York, 1960, рр. 344-92.

436

Мисима. Какумэй-но тэцугаку…, с. 40.

437

Мисима. Какумэй-но тэцугаку…, с. 36. Презрение Мисима к «безопасной жизни» напоминает мне об одном путешествий в такси, которое я пережил несколько лет назад в Токио. Шофером был молодой человек того типа, который известен под названием «водитель-камикадзе». Подобно средневековому самураю, штурмующему вражескую крепость, он ворвался в центр города на безумной скорости, виляя зигзагами между машинами, автобусами и прохожими, полностью игнорируя светофоры и прочие мелкие помехи. Через десять минут такой самоубийственной езды я попросил водителя остановиться и выпустить меня из такси, объяснив, что вот только что вспомнил об одном важном деле, которое мне нужно сделать по пути. Продолжая ехать на полной скорости, он повернулся ко мне и спросил с презрением: «Неужто так жалко жизни?» Сейчас я понимаю, что, по крайней мере в одном отношении, молодой водитель принадлежал к укоренившейся в Японии героической традиции, и я уверен, что и Осио Хэйхатиро, и Мисима обнаружили бы с ним духовное родство.

438

Генерал Ноги Марэскэ (1849–1912), герой Русско-Японской войны, совершил харакири в день похорон императора Мэйдзи, дабы сопровождать своего повелителя после смерти; мадам Ноги, достойная жена самурая, также покончила с собой. В целом считалось, что это — последний пример древнего японского обычая дзюнси (самоубийство подчиненного по смерти предводителя), — по крайней мере, до тех пор, пока главный последователь Мисима, г-н Морита Хиссё не совершил харакири срезу же после смерти своего лидера. Генерал Ноги был горячим сторонником философии Ван Янмина, положения которой он разъяснял, служа наставником наследника престола (будущего императора Тайсё). Самоубийство Ноги в предвоенной Японии широко превозносилось и выставлялось в качестве доказательства того, что древние благородные традиции живы и в XX веке. В книге Като Гэнти «Сущность синто» (Токио, 1954, с. 12) цитируется стихотворение Куроива Руйко — редактора «Ёродзу Тёбо»:

Ошибаясь, я считал его

Старым солдатом;

Сегодня я признаю его

Воплотившимся божеством.

439

Мисима замечает, что выдающийся историк-интеллектуал, профессор Маруяма Масао в своей монументальной работе по истории японской мысли (Нихон сэйдзи сисо кэнкю-си) уделил Ёмэйгаку (философии Ван Янмина) всего одну страницу. После эры Мэйдзи, пишет Мисима, в среде интеллектуалов марксизм занял место Ёмэйгаку, точно так же, как «гуманизм» — место Сюсигаку (философии Чжу Си). Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, сс. 23–24.

440

Он имеет в виду и то, что писал Сайго, и его самопожертвенные действия, приведшие к кульминации его выдающуюся жизнь.

441

Текст молодого человека — Inoue Tetsujiro, The Philosophy of the Japanese Wang Yang-min School.

442

Ср. изречение Ван Янмина: «Знание есть начало поведения; поведение есть завершение знания.» См. Edwin Reischauer and John Fairbank, East Asia, the Great Tradition. Boston, 1958, где ведется дискуссия о политическом подтексте этой философии.

443

Мисима, Хомба, с. 373.

444

Письмо Мисима пространно цитируется в The Eloquence of Protest by Harrison Salisbury, Boston, 1972, p. 137–38. Письмо было написано по-английски, и я сделал несколько незначительных поправок (например изменив «very seldom persons» на «very few people»).

445

Кавабара. Сайго дэнсэцу, с.26.

446

Ссылка нa: Hugh Borton, Peasants Uprising in Japan of the Tokugawa Period. 2nd ed.. New York, 1968.

447

Хэйхатиро-сама. Тэцуо Надзита, «Осио Хэйхатиро (1793–1837)» в кн. Albert Craig and Donald Shively, eds.. Personality in Japanese History, Berkeley, 1970, pp.155-79.

448

Китадзима Масамото. Бакухансэй-но кумон. Токио, 1966, с.426.

449

Мисима особенно впечатляла эта Лига («Симпурэн»); большая часть его «Хомба» посвящена описанию этого неудачного переворота и его влияния на молодого героя романа Исао.

450

«Сэнсиндо Сацуки», составлено в 1833 г. См. Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 25.

451

«Движение за свободу и человеческие права» (дзию дзинкэн ундо) хотя и ставило целью создание парламентского правительства и проведение открытых демократических реформ, зачастую было отмечено активностью, граничившей с жестокостью, которую можно скорее отнести к японской самурайской традиции (представленной такими людьми, как Осио и Сайго), чем к аналогичному движению на Западе в XIX веке. Газета движения «за народные права» помещала в 1876 году статьи с такими заголовками, как «Свобода должна быть куплена свежей кровью» и «Тираны-начальники должны быть уничтожены», — их вполне мог бы набросать за сорок лет до этого сам Осио. См. John Fairbank, Edwin Reischauer, Albert Craig, East Asia, the Modern Transformation. Boston, 1965. Авторы отмечают (ук. соч. с. 234), что «Окубо, самый влиятельный человек в правительстве, был убит в мае 1878 года экстремистами, достаточно невразумительными мотивами которых было отомстить за смерть Сайго и защитить 'народные права'».

452

Эти крупномасштабные выступления против растущих цен на продовольствие в основном принимали формы (как и в 1837 году) нападений на богатых рисоторговцев; иногда, однако, ярость была направлена против полиции, и для подавления бунтовавших приходилось вызывать регулярные войска. (Абэ Синкин. Осио Хэйхатиро, в сб.: «Нихон дзинбуцу-си тайкэй» [Большая серия биографических очерков о знаменитых японцах]. Токио, 1959, 1У:280.) Абэ ссылается на книгу Исидзаки Тококу (Осио Хэйхатиро нэнпу), в которой Осио фигурирует в качестве героической фигуры для участников рисовых бунтов.

453

Например Накано Сэйго, член парламента и глава Великой Восточноазиатской Лиги («Дай Тоа Рэммэй») и других ультранационалистических обществ, совершивший харакири в 1943 году после размолвки с генералом Тодзё. Накано верил в «твердые действия» и приветствовал нападение Японии на Россию ради помощи Китаю. См.: Richard Storry, The Double Patriots, London, 1957, p. 150.

454

См.: Storry, Double Patriots и Ivan Morris, Nationalism and the Right Wing in Japan, London, 1960, приложение IV. Перевороты, особенно в феврале 1936 года, играли, как правило, прямо на руку консервативному милитаристическому истэблишменту, который пользовался ими для подавления оппозиции.

455

См. Абэ, Осио Хэйхатиро, сс. 279-80 — наименования.

456

Осио Хэйхатиро Мори Огай был впервые опубликован в 1914 году. Это — занимательная история героя, которая, впрочем, с исторической точки зрения должна восприниматься с известной осторожностью. По Мисима — Какумэй-но тэцугаку…, с. 30 — «аполлонистический» подход Огая сделал для него трудным душевное постижение активного Осио, деятельность которого была целиком и полностью «дионисийской». Только «симпатия к проигравшему» (хоганбиики), приобретенная Осио у японцев после того, как его восстание провалилось, и он был вынужден принять роль жертвы (то есть уподобиться Ёсицунэ в конце жизни), позволило Огай отнестись к своему герою с уважением.

457

Восстание началось в 7 часов утра 19 февраля (1337 года); барабан пробил сигнал к отступлению незадолго до полудня. Детальное описание можно найти в книге Кода Сигэтомо Осио Хэйхатиро, Осака, 1942, с. 131–213; см. также Мори Огай, Осио Хэйхатиро, изд. «Иванами сётэн», Токио, 1960, с. 36–37.

458

Самое полное биографическое описание см. у Кода Сигэтомо в Осио Хэйхатиро.

459

Во времена восстания Осио население Осака было приблизительно 337000 человек, — в конце XVII века — 400000 человек. В Эдо — столице сёгуната, проживало более миллиона населения.

460

Имя отца героя было Атобэ Итиро; из того немногого, что мы знаем об этом джентльмене, он предстает перед нами консервативной фигурой, сторонником истеблишмента, скрупулезно исполнявшим свои обязанности, но полностью лишенным блеска, присущего его сыну. Хэйхатиро был сперва принят семьей Сиода, а затем — Осио, имя которых он сохранил на всю остальную жизнь. См. генеалогическую таблицу в кн. Мори Огай, Осио Хэйхатиро,с. 68-9.

461

Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 32. «У нас нет сведений о том, как маленького Мартина учили чистоте», — пишет с плохо скрытым сожалением Эрик Эриксон (Young Man Luther: A Study in Psychoanalysis and History. New York, 1962, p.248.). Мы связаны отсутствием подобной ценной информации также в отношении Осио Хэйхатиро и прочих японских героев.

462

См. фронтиспис книги Кода Сигэтомо Осио Хэихатиро.

463

Мори, Осио Хэихатиро, с. 26.

464

О попытке самоубийства Сайго см. ниже. Описание опыта, пережитого Осио на озере Бива см. у Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с.33, 38; Мисима пишет об этом, как о рёти-э-но симпитеки тайкэй (мистическом опыте, [приведшем Осио] к интуитивному знанию).

465

Цитируется из «Сэнсиндо Сацуки» у Мисима в Какумэй-но тэцугаку…, с. 33–34.

466

Там же, с.34. Остается только догадываться, что могли понять невежественные крестьяне из слов Осио о ки-тайкё и тирёти, однако им, безусловно льстило подобное внимание со стороны известного самурая-ученого.

467

Мори, Осио Хэйхатиро, с.28 — приводится список основных трудов Осио

468

Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 34.

469

См. Абэ, Осио Хэйхатиро, с.293 о деталях.

470

Морской петух (lepidotrigia miscoptera) — морская рыба с большой головой, бронированным туловищем и тремя грудными лучами. Она полна костей и шипов и малосъедобна для кого бы то ни было, кроме героя в ярости.

471

О влиянии Ёмэйгаку (философии Ван Янмина) в Япония см. стр. 181-83. Среди известных ее сторонников прошлого века были Ёсида Сеин (см. прим. к Гл. 2), Сайго Такамори, генерал Ноги и Мисима Юкио — все, что особо примечательно, люди действия.

472

de Вагу, ed.. Sources of the Japanese Tradition, New York, 1958, p.379.

473

Полное изложение см. у Надзита, Осио Хэйхатиро (в разных местах), у Craig and Shively, Personality in Japanese History, и de Bary, Japanese Tradition, pp.378-92. Помимо цитированных выше японских источников, я пользовался обеими этими работами для конспективного описания философии Ван Янмина и ее проявлений в Японии.

474

В японской традиции существует четкая дихотомия между «конформистским» подходом, представленным, например, официальным хэйанским буддизмом школ Тэндай и Сингон и Чжусианским неоконфуцианством, отраженным; в пословицах типа дэру куги ва утарэру (высовывающийся гвоздь загоняют обратно), или нагаи моно-ни ва макарэё (плетью обуха не перешибешь), и индивидуалистичным, неортодоксальным, «эксцентричным» подходом, видимым в иконокластике Нитирэна, некоторых формах Дзэн и неоконфуцианстве Ван Янмина. Большинство героев, потерпевших поражение, естественно являлись сторонниками второго подхода.

475

Я уклонился от более буквального перевода понятия тайкё, как «Великая (Абсолютная) Пустота», поскольку в нем содержатся нежелательные нигилистические коннотации.

476

Чжу Си подчеркивал дуализм:

причины следствия знания действия личности объекта активного пассивного прошлого настоящего жизни смерти позитивного негативного высшего низшего мужского женского и пр., и пр.

По метафизике Осио (моно-но тай наси — между вещами нет противопоставлений), мы можем достичь истины только путем осознания единства всех этих, казалось бы, взаимоисключающих категорий. Настаивание Осио на необходимости превзойти различения по временным категориям ни в коем случае не специфично лишь для философии Ёмэйгаку. В этом смысле его тайкё аналогично «воле Божией» в Ветхом Завете, хотя, разумеется, это гораздо более абстрактная концепция: «…человек не в состоянии измерить волю Бога, проистекающую из центра, находящегося вне достижения человеческого категоризирования. Безусловно, категории полностью разбиваются Вседержителем Книги Иова и остаются разбитыми до конца» [выделено мной — A.M.] (Campbell, The Него with a Thousand Faces, New York, 1956, р. 148.) Как замечает Кэмпбелл (Hero…, pp.148, 152, 171 и пр.), моральные ценности не являются критерием героя; то, что необходимо, это высшее внутреннее видение, трансцендентная сила, выходящая за рамки всех пар оппозиций и уничтожающая все категории. На Западе эта сила (или «судьба») обычно ведет к практическому успеху — либо при жизни героя (Лютер, Вашингтон и др.), либо после его смерти (Джон Гусе, Жанна д'Арк и др.); в Японии же «искренность» среди извращенных мирских установок практически всегда встает на пути прагматических выгод.

477

Цит. у Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 36.

478

Иноти ва комо ёри мо кароси. Ср. у Судзуки и Хирота в «Кодзи котовадза дзитэн» [Словарь древних пословиц], Токио, 1956, с. 83.

479

Мисима, Какумэи-но тэцугаку…, с. 42.

480

Там же, с. 29. Образ Осио напоминает библейское выражение «сквозь тусклое стекло» [1 Кор. 13.12], однако, несомненно. Св. Павел говорил о духовном спасении через любовь, нежели чем через самопознание.

481

Это — начальные строки из «Классика Трех Иероглифов» Цзы Чина.

482

Кёся-но готоси. Надзита, Осио Хэйхатиро, с. 163. За более чем шесть веков до этого буддийский отшельник Камо-но Тёмэй написал: «Если мы будем следовать путям мира, вещи будут для нас трудны; если мы откажемся следовать им, нас сочтут сумасшедшими (кё сэру ни нитари)». Камо-но Тёмэй, Ходзёки, изд. «Юсэйдо», Токио, 1963 с.54.

483

Lytton Strachey, The End of General Gordon, in «Eminent Victorians». London, 1948, p.251.

484

Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 29–30.

485

Там же: Ситтэ оконавадзару ва имада корэ сирадзару нари.

486

Миякэ Сэцурэй (1860–1945) был создателем националистического общества и основателем влиятельного журнала, противостоящего вестернизации и ратовавшего за возврат к «японскости». Его замечания об Осио оспариваются Надзита (Осио Хэйхатиро, с. 159): «Слишком высокая оценка, право, для того [Осио], кто погиб, предводительствуя обреченным и во многих отношениях жалким восстанием».

487

Единожды встав на путь, Осио принял ту точку зрения, что его основная преданность должна принадлежать императору — воплощению вечных японских ценностей, а не Бакуфу, которое являло собой временную, земную власть. Единство императора и его народа представляло абсолютную моральную ценность, стоящую выше любых мирских обязанностей. По Осио, «предательство» императорского дома со стороны Бакуфу стало особо нетерпимым после того, как в 1335 году Такаудзи «злодейски» полностью переменил свои взгляды (см. Надзита, Осио Хэйхатиро, с.171). В этом смысле Осио был предвестником роялистского движения, которое позже в том же веке было представлено такими лидерами, как Окубо и Сайго; иногда его изображают в качестве предтечи Реставрации. Целью безнадежной борьбы Осио с властями, однако, было не «реставрировать императора» (он никогда не выказывал даже самого отдаленного интереса к Нинко Тэнно, правившему в то время), но «спасти людей» (кюмин), в частности экономически угнетенных жителей Осака; было бы анахронизмом рассматривать его восстание, как попытку изменить политическое status quo в пользу централизованного императорского правления.

488

Оправдывая свое выступление против власти Бакуфу, Осио часто пользовался историческими аналогиями. Во многих его лекциях упоминались герои конца династии Мин, следовавшие положениям философии Ван Янмина и бросавшие вызов государственной власти в попытках установить в империи справедливость и помочь слабым и бедным. Яростно лояльные старой династии Мин, эти герои отдавали свои жизни в слабом сопротивлении манчжурским «узурпаторам», которые, следуя точке зрения Осио на китайскую историю, были аналогичны Бакуфу эпохи Токугава. Надзита, Осио Хэйхатиро, с.68. Тот факт, что минские роялисты совершенно очевидно отстаивали безнадежное дело и были обречены на уничтожение, подтверждал героическую искренность их мотиваций. Среди современных западных героев, подчеркивавших важность искренних действий вне зависимости от временной лояльности и практических последствий, которые, подобно Осио Хэйхатиро и Сайго Такамори, шли на то, чтобы быть опозоренными и убитыми, преследуя лояльность более высокого плана, был ирландский патриот сэр Роджер Кэйсмент. Он также с большим усердием служил правительству, для которого позже стал предателем и которое его безжалостно уничтожило. В своей речи со скамьи подсудимых в Олд Байли сразу же после того, как его приговорили к повешению в июне 1916 года, Кэйсмент заявил словами, которые вполне могли бы принадлежать Осио, или Сайго: «…моя 'измена' основывалась на безжалостной искренности, вынудившей меня в свое время выразить в действии то, что я выражал словами.» (Brian Inglish, Roger Casement, New York, 1973, p.345.) В своей «безжалостной искренности» и в своих поражениях (Кэйсмент говорил о себе, как об «одном ирландце, который сделал попытку и потерпел поражение,» - там же, с.406) они все походили друг на друга; большая разница заключается в том, что Кэйсмент так и не стал английским героем.

489

Детальный разбор см. в кн. Borton, Peasant Uprising in Japan of the Tokugawa Period, New York, 1968. Как указывает профессор Бортон, целью обычного икки было исправление конкретных, местных несправедливостей, а не изменение всей системы (ук. соч., с. 95). У восстания Осио была более широкая теоретическая основа, чем у любого другого, однако «революционным» его можно назвать лишь в самом общем приближении.

490

Надзита, Осио Хэйхатиро, с. 177.

491

Маэда Итиро. Осио Хэйхатиро, в сб.: «Нихон рэкиси кодза» [Разыскания по японской истории], Токио, 1952. «Четырьмя социальными стратами» (симин) были самураи, крестьяне, ремесленники и торговцы.

492

Надзита, Осио Хэйхатиро, с. 177, 170.

493

Ихара Сайкаку признал это в XVII веке; большинство его поздних историй тёнин повествуют о трудном экономическом положении беднейших горожан. Уже к концу века стали заметны признаки экономической стагнации, а меркантильный капитализм, похоже, больше не предоставлял тех возможностей, что были раньше. Самые неудачливые семьи тёнин не могли вырваться из пут нищеты, как бы упорно они ни работали. «Времена изменились, — писал Сайкаку. — Теперь только серебро может произвести ещё больше серебра. Сейчас уже не столько ум и сообразительность приносят человеку доход, но просто сам факт обладания капиталом». В своих поздних работах Сайкаку обращает внимание на самую темную сторону жизни тёнин. Впервые он отводит свой взгляд от высшей буржуазии, унаследовавшей или приобретшей богатства, и рассматривает средний и нижний уровни городского общества, переходит от индивидов, пользующихся деньгами, к используемым ими. Сайкаку оставил единственную сохранившуюся запись о жизни нуждавшихся горожан XVII века, которые не только ничего не приобрели от возвышения класса торговцев, но были вынуждены бороться за свое повседневное существование. (Ivan Morris, The Life of an Amorous Woman, New York. 1963, pp. 28–29.)

494

Акамацу, Мэйдзи 1868, Лондон, 1972, с. 26

495

Borton, Peasant Uprisings, pp. 35–36.

496

Там же, с. 44–45. Восстание произошло в северо-восточном районе Айдзу (неподалеку от современной Фукусима), в уделе повелителя Мацудайра Нарисада. Представляется типичным следующий указ, изданный после подавления восстания 1836 года в отчаянно бедной горной провинции Каи:

Поскольку эти люди явились зачинщиками выступления по вопросу трудностей в приобретении риса, поскольку они разбивали зерновые амбары… угрожали тем, что сожгут резиденцию наместника, если тот не откроет ворота, возбудили восстания в нескольких деревнях… предводительствовали в движении и несли знамена, они подлежат распятию.

Там же, с. 92; детали см. у Кода, Осио Хэйхатиро, с. 130.

497

В 1830 году 1 коку риса стоил 88.5 моммэ серебра. Цена выросла до 119.9 моммэ в 1833 году, до 155.7 — в 1836-м и до 294 — в 1837 году. (К 1840 году она упала до 63.4.) Borton, Peasant Uprisings, — на с. 208–209 приводится перевод полезной таблицы цен на рис с 1616 по 1866 год, составленная профессором Хондэ.

498

Borton, Peasant Uprisings, p. 88.

499

Некоторые примеры канси, составленных Осио, см. у Абэ, Осио Хэйхатиро, с. 290–291. Ср. «социальные» стихотворения Митидзанэ, стр. 48.

500

По другим сведениям, к Атобэ воззвал приемный сын Осио — Какуноскэ: когда он доложил об официальном отказе, с Осио, как передают, случился приступ неудержимой ярости. В действительности, об этом не сохранилось никаких документальных подтверждений, так что вся история с воззванием может быть просто частью героической легенды, возникшей после смерти Осио. Кода, Осио Хэйхатиро, с. 144. Продажа библиотеки, впрочем, представляется неоспоримым фактом.

501

Абэ, Осио Хэйхатиро, с. 302. См. там же, с. 299–300, краткое содержание «Гэкибун», написанного Осио. Китайский язык был языком конфуцианства и официальных правительственных документов. По профессору Абэ, копии Воззвания были разосланы в основном в близлежащие деревни по берегам реки Ёдо и дошли лишь до малой части той аудитории, для которой Осио их предназначал. Знаменательно, для «сельской» направленности Осио, что в самом городе не производилось никакого организованного распространения.

502

Призыв Осио «вернуться к Дзимму» (легендарный первый император Японии) и частые упоминания богини солнца Аматэрасу Омиками вряд ли указывают на революционный подход к делу.

503

Осио приводит в пример Тайра-но Масакадо, восставшего в Х веке против правительства, контролировавшегося кланом Фудзивара, и Акэти Мицухидэ, убившего Ода Нобунага (первого из великих объединителей страны) в XVI веке. Оба они были людьми героического склада, однако потерпели неудачу (по Осио), так как их поступки мотивировались политическими амбициями.

504

Двумя посланниками были Атобэ из Восточного Магистрата и Хори, назначенный в Западный Магистрат (ниси матибугё) 8 марта и совершивший свою первую официальную инспекционную поездку по городу.

505

Borton, Peasant Uprisings, p. 29 говорит о недостаточной поддержке восставших крестьян со стороны «ронинов». Частично это произошло по причине их традиционного презрения к низшим по положению, а частично — из-за отсутствия общности интересов.

506

По причине полного невнимания Осио к практическим делам, он и его семья оказались в стесненных обстоятельствах сразу же после его отставки в 1630, и ему часто приходилось зависеть от финансовой поддержки своих учеников.

507

Китадзима Масамото, Бакухансэн-но кумон, Токио, 1966, с. 425.

508

Поминутное описание хода событий 25 марта см. у Мори, Осио Хэйхатиро, с. 66–67.

509

Новость была сообщена главному министру сёгуната Мидзуно Тадакуни 1 апреля 1837 года.

510

Список их имен дает Кода, Осио Хэйхатиро, с. 216.

511

Мори, Осио Хэйхатиро, с. 47.

512

Там же, с. 75.

513

Детальный план дома Горобэй и описание кровавых событий 1 мая см. у Кода, Осио Хэйхатиро, с. 236.

514

Там же, с. 236.

515

См. J.C.Hall, Japanese Feudal Laws, Transactions of the Asiatic Society of Japan XLI, pt.5, Tokyo, 1913 — перевод «Эдикта в ста разделах» (О Садамэгаки Хяккадзё), где описываются процедуры и правила для судов магистратов в эпоху Эдо. Применение жестоких наказаний и особенно использование пыток стало особенно частым в заключительный период сёгуната Токугава, возможно — как реакция на участившиеся восстания; «Эдикт в ста» разделах содержит леденящие кровь примеры юридической жестокости в мировой судебной литературе.

516

См. Абэ, Осио Хэйхатиро, с. 292 — подробности. Торговец полотенцами Горобэй был приговорен к тюремному заключению (гокумон), что, учитывая его возраст, было равносильно смертному приговору.

517

Полный текст указа цитируется Кода, Осио Хэйхатиро, с. 268–70. Раздел 103-й О Садамэгаки Хяккадзё гласит:

Обычно наказание распятием должно проводиться или в Асакуса, или в Синагава; могут, однако, быть случаи, когда преступник посылается для наказания на место преступления. Доска с записью фактов свершенного и степени наказания должна быть выставлена на три дня рядом с трупом, который следует передать эта [париям] ответственным за погребение. Выставление преступника для публичного обозрения перед распятием зависит от обстоятельств дела… (Hall, Japanese Feudal Laws, p. 791.)

518

Мори, Осио Хэйхатиро, с. 83. Семнадцать из главных обвиняемых погибли в тюрьме от жестокого обращения, шестерым удалось сделать харакири. Лишь один из обвиняемых, приговоренных к распятию, был живой, когда его прикрепляли к кресту.

519

Единственным исключением был крестьянин по имени Нисимура, тело которого успело разложиться до засаливания; чиновники Бакуфу приказали стереть его могилу с лица земли (фумбо хакай). Кода, Осио Хэйхатиро, с. 240.

520

Сакамото Гэнноскэ был храбрым и находчивым офицером, без сомнения — самым выдающимся бойцом в правительственных войсках. Во многих странах именно он, а не потерпевший полное поражение Осио, фигурировал бы в качестве героя 1837 года; однако в Японии его имя известно только ученым. Интересно, что Сакамото был старым другом Осио, и даже втайне написал о нем хвалебный труд. Абэ, Осио Хэйхатиро, с.279; см. также Мори, Осио Хэйхатиро, с. 4.

521

Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 51.

522

Цит у Акамацу, Мэйдзи 1868, с. 62.

523

Реформы Тэмпо проводились в 1841–1843 годах под руководство Мидзуно Тадакуни. Вполне возможно, что Тадакуни подтолкнуло к действию выступление Осио, однако совсем не похоже, что его вдохновили принципы, которыми Осио руководствовался. Как бы там ни было реформы Тэмпо полностью провалились, и до конца периода Токугава более подобных попыток не было.

524

К 1863 году цена 1 коку риса поднялась до 325 моммэ, а два года спустя — до 1300 моммэ.

525

См. Borton, Peasant Uprising, pp. 94–95.

526

Танака Согоро, Сайго Такамори, Токио, 1958, с. 276–77.

527

В The Mindful Peasant: Sketches for a Study of Rebellion, Journal of Asiatic Studies, August 1973, pp. 579-89 профессор Ирвин Шнайдер пишет о влияниии Осио на крестьянские восстания в начале периода Мэйдзи. Так, во время восстания Носэ «за обновление мира», крестьянские вожаки провозгласили, что Осио непосредственно вдохновляет их действия, говоря о нем, как о Ёнаоси Даимёдзи («Великом Божестве Обновления Мира»). Как указывает профессор Шнайдер, Осио дал крестьянам вдохновение, но не программу, или идеологию. В частности, их привлекала его идея реставрации Века Богов (дзиндай фукко), при которой они освободились бы от эксплуатации местных чиновников, ростовщиков, торговцев-монополистов и всех остальных, пользовавшихся их слабостью. Для понимания японской героической традиции особенно важно иметь в виду, что предводители этих восстаний не ожидали победы (там же, с. 587) и принимали мученическую смерть «ради общества, чтобы мир узнал наш гнев».

528

Я не могу согласиться с профессором Бортоном, когда он пишет (Реаsant Uprisings, р. 93), что «восстание [Осио] было обречено на поражение не из-за недостатка храбрости у его руководителя, но по причине предательства одного из его последователей».

529

Объявление профессора Абэ типично для послевоенных японских историков. По Абэ, неудачная попытка Осио организовать «антифеодальные» элементы в стране с самого начала обрекла его движение на неудачу (Абэ, Осио Хэйхатиро, с.283). Он также указывает (там же, с. 304), что основная поддержка Осио оказывалась землевладельцами (дзинуси) и прочими членами традиционного правящего класса деревни (дэнтотэки сонраку сихайся), и что это ограничило возможность получения массовой поддержки восстания. Действительно, самурайское происхождение Осио могло препятствовать организации эффективной массовой поддержки, однако история сотен других неудачных икки показывает, что идея «антифеодальных» массовых волнений в Японии времен Токугава является анахронизмом.

530

Абэ, Осио Хэйхатиро, с. 276.

531

Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. ЗЗ.

532

Беспечная непрактичность Осио признавалась его современником — известным историком-философом Рай Санъё (1780–1832). Когда он посетил кабинет Осио приблизительно через пару лет после того, как тот оставил правительственную службу, Рай написал стихотворение, где восхвалял Осио, как истинного последователя Ван Янмина, однако добавлял:

Боюсь только, что при всем выдающемся таланте тебя может постичь несчастье;

Молю тебя — вкладывай меч в ножны после того, как отполируешь его;

Напиши [эти] строки на стене и чаще на них поглядывай.

Цит. у Надзита, Осио Хэйхатиро, с. 175.

533

Times Literary Supplement, December I, 1972, p.1445. Обозреватель упоминает Дон Кихота, героя западной литературы, который во многих отношениях (например — вызывающий улыбку разлад между намерениями и результатами) стоит максимально близко к японскому типу героя, потерпевшего поражение.

534

План поставить памятник впервые возник в 1885 году, через шесть лет после самоубийства Сайго; основным спонсором был Фукудзава Юкити (1854–1901), написавший проект и опубликовавший макет в газете. Проект был оставлен незавершенным из-за опасений правительства (для которого Сайго все еще был осужденным бунтовщиком), и намерения эти не реализовывались вплоть до принятия в 1889 году конституции Мэйдзи. Вслед за удачным обращением к народу с просьбой о финансовой поддержке, на который откликнулись около 25 тысяч человек, заказ на постройку статуи получил придворный мастер Такамура Коун (1852–1954), закончивший свою работу в 1898 году.

535

Сакамото. Нансю-О, с. 46.

536

Это прозвище того времени («Дайсайго») относится как к фигуре, так и к героическому облику Сайго; оно также использовалось, чтобы отличить его от брата Цугумити (1845–1902), карьера которого в правительстве хотя и увенчалась блистательным успехом, но так и не принесла ему титула «великого».

537

Тэнти ирэдзару тётэки. Итагаки Тайскэ (1857–1919), цит. у Кавабара Хироси, Сайго Дэнсэцу (Токио, 1971), с. 68.

538

Из описания Каваками Такэси, цитируемого Мусякодзи Санэацу, «Сайго Такамори» (перевод и адаптация Сакамото Мориаки в Great Saigo, The Life of Takamori Saigo (Tokyo, 1942). Я привожу цитаты из версии профессора Сакамото, которая дальше указывается, как «Мусякодзи».

539

Статья из «Хоти Симбун», цитировавшаяся на стр. 180 «The Tokio Times» от 29 сентября 1877 года. «The Tokio Times» — американский еженедельник, была одной из самых ранних англоязычных газет в Японии. В ее описаниях Сацумского восстания чувствуется сильная анти-сайговская позиция. В противоположность этому, конкурировавшая с ней британская газета, выходившая в Японии в то время, «The Japan Mail», постоянно поддерживала дело Сайго; в этом выражены особые британские связи с Сацума, возникшие после визита в 1866 году в Кагосима сэра Гарри Паркеса, а также пробританскими настроениями самого Сайго.

540

Предисловие Соэдзима Танэоми (1828–1905) цитируется Сакамото Мориаки в его Вступлении к Нансю-О (Сайго Такамори) — «Посмертные Слова», — неопубликованном манускрипте (в дальнейшем упоминаемого, как Сакамото, Нансю-О), с. 25. Я глубоко признателен Сакамото Мориаки (ранее — профессор университета Кагосима), предоставившему мне обширный материал о Сайго Такамори, с которым его семья имеет тесную родственную связь (его отец и три дяди сражались на стороне восставших в 1877 году, двое дядей были убиты). Относительно популярности Сайго среди противников, например — членов клана удела Сёнаи, профессор Сакамото пишет: «Есть ли примеры, подобные этому, в какой-либо другой стране мира? Разве народы, побежденные Наполеоном, издали книгу его трудов после смерти? Разве евреи, (уничтожавшиеся) Гитлером, издали его работы посмертно?» (Из неопубликованных заметов, посланных автору.)

541

Я понимаю, что дихотомия «левых-правых» в японской политике особенно проста, там обе крайности имеют между собой много общего, и люди часто переходят «справа налево» и наоборот (см. мою книгу Nationalism and the Right Wing in Japan (London, I960), особенно Appendix V, «Political Attitudes in Japan»). Однако, в исследовании популярности Сайго полезно разделять его последователей по принципу того, делали ли они из него символ, исходя прежде всего из популистских, либеральных систем ценностей, или их подход был традициональным, «японистическим». Этим разделением я вовсе не хочу внушить, что, к примеру, движение «за народные права» в каком-либо смысле проистекало от «левого» крыла.

542

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 79. Так, Наказ Тёмин (1847–1901), известный писатель и редактор, основавший «Свободную газету» («Дзию Симбун») и познакомивший Японию с «Социальным Договором» Руссо, публично призывал героя возглавить движение «за народные права» против правительства, — несообразный призыв к человеку с такими политическими взглядами, как у Сайго. Многие из этих «про-Сайго» настроенных адвокатов движения «за народные права» были посажены в тюрьму и жестоко гонимы как правительством Окубо, так и его преемниками.

543

«Тэйтю Корон» Фукудзава Юкити, цитируемый у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 72. По Фукудзава, Сайго Такамори, который всего несколько лет ранее почитался, как второй Кусуноки Масасигэ, теперь официально рассматривался, как архипредатель Тайра-но Масакада (ум. в 940 г)

544

Сакамото, Нансю-О, с. 4, 31.

545

Как смели противники Сайго называть его предателем?… Он так же искренен в своем почтении к императору, как и высшие лица в правительстве. Со времени Сацумского восстания, оппоненты обрушивались на него с яростными нападками, однако ни один не приписывал ему хитрости, или неискренности; когда речь заходит об искренности, они не могут упрекнуть Сайго в ее отсутствии. Таким образом, ясно, что Сайго — не изменник императорскому делу, но, скорее, человек, почитавший Его Величество более, чем кто бы то ни было в мире. Сайго мог вести себя некорректно по отношению к правительству Окубо, но никогда — в отношении всей страны. [Фукудзава, цит. у Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 72.]

546

Сакамото, Нансю-О, с. 4.

547

Утимура Кандзо (1861–1930), Дайхётэки Нихондзин. Токио, 1907. См. также Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 144.

548

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 17–20.

549

К примеру, Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 50. Нитобэ Инадзо (1862–1955) известный новообращенный христианин, в качестве официального представителя в Лиге Наций ставший красноречивым адвокатом перед международным сообществом, поддается подобному же искушению, когда представляет великого японского героя в качестве христианского malgre lul. Bushido: The Soul of Japan (Rutland, Vt., and Tokyo, 1969 and 1972; впервые опубликовано в 1905). Нитобэ пишет своей витиеватой викторианской прозой следующее:

И еще отрывом могу я привести из Сайго, в присутствии которого «сам стыд сидеть стыдиться». «Путь — это путь Неба и Земли; дело человека — ему следовать; посему сделай целью своей жизни почитание Небес. Небо любит меня и всех остальных единой любовью; посему, той же любовью, коей любишь себя, полюбляй и других. Не человека делай себе соратником, но Небо, и в этом партнерстве с Небом старайся изо всех сил. Никогда не осуждай других, но всегда следи, чтобы не оступаться самому.»

Некоторые из этих высказываний напоминают нам христианские постулаты и показывают, насколько далеко естественная религия может проникнуть своим откровением в практической морали. Высказывания эти не оставались просто словесами, но реально воплотились в деяниях [Сайго]. (Nitobe, Bushido: The Soul of Japan, [Tokyo, 1972 ed.], p.78.)

550

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 89–91. Котоку Сюсуй был казнен в 1911 году в возрасте 40 лет. Для японских левых он стал героем и, поскольку жизнь его окончилась трагически, а немедленным результатом смерти стал полный крах социалистического движения, ради которого он боролся; его можно классифицировать, как сектанского героя-неудачника.

551

Там же, с. 89

552

Относительно воззрений Тояма Мицуру (1855–1944) см. Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 108–110.

553

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 140–142. Хотя Кита Икки (1884–1957) никогда даже близко не приближался к степени обретения статуса национального героя, исследование его характера и жизни открывает занятные совпадения с Сайго Такамори. Оба они сочетали глубокую чистоту и искренность мотивов с ненавистью к «продажным политиканам», слишком робевшим, чтобы занять твердую позицию во внешнеполитических вопросах; оба были чрезвычайно энергичны и активны, однако в практических делах оба ориентировались чрезвычайно слабо и были вовлечены в плохо рассчитанные выступления, зачинщиками которых были их фанатичные молодые последователи, что и привело их в конечном счете к краху. Другим известным почитателем был политик правой ориентации Накано Сэйго (1886–1945), основатель «Тохо-кай» (Восточной Ассоциации) и Генеральный секретарь Ассоциации Содействия Императорскому Правлению, сделавший себе харакири после долго тянувшейся вражды с генералом Тодзё. Когда нашли его тело, на столе рядом лежала открытая книга Сайго.

554

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 145. Особенно Сайго был популярен в среде фрондировавших армейских офицеров «Фракции Императорского Пути'» («Кодо-ха»). Бунтующий, нонконформистский характер делал его несколько подозрительным для некоторых офицеров высшего эшелона из соперничавшей «Фракции Контроля» («Тосэй-ха»). Их лидер, генерал Тодзё Хидэки был одним из немногих знаменитых японцев до 1945 года, открыто выравших недовольство героем за то, что тот противостоял своему законному правительству. Сакамото, Нансю-О, с. 49.

555

Jean Stoetzel, Jeunesse sans chrysanteme е sabre: Etude sur les attitudes de la jeunesse japonaise d'apres guerre (Paris, 1953), p. 233. Опрос был проведен в 1949 году.

556

«Токэй Сури Кэнкюдзё» (Институт статистической математики), «Нихон-но кокуминсэй» («Национальный характер японцев», Токио, 1961). Неудивительно, что и Сайго Такамори, и Кусуноки Масасигэ занимают высшие места в списке, составленном людьми, старше 50 лет, и низшее в списке, составленном теми, кому было от 20 до 50 (отдавших первое место Ногути Хидэё, бактериологу), они наверху в списках рабочих и фермеров, внизу у учителей и прочих интеллигентов (сновная масса тех, кто поставил на первое место Ногути). Несмотря на разброс во мнениях (до войны такой герой, как Сайго, несомненно получил бы гораздо более высокое место), ни в один из этих списков не была включена ни одна женщина. The Librarian, издание Национальной Парламентской Библиотеки, опудликовал исследование популярности японских государственных и военных деятелей, начиная с ХVI века, на основе количества выпущенных о них книг. Среди послевоенных публикаций легко лидирует Сайго с 64 наименованиями (для сравнения — следующим идет Наказ Тёмин, большой почитатель Сайго, о нем — 24 книги). О Сайго же написано больше всего книг и до 1945 года (155, по сравнению со 110 о генерале Ноги, идущем следующим). Ояма Готаро в «Косин», No. 225 (апрель 1975), и «Коккай Тойёкан», «Дзимбуцу Бункэн Сакуин» (Токио, 1972).

557

См. Сакамото Мориаки, «Трагический Герой в Современной Японии; Действительный Период Сайго-Гуманиста», — неопубликованный манускрипт (в дальнейшем все ссылки на него — Сакамото, «Сайго»). Совсем недавно другой авторитетный ученый написал книгу, озаглавленную «Гуманизм (Великого) Сайго», где он ставит героя вровень с выдающимися «гуманистами» мира, такими, как Линкольн и Ганди — Ёда Норитака, «Нансю-О-но хюманидзуму» (Токио, 1965).

Повторяющиеся сравнения с Линкольном, весьма почитаемой фигурой в послевоенной Японии, напоминают приемы энтузиастов-издателей, когда те уподобляют своих авторов Мельвиллю, Кафке и прочими модными писателями. Профессор Сакамото много лет готовил труд под названием Saigo Takamori, the Lincoln of Japan, в котором пытается доказать, что неудача постигла Сайго по причине его конфликта с сацумскими властями при проведении антиудельной политики центрального правительства, и что «деспотизм» Окубо был отдаленной причиной войны на Тихом океане в 1941–1945 годах.

558

Сакамото, Нансю-О, с. 46. Автором был известный драматург театра Кабуки Каватакэ Мокуами (1816–1895), а произведение озаглавлено «Окигэ-но кумо харау асаготи» (букв.: «Рассеивающиеся облака и утренний бриз на юго-западе [Кюсю]»). На первом представлении, прошедшем 7 июня 1878 года, присутствовали члены правительства, представители иностранных держав, другие члены аристократии — внушительная аудитория, имея в виду, что восстание Сайго окончилось всего за девять месяцев до этого, и что его главный враг в правительстве — Окубо Тосимити был убит всего несколько недель назад. Роль Сайго играл сам великий Дандзюро.

559

Автором знаменитой пести «Баттотай» («Отряд с мечами наголо») был Тояма Макасадзу (1848–1900), профессор Токийского Императорского университета, позже ставший министром образования, на счету которого, помимо прочих достижений, введение патриотического бандзай сансё (трех криков «бандзай») — японского эквивалента «Гип-гип-ура!» «Не будет места ни на небе, ни на земле» относится к доносу Итагаки.

560

Цит. у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 46. Неясно, кто именно это сочинил (Кавабара предполагает, что Ниси Досэн или Фусо Кан), но точно не сам Сайго, как считалось в то время.

561

Баллада под аккомпанемент лютни (биваута) была сочинена бывшим чиновником Бакуфу и государственным деятелем эпохи Мэйдзи Кацу Кайсю (1823–1899), который был назначен Министром Флота через пять лет после восстания. Говорили, что он сочинял эту балладу четыре года и посвятил ее духу Сайго Такамори. Она включена в «Сикон» («Дух самурая», Кагосима, 1970), с. 105–107.

562

Однако, нет ни одной фотографии, или портрета или статуи с натуры.

563

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 27. Американский зоолог Эдвард Морзе, живший в Японии во времена Сацумского восстания, сделал в своем журнале следующую запись:

«Гуляя, я увидел людей, столпившихся у лавки, в которой торговали рисунками, где висело много раскрашенных картинок на военную тему… На одной из них была горевшая в небе звезда (Марс), где находится генерал Сайго. Генерал — предводитель восстания, но все японцы его любят. После того, как Кагосима была занята, он со своими учениками (офицерами не на службе) совершили харакири. Многие верят, что Сайго сейчас на звезде, которая недавно стала ярко сверкать.» Japan Day by Day (Boston, 1917), p. 66.

564

Подобным же образом, считалось, что Тоётоми Хидэёси (1593–1615), бывший не вполне героем, однако приобревший определенную популярность по причине своей несчастной жизни и трагического конца, бежал из замка Осака, сумев пробраться через порядки сил Токугава, и в конце концов достиг Сацума с маленькой группой преданных соратников.

565

Кавабара, Сайго Дзнсэцу, с. 28–52.

566

Подробности см. в Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 28. По другой версии, Сайго должен был вернуться на борту японского корабля «Унэби», который, как ожидалось, прибудет вскоре после наследника русского престола. В сатирической статье, написанной в 1891 году, Фукудзава Юкити комментирует: «если господин Сайго действительно должен вернуться в Японию, то он так ужаснется хаотическим состоянием дел, что немедленно вновь уедет, чтобы заняться земледелием где-нибудь в другом месте!» Цит. по «Рэкиси Кэнкю», июнь 1972, перевод профессора Мориаки Сакамото.

567

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 28–29. В своих «Новостях Свободы» Накаэ Тёмин, недавно вышедший из Императорского Парламента, заявил, что, если слухи о возвращении Сайго — правда, то для Японии это будет самое большое возможное благо. («Нихон-но рэкиси» XX, Токио, 1966), «Тайдан», с. IV. В апреле 1891 года «Рассказ о спасении Сайго Такамори» (Сайго Такамори-кун сэйдзон-ки) скомпиллировал все циркулировавшие теории и легенды. Позже в том же самом году всколыхнулась очередная волна возбуждения, генерированная слухом, что правительство собирается погасить банкноты, выпускавшиеся Сайго в период восстания. Еще сохранялись немалые запасы этих банкнот, однако, к сожалению для их держателей, этот слух, как и все остальные, оказался ложным. См. Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 26, 37 о прочих подробностях.

568

«Хакусин симбун» (префектура Ниигата), 9 апреля 1891 года, цит. у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 58.

569

Иноуэ Киёси, Мэйдзи Исин, (Токио, 1966), с. 440.

570

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 122.

571

Там же, с. 125.

572

Обычно слово хаято выводят от слова хаяси («быстрый, проворный»).

573

Эта мирская гордыня сочеталась с предположительно «реакционными» тенденциями Сайго. На пример: Танака, Сайго Такамори (Токио, 1958), с. 5.

574

В следующей хронологии приведены основные даты жизни Сайго в сочетании [в квадратных скобках] с важными событиями современной японской истории:

1828 (25 января) родился в Кагосима

1859 (11 лет) поступил в школу клана 1844 (16 лет) оставил школу и назначен кориката-какияку (чиновник-ассистент городского управления), оставаясь на этой должности до 1855 года.

[1848 кризис в клане Симадзу; Сайго поддерживает Нариакира]

[1851 Симадзу Нариакира становится даймё Сацума]

1852-55 (24 года) умирают родители Сайго и дед

[1855 в Японию прибывает коммодор Пэрри]

[1854 для Запада открыт первый японский порт]

1854 (26 лет) поездка в Эдо в эскорте Нариакира

1855-58 (27–30 лет) представитель Нариакира в Эдо, Киото и др.

[1856 Таунсэнд Харрис назначается генеральным консулом в Японии.]

[1857 в Симода подписывается конвенция, регулирующая торговлю с Америкой]

[1858 режим Бакуфу подписывает другие договоры с зарубежными державами]

[1858 умирает Симадзу Нариакира; его преемником становится его сводный брат — Хисамицу]

1858 (30 лет) пытается покончить жизнь самоубийством со своим другом Гэссё

[1858-59 чистка «Ансэй»]

1859 (30 лет) ссылается

[1860 убивают Ии Наоскэ — главного министра сёгуната]

1862 (34 года) возвращается из первой ссылки

1862 (34 года) ссылается вторично

1864 (36 лет) прощен и возвращен из ссылки; назначается главным эмиссаром Сацума в Киото и поверенным лицом

[1865 британский флот бомбардирует Кагосима]

[1864-65 удачные кампании против неуступчивого клана Тёсю]

[1865 сэр Харри Паркес прибывает в Японию в качестве первого британского министра; устанавливает тесные контакты с Сацума]

1865 (37 лет) вступает в официальный брак с Итоко

[1866 альянс Сацума-Тёсю против Бакуфу]

1866 (38 лет) принимает сэра Харри Паркеса в Кагосима

[1867 смерть императора Комэй; вступление на трон императора Мэйдзи]

[1868 император Мэйдзи провозглашает Императорскую Реставрацию 5 января]

[1868 7 апреля замок Эдо сдается войскам роялистов; падение режима Бакуфу]

1868 (40 лет) возвращается в Кагосима и работает в местной администрации в качестве Советника клана

1871 (45 лет) едет в Токио и входит в центральное правительство в качестве Главного государственного советника

[1871 правительство объявляет об упразднении уделов и образовании префектур под контролем центра: официальный конец эпохи феодализма]

[1871 миссия Ивакура отправляется в Европу; Сайго, Окума и Итагаки становятся главами временного правительства]

1872 (44 года) назначается главнокомандующим императорским телохранителем и полевым маршалом

1872 триумфальное возвращение в Сацума во время визита туда императора Мэйдзи

[1875 правительство объявляет о всеобщей воинской повинности]

[1875 миссия Ивакура возвращается в Японию]

1873 (45 лет) после Корейского кризиса выходит из правительства; возвращается в Кагосима и в 1874 (46 лет) основывает там частную школу

[1874 самурайское выступление в Сага]

[1876 правительство отменяет право самураев на ношение мечей и другие привилегии]

[1876 самурайские восстания в Кумамото и Хати]

1877 17 февраля (49 лет) возглавляет Сацумское восстание (сэйнан сэнсо)

1877 24 сентября (49 лет) поражение; совершает самоубийство в Кагосима

[1889 принятие Конституции Мэйдзи]

1890 (13 лет после смерти) присваивается 5-й придворный ранг

1898 (21 год после смерти) бронзовая статуя ставится в парке Уэно.

575

Семейство Сайго происходило от Кикути — роялистского клана, сражавшегося на стороне Южной династии в XIV веке на той же проигравшей стороне, что и Кусуноки Масасигэ. Отец Такамори был отпрыском в девятом колене предка, который приблизительно в 1700 году стал вассалом Симадзу — наследственных правителей Сацума. Он принадлежал к категории, именовавшейся харадзамураи («средние самураи»), которую У.Г.Бисли определяет следующим образом: «Вассал с полным самурайским статусом, безусловно высший по отношению к асигари (пешему солдату), но не принадлежащий к небольшой группе самураев высшего слоя, близких к дайме.» W.G.Beasley, The Meiji Restoration (Stanford, 1972), p. 428.

Вот краткая генеалогия:

Сайго Кюбэй

Тацуэмон

Сиихара Масако======== Китибэй

(ум. 1853) (ум. 1852)

Аико Такамори Иваяма Итоко Кохэй

(Саэидзи (1843–1877) (1850–1877)

Аигана с о-ва Осима

1837–1902) Цугумити Китидзиро

(1843–1902) (1833–1868)

Оясу Отака Огин

Кикуко Кикудзиро Торатаро Умадзиро Торидзо

(р. 1862) (1861–1928) (р. 1866) (р. 1870) (р. 1873)

Китиноскэ Такатэру

(р. 1906)

Двойные линии указывают брачные связи.

576

Ernest Satow, A Diplomat in Japan (London, 1921), p. 181.

577

Танака, Сайго Такамори, с. 1. Этот неподтвержденный отчет о мужественном подарке Сайго может быть частью героической традиции. Можно предположить, что описание фигуры Сайго есть часть легендарного преувеличения, однако его мешковатая, большого размера армейская форма (ранее хранившаяся в музее храма Ясукуни Дзиндзя, теперь — в частной коллекции) может быть точно измерена и подтверждает размеры, традиционно приписывавшиеся герою.

Одним из примечательных фактов, дополняющих легендарные черты Сайго Такамори и ставящих его в один ряд скорее с Ёсицунэ или Масасигэ, а не с известными современниками типа Кидо или Окубо, является то, что он никогда не соглашался фотографироваться — ни в группе, ни в одиночку, и даже императору Мэйдзи отказал в фотографии. Он жил во время, когда у японцев уже началось повальное увлечение фотокамерами, и все остальные знаменитые персонажи эпохи Мэйдзи были запечатлены на многочисленных фото. Сайго же выделяется своим отсутствием на групповых фотографиях руководителей правительства 1871–1875 годов. Нет также ни одного портрета, зарисовки или скульптуры, сделанной при его жизни. Все картины и скульптуры Сайго Такамори, исполненные в то время, включая знаменитое произведение Эдуарде Чиоссоне (1832-98, итальянский художник, привезший в Японию технику писания картин маслом), были работами людей, зачастую видевших его лишь отрывочно, однако которым он никогда не позировал. В результате мы даже не знаем, носил ли Сайго бороду, или усы. На большинстве гравюр эпохи Мэйдзи он изображен заросший волосами, однако официальные портреты и статуи показывают нам его чисто выбритым. Откуда это странное нежелание быть запечатленным в качестве визуального двойника? Простой скромностью это вряд ли можно объяснить, поскольку он вовсе не избегал общественного внимания. Возможно, он стеснялся своей полноты, или предпочитал, чтобы его узнавали по содеянному и по характеру, а не по внешним физическим аттрибутам, либо на него повлияло собственное убеждение в необходимости «отсутствия концентрирования на себе» (дзико футюсин сюги). Возможно, здесь была и другая, более тонкая и менее осознанная причина, а именно глубокое чувство морального стыда и личной никчемности — тот же мотив, по которому он отказывался от титулов и прочих мирских почестей, мог побудить героя искать смерти.

578

Утимура Кандзо (Дайхётэки Нихондзин, Токио, 1970, с. 21) описывает его, как «зажатого, молчаливого юношу» (норой мукути-но сёнэн), которого многие из однокласников считали «примитивным» (ахо). Он получил прозвище удо, обозначающее большого, бестолкового парня.

579

Танака, Сайго Такамори, с. 296 и Marius Jansen, Sakamoto Ryoma and the Meiji Restoration (Prinston, 1961), p. 159. Для сравнения можно привести «косноязычное упрямство» и «тайную и яростную непоколебимость» Лютера, описываемую у Erik Erikson, Young Man Luther (New York, 1962), p. 63.

580

В «психологическом анализе» образа Окубо Алберт Крэйг указывает, что мальчишеское неповиновение до некоторой степени поощрялось среди самурайской молодежи в Сацума, как признак мужественности. (Craig and Shively, eds.. Personality in Japanese History, pp. 269, 274, 278.) Идеальный воин, по представлениям, царившим на Кюсю, был готов нарушить установленные правила ради достойной цели.

581

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 86. Этот инцидент (напоминающий историю с Осио и рыбой) может быть апокрифичным, однако он типичен для анекдотов о резком характере героя.

582

Мусякодзи Санэацу (род. 1885) «Великий Сайго», с. 341.

583

Этим дипломатом был Эрнст Сатоу, впечатления которого от Сайго цитируются в «Тайдан», стр. 6.

584

Craig and Shively, Personality in Japanese History, p. 274.

585

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 21.

586

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 8.

587

Вот эти поэмы:

а) Такадзаки Гороэмон (1865) (строки 1–2),

б) Гусэй (род. 1870) (строки 5–4),

в) Гусэй (род. 1874).

588

Письмо от 4 апреля 1865 года к Току Тотё.

589

Цит. у Танака, Сайго Такамори, с. 298.

590

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 4.

591

Описание героя Сайго, Симадзу Нариакира (1809-58) с позиции западного человека, мы находим в: William Elliot Oriffis, The Mikado's Empire (New York, 1913), pp. 136-37:

Заметным среди южных даймё, если судить по персональным характеристикам, возможностям, энергии и дальновидности, был принц сацумский [Нариакира Симидзу]. После Kaгa он был самым богатым среди всех даймё. Не оборвись его жизнь, он, безусловно, возглавил бы революционное движение 1868 года. Помимо поощрения занятий древней историей и литературой, он проявлял большую активность в разработке материальных ресурсов своей провинции и в совершенствовании воинской выучки, так что, когда пришло бы время для выступления против Бакуфу, у него было бы все готово для Микадо в военной области, чтобы создать вполне приемлемое правительство. Для осуществления своих планов он поощрял занятия голландским и английским языками, выучиваясь, таким образом, параллельно современному военному искусству и научным достижениям. Он основал артиллерийскую отрасль и мельницы по зарубежным образцам. Слава об этом принце разошлась по всей империи, и большое количество молодых людей со всех концов страны приезжали, чтобы стать его учениками, или соратниками. Кагосима, его столица, стала индустриальным и интеллектуальным центром. Глядя на его энергичные действия и замыслы, невольно приходила на ум мысль о том, что дни Бакуфу сочтены, а его падение неизбежно, и единственным остававшимся авторитетом был Микадо. Самураи и студенты из Сацума смотрели на принца, как на человека, способного принять должные меры во время близящегося кризиса, как вдруг, ко всеобщему горю, он заболел и умер в 1858 году.

592

Первый разговор Сайго с Фудзита Токо, великим святым школы Мито, произошел в мае 1854 года. Токо умер на следующий год в возрасте 49 лет.

593

Главной целью Нариакира было обеспечить наследование Токугава Ёсинобу (Кэйки). В 1858 году это не удалось, но в 1867 году Ёсинобу стал пятнадцатым и последним сёгуном линии Токугава. Следует отметить, что на этой стадии основная политическая власть принадлежала не самому сёгуну, но Тайро (Регенту); с 1858 года этот чрезвычайно влиятельный пост занимал Ии Наоскэ (1815-60), убийство которого вызвало бешеный взрыв ярости у Сайго.

594

В 1858, на пример, у него были следующие поездки:

янв. прибыл в Эдо (из Симоносэки)

апр. из Эдо в Киото май из Киото в Эдо июнь-июль из Эдо в Кагосима (20 дней)

июль-август из Кагосима в Фукуока (8 дней) в Осака (10 дней), в Киото сент-окт из Киото в Эдо (10 дней) в Киото окт-дек. из Киото в Фусими, в Осака, в Киото, в Осака, в Кагосима (11дней), в ссылку.

Детальное описание передвижений Сайго см. у Сакамото Мориаки, «Хронологическая таблица жизни Сайго Такамори» (неопубликованный манускрипт).

595

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 47–48. Гэссё (1815–1858), буддийский монах школы Хоссо, был настоятелем храма Киёмидзу (Киото). Ярый роялист, он собирался совместно с членами аристократии свергнуть режим Бакуфу и «реставрировать» власть императора. Был отдан приказ о его аресте, он бежал в Сацума, где и погиб столь драматически.

596

Сакамото, Нансю-О, с. 10, 59. Наследники Сайго сохранили две поэмы Гэссё и собственную поэму Сайго о самоубийстве, и до сих пор отмечают эту дату утопления.

597

Власти клана подчинились давлению со стороны Бакуфу и отказали Гэссё в убежище в Сацума, выслав его за западные границы провинции; по прибытии на границу с Хюга, он почти наверняка должен был быть убит сопровождавшими его лицами (James Murdoch, A History of Japan [London, 1926], III: 716) или арестован и умерщвлен полицией Бакуфу. По Сакамото (Сирояма Канраку, II, {Кагосима, 1963], с. Зб), он решил покончить с собой, так как был не в состоянии исполнить свое обещание спасти Гэссё жизнь, которое сделал патрону монаха, принцу Коноэ.

598

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 22, 28.

599

Мисима Юкио, Какумэй-но тэцугаку-то сйтэ-но Ёмэйгаку, «Сёкун», сентябрь 1970, с. 38.

600

Цит. у Сакамото, Нансю-О, с. 18. Сайго наносил периодические визиты к надгробию Гэссё в Кагосима.

601

Большинство из тех, кто писал о Сайго Такамори, имеют тенденцию опускать психологическую подоплеку, которая привела к неудачному самоубийству героя, а иногда этот инцидент вообще опускается. На удивление многие в Японии не знают, что Сайго вообще предпринимал такую попытку. Для Мисима Юкио, разумеется, старания Сайго покончить с собой имели огромное значение, и в свое последнем эссе он сравнивает их значение со случаем, когда Осио Хэйхатиро чуть было не утонул в озере Бива.

602

Мисима, Какумэй-но тэцугаку, с. 43, и Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 96. Подобное же ощущение «уже умерших» описывали камикадзе, которым довелось остаться в живых.

603

Так называемая чистка годов Ансэй, продолжавшаяся с 1858 по 1859 год, была инициирована Регентом Бакуфу Ии Наоскэ, чтобы сбить растущее движение протеста в провинциях. Сам Нариакира, по всей вероятности, был бы принужден уйти с поста даймё, если бы не предупредил это своей смертью (ref. Beasley, Meiji Restoration, p. 137). Ссылка Сайго была решением сацумских властей, в частности — Симадзу Хисамицу и его приверженцев. Верно то, что основные настояния убрать приносившего одни бесокойства молодого самурая и ему подобных с арены политической жизни шли из Эдо, однако, как замечает Бисли (там же, с. 141), многие даймё только и ждали момента, чтобы посоревноваться с Регентом в распределении наказаний оппонентам Бакуфу; к тому же, между Сайго и его новым повелителем существовали серьезные разногласия.

604

Хисамицу (1817-87), младший брат Нариакира, управлял провинцией Сацума от имени своего сына (Тадаёси) с 1858 по 1868 год. В традиционных описаниях жизни Сайго Хисамицу фигурирует «плохим», контрастируя со своим добродетельным старшим братом.

605

Первое место ссылки Сайго (1859) был остров Осима. В 1862 году он был выслан на Токуносима; позже переведен на островок Окиноэрабу. Цепь островов Рюкю была территорией Сацума с начала XVII века.

606

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 116.

607

Там же, с. 116–117.

608

«Ночь и туман» (нем.) — выражение времен фашистского режима, когда люди исчезали бесследно, уводимые агентами гестапо.

609

Танака, Сайго Такамори, с. 136.

610

Мусякодзи, «Великий Сайго,» с. 88.

611

Там же, с. 88–89.

612

Отправляясь на остров Осима, Сайго, как передают, взял с собой 1200 книг, в основном труды по китайской истории и философии. В письме, датироваггом маем 1863 года, он писал другу; «Поскольку я — заключенный, многие, очевидно, думают, что я в плохом состоянии. Это не так — я полностью погрузился в книги, так что могу стать ‘достойным ученым'.» Цит. по Сакамото Мориаки, Сайго Такамори (Токио, 1971), с. 10.

613

Моси ун-о хираку наку томо и ва макото о осаму. (Сакамото, Нансю-О, с. 14) Эта поэма, которую Сайго написал в 1862 году, была вырезана на камне Кацу Кайсю, и ее можно видеть и сейчас в Токио рядом с прудом Сэндзоку.

614

Старший сын Сайго, Кикудзиро (1861–1928) уехал с острова в Кагосима в 1869 году; с одиннадцати лет он провел два года за учебой в Соединенных Штатах. Во время восстания 1877 года он сражался на стороне своего отца и потерял ногу в битве при Сирояма. Позже, когда Сайго был посмертно реабилитирован, правительство наградило Кикудзиро, назначив его на шесть лет градоначальником Киото.

Сайго впервые женился перед ссылкой, однако вскоре они развелись, и мы даже не знаем ее имени. Его островная жена имела слишком низкий социальный статус, чтобы быть признанной официально, и в 1865 году, когда он вернулся из ссылки, Окубо убедил его жениться на дочери сацумского чиновника, от которой у него родилось трое мальчиков, В целом, похоже, его мало интересовали его жены и сыновья. Одна из немногих поэм, в которой говорится о его семье, — знаменитая «Канкай» (1868), в которой он подтверждает свою целостность и единонаправленность, заявляя, что не будет, подобно большинству удачливых людей его времени, покупать хорошие рисовые поля, чтобы оставить их в наследство своим сыновьям и внукам (дзисон-но тамэ-ни бидэн-о кавадзу) (Сакамото, Нансю-О, с. 19), — решение, которое он неуклонно проводил в жизнь. Будучи типичным героем-неудачником, Сайго до самого своего конца был слишком углублен в процесс своего взлета и падения, чтобы тратить время на семейный уют. После бьющего в голову вина геройства, все остальные напитки кажутся безвкусными.

615

Сакамото, Сайго, с. 16.

616

Масатэру-си-ни рюбэцу су («Расставаясь с господином Масатэру»), Сакамото, Нансю-О, с. 15. Поэма начинается так:

Как сон это расставание, как облако…

Вновь я обращаю к вам свое мокрое от слез лицо,

Но не нахожу слов, чтобы выразить благодарность

За всю ту доброту (дзинон), что вы выказали мне за эти годы ссылки.

Десять лет спустя, после окончательной отставки из состава правительства, он написал поэму с такой примечательной строкой: «Находясь в темнице, я знал волю Небес; пребывая на посту, я потерял путеводную нить» (букв.: «путь сердца»).

617

У.Г.Бисли в своем фундаментальном исследовании эпохи Реставрации Мэйдзи указывает, что именно союз Сацума и Тёсю покончил с токугавским режимом Бакуфу: «Союз двух уделов, заключенный в начале 1866 года, завершил эту перестановку, символизировав брак тобаку („Уничтожить Бакуфу“) с фукоку кёхэй („Обогатить Страну, Укрепить Армию“), соединение политики, направленной против Бакуфу, со стремлением укрепить нацию.» Beasley, Meiji Restoration, p. 410.

618

Готовясь к визиту сэра Харри, Сайго писал своему другу Окубо в Киото, срочно требуя разыскать тома 1 и 2 «Истории Англии» Маколей и послать их Симадзу Хисамицу, чтобы тот лучше подготовился к встрече с иностранцем. Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 218.

619

Предложение Сато во время встречи в Кобэ заключалось в том, что английская поддержка Сацума поможет уравнять ту помощь, которую Франция оказывала Бакуфу.

620

К примеру, см. Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 27.

621

Профессор Шелдон оценивает общее число убитых в 24 основных сражениях, из которых состояла так называемая «война Бусин», в 10 тысяч человек. «Journal of Asian Studies», Feb. 1974, p. 315.

622

Цит. у Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 246

623

Недавно вышедшее исследование: Paul Akamatsu, Meiji 1868: Revolution and Counter-revolution in Japan (London, 1972), no.3 «The Great Revolution Series». Моя статья-обзор ставящая под сомнение ту идею, что Реставрация Мэйдзи может быть классифицирована, как революция, вышла в «History Today» (London), July 1972.

624

Профессор Бисли завершает свой опус следующими словами:

… Я не вполне уверен в том, что Реставрацию можно назвать революцией в полном смысле этого термина. Отчасти потому, что произошедшее в Японии не несло в себе той признанной социальной цели-нагрузки, которая придает «великим» революциям в истории отчасти общий характер. Однако, так же и из-за природы общества, возникшего в результате Реставрации, в котором «феодальные» и «капиталистические» элементы присутствовали одновременно и действовали в симбиозе ради обретения мощи нации… Что же остается, если не применима, как удовлетворительная, ни одна из этих стандартных категорий? Лишь назвать это националистической революцией, дав этим определение природе эмоций, прежде всего ее и вызвавших. (Meiji Restoration, pp. 423-4.)

625

Коно инакамоно-но ядзин-ни ва нан-но яку-ни мо татану. Цит. у Танака, Сайго Такамори, с. 274.

626

По Танака (Сайго Такамори, с. 278), это было не столько по причине офи-иального признания его талантов, как от желания убрать его из Са-ума, где он мог стать центральной фигурой притяжения для антиправительственных элементов. Похоже, что Сайго и сам это понимал. В письме, написанном несколько месяцев ранее, он говорит, что сколько живет в отставке, столько правительство боится, что он вынашивает какие-то опасные планы, поэтому оно пытается связать его «золотым шнуром» (т. е. выплатами).

627

Поэма заканчивается так:

Жертвенный бык, привязанный в стойле,

Ожидает следующего дня, когда его убьют и сварят.

Здесь Сайго намекает на отказ Чжуан-цзы служить царю Чу, несмотря на все предлагаемое вознаграждение. Если бы он был достаточно глуп, чтобы принять это, он превратился бы в жертвенного быка (гигю), который ожидает неминуемой смерти все долгие годы, пока с ним обращаются по-арски, и желает превратиться в молодого поросенка. (В отличие от Чжуан-цзы, однако, Сайго не отверг жертвенной роли.)

628

Другими основными членами были: принц Сандзё (премьер-министр), принц Ивакура (министр правой стороны), Окубо (министр финансов), Кидо, Окума и Итагаки (советники).

629

Cакамото, «Хронологическая Таблица», с. 28.

630

Танака, Сайго Такамори, с. 287–88.

631

«Нансю Икун».

632

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 22.

633

Сакамото, Сайго, с. 4.

634

Мисима, Какумэй-но тэцугаку, с. 58–59.

635

Сакамото, Нансю-О, с. 28.

636

…вага макото-но тарадзару-о тадзуну бэси. Кавабара. Сайго Дэнсэцу, с. 175–176.

637

Сакамото, Нансю-О, с. 32.

638

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 43.

639

Сакамото, Нансю-О, с. 31.

640

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 44, и Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 123. «Любовь к себе ведет к поражению» (мидзукара айсуру-о моттэ ябуруру дзо). (Утимура, там же.) Это относится, разумеется, к моральному (а не практическому) поражению.

641

Цит. у Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 44.

642

Первые четыре строки Ситэй-ни симэсу цит. у Сакамото, Нансю-О, с. 20.

643

Сакамото, Нансю-О, с. 33.

644

Из «Великого Учения»: «То, что действительно пребывает внутри, будет выражено извне. Посему высший человек должен быть внимателен к себе, когда остается один.» Перевод James Legge, The Four Classics (Hongkong, 1957), p. 9.

645

Хито-о айтэ-ни сэдзу, тэн-о айтэ-ни сэё. Цит. у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 175–176.

646

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 43, упоминает закон и пророков.

647

«Буси-но насакэ — жалость воина — звучит так, что немедленно аппелирует в нас (японцах) ко всему благородному; дело не в том, что сострадание самурая в принципе отличалось от сострадания других людей, но подразумевалось сострадание там, где оно не являлось слепым импульсом, но отправлялось в должном соответствии со справедливостью, и где сострадание не оставалось просто состоянием сознания, но основывалось на возможность убить или спасти… Снисхождение к слабым, угнетенным или побежденным всегда превозносилось в качестве черты, приличествующей самураю». (Nitobe, Bushido, p. 42–43.)

648

Описание того времени говорит об их лачугах, что они были менее 20 квадратных футов и выглядели скорее стойлами, чем человеческим жилищем. Сацума кэйики, цит. у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 123.

649

В одном из отчетов (необыкновенно искренний документ для чиновника-самурая) Сайго критикует жестокость властей и отмечает, что многие из притесняемого населения пытались бежать из провинции, оставляя весь свой скот и сельскохозяйственные орудия, но сотни таких беглецов силой возвращали обратно. Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 123.

650

См. для сравнения Akamatsu, Meiji 1868 (London, 1972), pp. 304–305, Танака, Сайго Такамори, с. 136–37; Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 126; Иноуэ, Мэйдзи Исин (Токио, 1966), с. 4–6, 146–147. По мнению профессора Иноуэ и некоторых других ученых нашего времени, Сайго превратился в «контрреволюционера» после Реставрации. В данном историческом контексте этот термин совершенно неправомочен, однако, действительно, Сайго противился всему, что походило на социальную революцию, и его отношение позже к сацумскому крестьянству напоминает неприятие Лютером крестьянского восстания 1524–1525 годов.

651

Цит. у Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 133.

652

Символом роскоши в западном стиле стал Рокумэйкан («Зал Загнанного Оленя») — токийский клуб, устроенный в стиле германского дворца XVIII века. Это было довольно несуразное место, где руководители режима Мэйдзи проводили вечеринки, приемы и балы для своих зарубежных гостей. Для националистически настроенных преемников Сайго Рокумейкан стал объектом особой ненависти, Содомом и Гоморрой, где именно те люди, которым предназначено сохранять японский дух, предавали его, копируя иноземные замашки. Фукудзава Юкити в 1891 году писал, что «цена пребывания одного гостя на вечеринке в Рокумэйкан, или одного блюда, подаваемого в Императорском отеле, составляет больше, чем прожиточный минимум господина Сайго за месяц». Цит. в «Рэкиси Кэнкю», июнь 1972 (пер. проф. Сакамото Мориаки).

653

«…дети воспитывались в полном неведении относительного экономических наук. Считалось дурным вкусом говорить о них, а незнание достоинства различных монет являлось признаком хорошего воспитания.» Nitobe, Bushido, р. 98. Ср. с отношением к деньгам Осио.

654

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 39. После принятия золотого стандарта, иена оценивалась в половину американского доллара.

655

Там же. В соответствии со своими принципами, Сайго ничего не давал своей жене и детям, и ничего им не оставил после своей смерти

656

Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 132–133.

657

Roberts, Mitsui: Three Centuries of Japanese Business (New York, 1973), p. 96.

658

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 41.

659

Типичный инцидент с едой произошел в 1872 году, когда Сайго присутствовал на военных учениях со своей Императорской гвардией в Эттёдзима. Когда пришло время обеда, все генералы вынули свои роскошные лакированные коробки с едой. Адьютант же Сайго, зная непритязательные вкусы своего начальника, передал ему большой рисовый колобок. Когда Сайго разворачивал бумагу, в которую тот был завернут, он случайно выпустил его из рук, и он покатился прямо в песок. Как ни в чем ни бывало, Сайго поднял колобок, отряхнул с него песок и принялся жевать. Рассказывают, что на солдат произвела большое впечатление эта сцена «скромного поведения» генерала. Историю передал свидетель, Ямамото Иэёси, в Нансюо ицува сю (Токио, 1903), с. 87.

660

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 42.

661

В 1871 году самураям было «разрешено» отрезать их традиционные пучки волос на голове и ходить без мечей; эдикт, изданный 5 лет спустя, запрещал носить мечи всем, кроме армейских офицеров и полицейских.

662

См. Иноуэ, Мэйдзи Исин, с. 428; Танака, Сайго Такамори, с. 214.

663

Мисима приводит следующие соображения, которые некий самурай с Кюсю представил правительству в 1876 году, как часть «Петиции Относительно Провозглашения Эдикта, Запрещающего Ношение Мечей»:

Насколько я понимаю, ношение мечей есть обычай, отмечавший нашу Страну Дзимму еще в древности, в эру богов. Он накрепко связан с корнями нашей нации, на нем зиждется достоинство императорского трона, он освящает все божественные ритуалы, отгоняет всех духов зла, усмиряет беспорядки. Меч, таким образом, есть не просто упрочение безмятежности нации, но также и охранитель каждого отдельного гражданина. Действительно, если и есть что-либо, сущностно необходимое для нашей военной нации, почитающей богов, что-то, что ни на мгновение нельзя отложить в сторону, то это меч. Отчего же тогда те, на ком лежит бремя формирования и проведения национальной политики, уважающей богов и укрепляющей нашу страну, так мало вспоминают о мече? (Хомба, пер. Майкл Гэллагер, Нью-Йорк, 1973, с. 75–76.)

664

Иноуэ, Мэйдзи Исин, с. 344, 346.

665

Beasley, Meiji Restoration, p. 363, В характерной для себя манере, Сайго настаивал, что дух армии, зависящий, разумеется, от насаждения традиционных самурайских ценностей, был более значим, нежели простой набор иноземных технологических новшеств:

Количество войска в постоянной армии должно быть ограничено по финансовым соображениям. Не следует впустую демонстрировать свою силу. Если отборная армия будет воспитываться в военном духе, тогда даже небольшого войска будет достаточно, чтобы отразить нападение из-за рубежа и удерживать иноземцев на расстоянии. (Мусякодзи, «Великий Сайго», с. ix.)

666

Иноуэ, Мэйдзи Исин, с. 144, 340.

667

Танака, Сайго Такамори, с. 263.

668

Beastley, Meiji Restoration, p. 259; Sansom, The Western World and Japan (London, 1950), pp. 339-40; Akamatsu, Meiji, p. 295.

669

По Фукудзава Юкити, политика отмены уделов никогда бы не могла быть проведена столь успешно, если бы не Сайго. «Тэйтю Корон», в Фукудзава Юкити дзэнсю (Токио, 1925-26), VI:536.

670

Сакамото, Нансю-О, с. 26.

671

Эта бомбардировка, явившаяся результатом праведного негодования британцев по поводу смерти г-на С.Л.Ричардсона, убитого близ Ёкогамы военными из Сацума, разрушила около трети города Кагосима, включая индустриальный центр Симадзу Нариакира — Сюсэйкан, славу и гордость сацумских модернизаторов. Подробности см. у Bcasley, Meiji Restoration, pp. 199–200.

672

Почти таким же образом то, что Америка чуть не разрушила всю Японию, с кульминацией в виде атомной бомбардировки в августе 1945 года, не только не заставило японцев отвернуться от Запада и его ценностей, но знаменовало начало самого интенсивного периода вестернизации и низкопоклонничества ко всему, что было чуждо еще с первых десятилетий эры Мэйдзи.

673

Сакамото, Нансю-О, с. 24–25.

674

Там же, с. 24.

675

Сакамото Мориаки, Сайго Такамори, с. 93. Благородным самураем был Ёкояма Сётаро, чей младший брат позже стал первым министром образования в Японии.

676

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 312, 313.

677

Там же, с. 314.

678

«…Когда появится возможность исправить зло (приносимое правительством), я, разумеется, не останусь праздным наблюдателем.» На следующей странице Сайго характеризует чиновников центрального правительства, как «воров», и замечает, что всякий, кто предложил бы ему войти в такое правительство, считал бы его подходящим компаньоном для грабителей. Это письмо, написанное в сентябре 1870 года к бывшим вассалам даймё Сёнаи, обширно цитируется у Сакамото Мориаки в «Хронологической Таблице», стр. 19–21. Если говорить о реальной коррупции, то здесь негодование Сайго в адрес новых правителей было некоторым преувеличением; первый реальный скандал, по поводу проекта колонизации острова Хоккайдо, случился лишь несколько лет спустя после его смерти.

679

Муцу Мунэмицу, которого цитирует Кавабара в Сайго Дэнсэцу, с. 126. Муцу (1844-97), самурай из удела Кии, активно участвовал в Реставрации Мэйдзи и получил несколько офциальных назначений в новом правительстве. Однако, подобно Сайго, он разочаровался в новой политике и во времени сацумского восстания участвовал в подобном выступление в Тоса. Он был обнаружен и наказан, однако позже стал важным лицом в правительстве и играл основную роль в пересмотре неравноправных договоров. Таким образом, его карьера закончилась успешно — и не героически.

680

Легендарный Сайго стал почитаться, прежде всего, как человек вне политики. Политика — мир холодных фактов, реализма, компромиссов и материального. Сайго же принадлежит к совершенно иной области. Хорошие политики традиционно считаются рикося, «умными людьми», и в японском языке это слово имеет все те же уничижительные коннотации, что и в английском. В этом смысле Сайго был определенно не умен; чистота его натуры обрекла его быть обыгранным в политике осторожными, расчетливыми лидерами, примером которых служит Окубо Тосимити.

681

В период Токугава, дипломатические грамоты из Японии подписывались титулом Оогими или Тайкун (Великий Повелитель). После императорской реставрации, японцы стали использовать титул Кодзё (Его Величество Император), который корейцы традиционно принимали только от правителя Китая. Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 343.

682

Сакамото Мориаки, Сирояма канраку, с. 9. Сайго рисковал своей жизнью во время подобной же жертвенной миссии в 1864 году, когда он прибыл в удел Тёсю, где в то время его считали своим величайшим врагом, а также в 1868 году, когда он вошел невооруженный в замок Эдо. Временами Сайго должно было казаться, что смерть намеренно его избегает. (Сакамото, «Хронологическая Таблица», с. 34.)

683

К примеру, Иноуэ, Мэйдзи Исин, с. 343–344.

684

Там же, с. 346.

685

В отдаленном прошлом южные районы Корейского полуострова были гораздо ближе Японии — и политически, и психологически, чем такие области, как Хоккайдо, или даже северо-восток основного острова. В различные исторические времена, особенно в конце XVI века, японские правители пытались вернуть себе территорию, которая, по их убеждению, когда-то была частью их царства, и которая, к тому же, являлась естественным выходом на континент.

686

Утимура, Дайхётэки Нихондзин, с. 32. См. также Кавабара, Сайго Дэнсэцу, с. 134, который описывает Сайго, как «непоколебимый символ экспансии на континент» (юругинай тайрику синсюцу-но симбору).

687

Wm. Theodore de Bary et al., eds., Sources of Japanese Tradition (New York, 1958), p. 656. Письмо было адресовано его коллеге советнику Итагаки Тайскэ, который яростно критиковал правительство за его малодушие по отношению к Корее. В другом письме к Итагаки, написанном несколько недель позже, он говорил:

Если, с другой стороны, мы пошлем гонца сказать корейцам, что никогда не вынашивали и не вынашиваем враждебных намерений, и упрекнуть их за ослабление связей между нашими странами, одновременно попросив их исправить свое прошлое высокомерие и стремиться к улучшению отношений в будущем, я уверен, что корейцы выкажут свое презрение. Более того, они почти наверное убьют посланника, (de Bary, р. 656.).

688

Дай Сайго Дзэнсю, III: 1201.

689

Принц Сандзё, несколько нерешительный премьер-министр, не желал войны в Корее, но также не хотел конфронтации с Сайго без поддержки со стороны членов миссии Ивакура. Окубо вернулся из Европы в мае (1873), Кидо — в июле, а принц Ивакура и Ито — в сентябре.

690

Основными сторонниками войны с Кореей (или шагов, которые могли к ней привести), были: Это Симпэй (Сага), Гото Сёдзиро (Тоса), Итагаки Тайскэ (Тоса), Сайго Такамори (Сацума) и Соэдзима Танэоми (Сага). Главными противниками: Ито Хиробуми (Тёсю), принц Ивакура (придворная аристократия), Кидо Коин (Тёсю), Окубо Тосимити (Сацума), Окума Сигэнобу (Сага) и принц Сандзё (придворная аристократия). Следует отметить, что все члены миссии Ивакура принадлежали ко второй категории.

691

Иноуэ, Мэйдзи Исин, с. 352–53.

692

Там же, с. 363.

693

Письмо (к Итагаки) цитируется у Иноуэ, Мэйдзи Исин, с.360, и Утимура, Дайхётэки нихондзин, с. 34. Сайго страдал от очередного приступа хронической filiariasis.

694

Сакамото, «Хронологическая Таблица», с. 30.

695

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 359.

696

Sakamoto Monaki, Saigo Takamori's Poems and Posthumous Words, (неопубликованная рукопись), p. 8.

697

Кризис (1873 года) предопределил характер правительства Мэйдзи и его политику на два последовавших десятилетия. Прежде всего, он ознаменовал собой финальную стадию разрыва некрепкого и неопределенного альянса времен Реставрации между придворными аристократами, феодальными лордами и самураями всех рангов и областей, в результате которого осталось небольшое ядро с относительно согласованными воззрениями на будущее страны. Отставка Сайго расколола сацумский контингент, более половины которого удалилось в Кагосима. Поскольку среди них было много военных, влияние Тёсю в армии стало сильнее, чем когда-либо. (Beasley, Meiji Restoration, p. 376.)

698

Сакамото, Нансю-О, с. 18.

699

Там же.

700

Утимура, Дайхётэки нихондзин, с. 48.

701

«Сайго не любил разговаривать с японскими предателями, — писал Миякэ Сэцурэй (1860–1945), журналист ультранационалистического толка, один из поклонников Сайго, — предпочитая своих верных собак.» Цит. у Сакамото, Нансю-О, с. 22.

702

Сакамото, Сайго, с. 47–48.

703

Сакамото, Нансю-О, с. 32.

704

Был отдан приказ, вывесить фотографии отрубленной головы Это в правительственных конторах по всей стране. Сакамото («Хронологическая Таблица», с. 38–39; Сайго, с. 45–47) дает детальный отчет всех событий, приведших к суду и казни, которые представляет, как откровенное злоупотребление властью, стимулированное отъявленным негодяем Окубо.

705

Лига Божественного Ветра играет главную роль в одной из последних книг Мисима, Хомба («Убегающие Лошади»), в которую он вводит детальное описание восстания 1876 года в виде повести в повести. По описанию, которое дает Мисима (блестящей имитируя стиль эпохи Мэйдзи), патриоты из Кумамото рассматривали все иноземные нововведения, даже телеграфные провода, как осквернение их священной земли. Принужденные беседовать под линиями электропередач, они прикрывали свои головы белыми веерами, а если им приходилось даже случайно мельком увидеть человека в западной одежде, проводили обряд очищения, разбрасывая соль. Свою Лигу они назвали в память о «божественном ветре» (камикадзэ или симпу), который, как считалось, спас Японию во время монгольского нашествия в XIII веке, и готовились ко дню, когда и им придется спасать свою страну от иноземного вторжения. Последней каплей послужил Эдикт, в котором правительство запрещало самураям носить мечи.

Во время нападения на императорский гарнизон, члены Лиги не пользовались ружьями, или каким-то другим иностранным оружием, и огонь правительственный войск их всех быстро уничтожил. Самоубийственное решение Мисима объясняет в следующем отрывке:

… то, что члены Лиги пошли на риск, отказавшись от использования огнестрельного оружия, делало чистыми их намерения. Их цель должна была быть божественной, а самой сутью являлось бросить вызов западному оружию, ненавистному богам, лишь с мечами в руках. С ходом времени, западная цивилизация откроет оружие еще более ужасное и направит его против Японии. Так что же, неужели сами японцы, в своем рвении померяться с ними силой, тоже должны ринуться в эту скотскую бойню и потерять всякую надежду упрочить обряды древности….? Решиться на битву, имея с собой один лишь меч, быть готовым пойти на риск полного поражения — только так могли проявиться пламенные стремления каждого члена Лиги. Именно в этом и заключался благородный Дух Ямато.

«Чистота решимости» (дзюнсуйсэй), продемонстрированная Лигой Божественного Ветра, явилась мощным воодушевляющим стимулом для жертвеннически настроенного героя повести Мисима — и, без сомнения, для самого автора.

706

Эти крестьянские восстания были, разумеется, вызваны скорее экономическим положением, нежели идеологическими причинами, и являлись традицией хякусё икки. Репрессии со стороны государства были жестокими. После подавления крестьянского восстания в префектуре Миэ в 1875 году было наказано не менее 50000 участников. Inoue, Meiji Ishin, p. 435.

707

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 393–94.

708

Inoue, Meiji Ishin, p. 441.

709

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 407.

710

Сакамото Мориаки, Сирояма канраку, с. 15, и «Хронологическая Таблица», с. 52.

711

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 408. Сыном был Кикудзиро (1861–1928). Понимание самим Сайго, что он ничем не может предотвратить несчастье — типичная ситуация в жизни японского героя-неудачника.

712

Дзибун-но сэймэй ва сёкун-ни агэру. Цит. у Inoue, Meiji Ishin, р. 442, и Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 409.

713

По мнению Утимура (Дайхётэки нихондзин, с. 37), восстание было актом растерянности и отчаяния, возникших от осознания Сайго того факта, что результаты Реставрации Мэйдзи оказались диаметрально противоположными тем, которые он предполагал. Нам, разумеется, следует помнить, что Сайго никогда осознанно не планировал восстания, хотя его начало действительно удовлетворяло как его психологические, так и идеологические требования. По мнению профессора Сакамото («Хронологическая Таблица», с. 31 и далее), политической основой этой войны явилось долго продолжавшееся противостояние двух основных сацумских фракций, то есть между высокопоставленной «консервативной» группой, собравшейся вокруг фаворита Симадзу Хисамицу — Окубо Тосимити, и «реформистской» группой рангом ниже, возглавляемой старым недругом Хисамицу — Сайго Такамори.

По этой теории заговора, все до единой политические неудачи Сайго были результатом маневров Хисамицу, который (действуя через посредство Окубо), воспользовался Корейским кризисом в качестве предлога для устранения Сайго от власти.

714

Тэнти-но дзайнин. Письмо было адресовано принцу Арисугава, главнокомандующему Императорским Экспедиционным Корпусом, и датировано 3-м марта 1877 года. (Сакамото, Нансю-О, с. 49–50.) Из письма Сайго, пишет профессор Сакамото, становится ясно, что он не ожидал победы в этой войне, «но думал, что его долг перед человечеством — указать императорскому правительству, где добро, а где зло.» (Сакамото Мориаки, Сирояма канраку, с. 26.) Также 3-го марта Сайго написал письмо губернатору Кагосима, в котором говорил, что, если правительственные силы атакуют его, и их будет возглавлять даже принц, он разобьет их и пойдет на Токио. (Там же.) Совершенно очевидно, что «искренность» у Сайго превалировала над всяким почтением к императорской фамилии, или страхом быть обвиненным в государственном преступлении.

715

7 февраля Окубо писал Ито Хиробуми, что «втайне кричал от радости», услыхав о сацумском восстании, поскольку «для императорского двора это было счастливое событие». Сакамото, «Хронологическая таблица», с. 53.

716

Понемногу перемещались, а не продвигались: из-за сильного ожирения, Сайго почти весь путь несли в кресле. Сакамото, «Хронологическая таблица», с. 54.

717

Среди правительственных потерь во время сражения в Кумамото были императорские знамена 14-го полка, которым командовал майор (а позже — генерал) Ноги. Эти знамена были захвачены сацумским батальоном 22 февраля и отосланы в ставку Сайго. Несмотря на блестящую военную карьеру, говорили, что это бесчестье висело на нем тяжким бременем до конца жизни. Одной из причин его самоубийства в 1912 году считалось то, что 35 лет назад он лишился императорских знамен, чувствовал себя за это в ответе и желал продемонстрировать свою глубочайшую благодарность за снисходительность, проявленную императором Мэйдзи, благородно решившим не наказывать его.

718

Грандиозность ошибки, допущенной Сайго, была в то время понята. Привожу следующий отрывок из статьи в «Хоти Симбун», перепечатанной «The Tokio Times» от 29 сентября 1877 года:

[Бывшие самураи] из Сацума, игрушки в руказ Сайго, являлись самыми надежными воинами старого режима. Так что, когда он уводил их из Кумамото…, многие не сомневались — на чьей стороне будет победа: императорских войск, или инсургентов. Однако, когда Сайго провел много дней, осаждая замок Кумамото, те, у кого было хоть какое-то представление о военном искусстве, стали говорить: «Ах, он сделалал ошибку и поступил не так, как надо было бы.» И, без сомнения, допущенная тогда ошибка стала началом полного и окончательного поражения, которое теперь вылилось в его разгром и гибель. Если бы он полностью проигнорировал замок Кумамото, двинулся прямо на Фукуока в провинции Тикудзэн, послал бы силы в Бунго, а, после такого начала, продолжал бы бороться с той же яростью и энергией, что он выказал в последние недели восстания, результат мог бы быть совершенно иным, чем мы видим сегодня. Однако, стратегия Сайго была полна изъянов, из-за которых, имея под своим командованием лучших и храбрейших воинов страны, он не смог распространить восстание за пределы четырех из девяти провинций своего острова…

Писатель делает заключение из своих рассуждений, что, несмотря на то, что Сайго был «в некоторых отношениях замечательным человеком» (весьма смелое заявление для того времени), восстание показало «более чем в достаточной мере недостатки его способностей и военного руководства».

719

Описание Мусякодзи («Великий Сайго», с. 457–58), вероятно, преувеличивает ликование населения по возвращении побежденного генерала. Следует помнить, что частные школы Сайго не имели прямых связей с обычными горожанами, а также то, что, как бы они ни превозносили Сайго в его блистательном поражении, мало кто из граждан осмелился бы сотрудничать с человеком, которого преследовали, как бунтовщика, императорские силы.

720

Письмо обширно цитируется у Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 471–76.

721

Поэмы (Накадзима Такэхико и Хасигути Харуминэ) цитируются у Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 477. Западному читателю может показаться странным, что тот, кто вел войска на битву с императорскими силами, был уверен, что в действительности сражается за дело императора (Кими га тамэ омои), однако и писатель, и его сотоварищи, ведущей силой которых была «чистая искренность», вероятно, не осознавали этого несоответствия.

722

Существует мало сомнений, что он был поражен в паховую область (Inoue, Meiji Ishin, p. 447–48), однако традиционные описания говорят, что он был ранен в бедро и живот, вероятно, считавшиеся более достойными анатомическими частями тела.

723

Неудивительно, что существует несколько версий этих последних слов. Большинство из книг, которые я просматривал, дают Син-дон моо, коко-дэ ё ка. Син — сокращение от «Синскэ», а дон — суффиккс для имени близкого лица в сацумском диалекте. Inoue, Meiji Ishin, p. 448; Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 479. Настроение этой сцены совершенно отлично от момента прощания адмирала Нельсона: «Поцелуй меня, Харди!» — равным образом, как и поступок верного Бэппу в отношении своего хозяина.

724

Это был генерал Миёси Сигэоми. См. Утимура, Дайхётэки нихондзин, с. 38.

725

Аа, окина-но каоиро нандзо сорэ онко тару я, цит. у Утимура, Дайхётэки нихондзин, с. 38.

726

«Хоти Симбун».

727

Там же.

728

Robert Scalapino, Democracy and the Party Movement in Prewar Japan: The Failure of the First Attempt (Berkley, 1953), p. 61.

729

В своих заключительных замечаниях по поводу правительственной политики «богатства и мощи» (фукоку кёхэй), Бисли (Meiji Restoration, p, 412) объясняет масштабы сопротивления (кульминационным моментом которого было, разумеется, сацумское восстание), и указывает, что «успех руководства в противостоянии этому вызову задал определенную матрицу японской истории на несколько последующих поколений.»

730

«(Окубо) шел на компромиссы, когда для них не было альтернативы, даже по принципиальным вопросам. В 1873 году он писал: „перенесем стыд, отринем то, что истинно, но добьемся своих целей“». Craig, Personality in Japanese History, p. 291. Трудно представить себе другое заявление, которое было бы столь же неприемлемо для Сайго Такамори. Приведем типичные для Окубо аргументы, в результате которых Сайго потерпел политическое поражение во время Корейского кризиса:

Если мы допустим развязывание столь масштабной кампании, беззаботно и без должного взвешивания [последствий], мы, по всей вероятности, будем об этом сильно сожалеть… Я считаю это предприятие совершенно недопустимым, поскольку оно никак не учитывает вопросов безопасности нашей страны и игнорирует интересы народа. Это был бы инцидент, случившийся по прихоти индивидуумов, не взвесивших серьезно все возможности и хитросплетения. По этим причинам я не могу принять возражений в пользу этих действий, (de Bary, Japanese Tradition, p. 662.)

731

См. Inoue, Meiji Ishin, p. 353 — типичный формальный портрет Окубо Тосимити. Craig, Personality in Japanese History, p. 291–96 описывает его характер и облик.

732

«Холодная оболочка» личности Окубо, о которой упоминает Бисли (Meiji Restoration, p. 156), обильно дополняется описаниями того времени. Фукути Гэнъитиро, член миссии Ивакура, писал, что общаться с Окубо было все равно, что «встретиться с айсбергом в Арктическом океане», и что «все мои друзья чувствовали то же». В подобном же тоне писал и Ямамото Гомбэй: «Подавляемые его достоинством, мы лишались дара речи и становились как бы меньше.» Передают, что, когда Окубо входил в зал Государственного Совета, его коллеги-советники «понижали голоса и поправляли свои одежды». Craig, Personality in Japanese History, p. 2937.

733

«Икадзути Симбун», 4 апреля 1891 года, цит. у Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 45–46. Эта необходимость в национальном герое рассматривается у Кавабара Хироси:

.. функции, исполняемые правительством Мэйдзи, были национального плана… и требовали укрепления национального единства и тесной связи. Для этого был необходим человеческий фактор. Они [то есть такие лидеры, как Ито и Ямагата] должны были отыскать символическую фигуру, которая, начав свою карьеру в правительстве клана, (ханбацу), вышла бы за рамки как клана, так и своего класса и смогла бы стать символом, представляющим тесное национальное единение (ёри киммицу-на кокуминтэки иттайсэй о хёгэн суру симбору). Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 128.

734

Кавабара подчеркивает значимость легенд в указании на культурные и политические характеристики людей, и его исследование Сайго Такамори делает особый упор на таких легендах и их значении для понимания японской традиции. Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 13 и далее.

735

Сайго Такамори непосредственно относится к традиции дерзкого сиси, «человека духа», выдвинувшегося на первый план в 18б0-х годах, как активный сторонник политики «почитания императора и изгнания варваров.» (Beasley, Meiji Restoration, p. 430.) Прототипом сиси эпохи Мэйдзи был самурай-роялист Ёсида Сёин. Ранние сиси были, в соответствии с несколько идеализированным образом, пылкими молодыми патриотами, готовыми расстаться со своими жизнями, протестуя против несправедливостей властей. Жизнь их проходила на высоком эмоциональном уровне (как и у членов Лиги Божественного Ветра) и была окружена определенным романтическим флером. Кавабара (Сайго дэнсэцу, с. 105) прослеживает психологическую линию перехода от сиси периода Реставрации, через соси («бандитов») движения за «народные права», к головорезам правого крыла (тайрику ронин и уёку соси) и, наконец, «молодым офицерам» (сэйнэн сёко) 1930-х годов. Хотя эти группы во многом различаются, общими для них всех героями были бунтовщики типа Осио Хэйхатиро, Ёсида Сёин и Сайго Такамори, которые все встретили мученическую смерть в противостоянии правительству своего времени. Сайго был почитаем особо: члены патриотических обществ брали его имя в качестве псевдонима; Тояма Мицуру называли «Сайго наших дней» (Има Сайго). (Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 137.) Многие из поздних соси и буянистых типов правых группировок, которых Сайго наверняка глубоко бы презирал, часто шатались по улицам Токио, «подражая Сайго», как это стало называться, пытались копировать его одежду и манеры, являя собой недостойную карикатуру на своего героя.

736

Мусякодзи, «Великий Сайго», с. 23.

737

Кавабара, Сайго дэнсэцу, с. 23.

738

de Вагу, Japanese Tradition, p. 655.

739

Кикэ ватацуми-но коэ. Токио, 1963, с.38. Летчиком был младший лейтенант Окабэ Хэйити из отряда «Семь жизней» (Ситисё бутай)Мз многих тысяч бойцов-самоубийц, погибших во время войны на Тихом океане, в ходе изложения этой главы говорится о нижеследующих; все они — если это специально не оговорено — имели звание лейтенант или младший лейтенант (тюи или сёи)

740

Плакат на третьем этаже Музея Науки, улица Выставок, Южный Кэнсингтон, Лондон, ЮЗ 7.

741

Германская летающая бомба V-1, произведенная в том же году, что и «Оока», описывается как беспилотный средний моноплан с размахом крыльев 17' 8'', длиной в 25' 4½'', боеголовкой в 1870 Фунтов и дальностью полета 150 миль. Будучи технически гораздо более утонченным оружием, нежели «Оока», оно было полностью лишено тех героических коннотаций, что были сопряжены с маленьким японским аппаратом.

742

«… в качестве своего истинного символа самурай избрал нежный цветок вишни. Как лепесток, падающий под утренним солнцем и тихо опускающийся на землю, так же и бесстрашный должен отрешиться от жизни, будучи молчалив и внутренне неподвижен. Eugen Herrigel, Zen in the Art of Archery (New York, 1971), p. 106. „Оока“ — китайское прочтение слова сакурабана — „вишневый цветок“, в свое время ставший общим символом всех самоубийственных операций. Полное наименование управляемой бомбы было „Оока дзинрай“, в котором дзинрай („божественный гром“) соотнесено с образом камикадзэ („божественный ветер“).

Идея производить управляемые бомбы, чтобы сохранить более крупные летательные аппараты, обсуждалась уже в 1943 году, и летом этого же года планы снаряда с ракетным двигателем, который мог бы крепиться под бомбардировщиком „Мицубиси“ наземного базирования, были представлены в отдел Морской Аэронавтики в Ёкосука. Прототип самоубийственного аппарата „Оока“ был построен в августе 1944 года — за несколько месяцев до того, как вице-адмирал Ониси образовалпервый отряд камикадзе на Филиппинах. Отряд „Божественного Грома“ (Дзинраи бутай) был сформирован под командованием морского капитана Окамура в сентябре 1944 года в целях проверки и тренировок; оружие было впервые использовано в следующем марте. Было произведено несколько моделей „Дзинраи Оока“ (та, что выставлена в Музее Науки, есть „Оока П, Ёкосука МХУ.8“), большинство их было выкрашено в светло зеленый цвет сверху и серый снизу с нарисованным красным цветком хризантемы.

743

„Дурацкая бомба“. Бака (дурак), бандзай и харакири — эти слова почти исчерпывают словарь японских выражений, известных в среде американских военных в период войны на Тихом океане. Подборка весьма знаменательная.

744

Фотографию отряда и его знамени см. в „Симпу“, фото № 13.

745

О традиционных коннотациях плача в Японии см. Ivan Morris, The World of the Shining Prince

(London, 1964), pp. 145-46.

„В Японии… слезы есть выражение естественной эмоциональности, присущей японской чувственности. Слезы также не только выражают горе, но и являются проявлением сильной эмоции, что не исключает, хоть это и кажется парадоксальным, холодной решимости и превосходного хладнокровия.“ (Millot, L’Epopee Kamikaze, p. 296n).

746

Командующий 5-й воздушной флотилией Накадзима 12 апреля был на дежурстве на авиабазе в Каноя — в день той атаки.

747

„Иногути“, с. 152.

748

Там же, с. 153.

749

Шесть были сбиты после того, как выпустили свой груз, а у одного, предположительно, случились неполадки с мотором, и он разбился на обратном пути.

750

Ёкота Ютака, который должен был управлять торпедой „Кайтэн“, следующим образом описывает свою последнюю ночь перед атакой на борту подлодки- носителя:

Каждую деталь происходившего я могу оживить в своем сознании так ясно, как если бы все происходило со мной в этот самый момент. Сейчас я буду отдыхать, чтобы хорошенько выспаться. Назавтра сила будет распирать меня. Никакой противник не сможет будет меня остановить. Мне удалось заснуть мгновенно. Следующий день я встретил, полным готовности. (Yokota, Suicide Submarine! [NewYork.1962], p.177.)

Такого рода сон в последние минуты, которым воины освежали себя, дабы быть полностью готовыми к последнему бою, замечался, похоже, практически у всех камикадзе, что может привести к интересным наблюдениям — особенно для тех, кто страдает хронической бессонницей. Millot в своей книге L'Epopee Kamikaze на стр. 298 пишет следующее:

Ночь была тихой, и все мужчины спали, как если бы назавтра должен был быть рутинный день, без каких-либо иных событий за исключением выполнения повседневных задач. Эта особенность японского темперамента была основной и проистекала из того обстоятельства, что с момента, когда какое-либо решение было принято, каким бы оно ни было, не следует более мучиться размышлениями. Последствия и обстоятельства этого решения принадлежали отныне высшей воле, инструментами которой были эти мужчины.

Разделяя восхищение Милло подобным самообладанием, я все же предполагаю, что серьезная, даже „веселая“ самопогруженность в предстоящую миссию являлась более серьезной, нежели любое volonte superieure.

Молодой летчик-камикадзе, лейтенант Исибаси, в шутливом письме своим родителям, написанным утром перед своим последним полетом, говорит: „Я проспал прошлую ночь, громко храпя и не увидев даже ни одного сна. У меня ясная голова и обостренные чувства.“ „Симпу“,с. 177.

751

Эсминец „Стэнли“ был единственным кораблем, о котором сообщалось, что его поразили снарядом, направляемым самоубийцей 12 апреля. Иногути, с. 154п и John Toland, The Rising Sun (New York, 1970), p.700.

752

Подавляющее большинство самолетов, использовавшихся камикадзе во время войны, были обычными летательными аппаратами. Всего было запущено около 100 летающий бомб „Оока“ (Millot, L'Epopee Kamikaze, p.358), и воздействие они оказывали скорее психологическое, нежели практическое.

753

Уже 6 октября японцы знали (как оказывается — от русских), что следующее большое наступление американцев будет на Филлипины, и у них было более чем достаточно времени приготовиться к этому (Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 58, 96).

754

Адмирал Ямамото Исороку, главнокомандующий Объединенного военного флота с 1941 по 1943 год, во время войны на Тихом океане был, пожалуй, самым популярным их японских военных лидеров, и не только из-за успешной организации нападения на Пирл Харбор, но поскольку он обладал характером, способным воодушевлять и имел репутацию чистого и искреннего человека. Несмотря на то, что вначале он противился началу военных действий („Симпу“, с. 191), его рассматривали в качестве истинного символа имперского флота, и его внезапная гибель в апреле 1943 года, когда американский истребитель сбил его самолет над Буганвиллем, была грозным знамением. Опасаясь сильного воздействия, которое это известие могло бы оказать на моральное состояние японцев, правительство скрывало его от народа на протяжении более месяца. Уничтожение самолета адмирала Ямамото имело для японцев и еще одно несчастливое значение, поскольку теперь можно было предположить, что американцы раскрыли их код.

Хотя репутация Оннси никогда не была столь же высокой, как Ямамото (превосходившего его по возрасту, званию и, без сомнений, таланту), в характерах их было много общего.

755

„Он ценил людей действия, — пишет капитан Иногути, — людей, относительно которых можно быть уверенным, что они воплотят слова в дела. Он недолюбливал тех, кто просто говорил или спорил на бумаге, не стараясь хоть что-то совершить. При разговоре с ним у всех было чувство, что его проникающий в самую душу взгляд читает самые потаенные мысли“ (Иногути, с. 183).

756

Вице-адмирал Такаги Сокити дал ему прозвище „глупый адмирал“ (гусё), и вплоть до самого окончания войны это неблагозвучное слово часто использо валось его недоброжелателями в высших военно-морских кругах (Кусаянаги. Токко-но сисо, Токио, 1972, с.21). Говорили, что непочтительная, неортодоксальная манера поведения Ониси вызвала подозрения премьер-министра генерала Тодзё (Кусаянаги, с. 25).

757

Иногути, с. 180–81.

758

Для тех читателей, которые слишком молоды (или слишком стары), чтобы представить себе общую военную ситуацию конца 1944 года, данное примечание может быть полезным. С триумфального начала в Пирл Харбор и до сражения у Мидуэя (июнь 1942 года), военные действия шли с подавляющим успехом японцев — гораздо успешнее, чем говорили их самые оптимистические прогнозы. За шесть месяцев они поставили под свой контроль огромную территорию, простиравшуюся от Алеутских островов на севере до Новой Гвинеи на юге, от Индо-Бирманской границы на западе до островов Гилберта на востоке. Поражение при Мидуэе (знаменательное название — букв. „середина пути“) явилось поворотным пунктом. Только в одном бою имперский флот потерял не менее четырех авианосцев, и уже никогда не оправился от удара. После этого противник стал добиваться успеха в сражении за сражением, хотя зачастую и самой тяжелой ценой. В то время как истинные факты скрывались от народа до самого конца, правительство и военные руководители совершенно очевидно знали, что растущий материальный дисбаланс между ними и противником ведет Японию в опасном направлении. По мере того, как с каждым месяцем ситуация на Тихом океане все ухудшалась, стало ясно, что в каком-то пункте придется держать последний рубеж обороны. Им стали Филиппинские острова, которые американцы вознамерились оккупировать в конце октября 1944 года. Сохранить Филиппины было крайне необходимо: японские руководители сделали совершенно правильный вывод, что потеря этих стратегически важных островов будет знаменовать собой проигрыш войны на Тихом океане. 17 октября, в день прибытия на Филиппины вице-адмирала Ониси, головные части американских сил вторжения высадились на острове Салутан у входа в залив Лейте; одновременно мощная армада американских кораблей собралась в Филиппинском море с целью вернуть острова. Для предупреждения вражеских действий, крупные силы специального назначение под командованием адмирала Курита атаковали американские корабли в заливе Лейте.

Битва в заливе Лейте — крупное сражение, состоявшее их четырех основных боев — была одной из самых жестоких на море за всю мировую историю (см. Samuel Eliot Morison, Leile. Boston, 1958). Она началась в середине октября, и ее результат был полностью противоположен предполагавшемуся. Второй флот адмирала Курита, в который входили главные военно-морские силы Японии в этом регионе, был уничтожен. Являя собой как бы символ случившегося несчастья, „Мусаси“ — один из двух японских гигантских линкоров, на которые возлагалось так много надежд, был неисправимо поврежден; когда он начал медленно погружаться, его командир адмирал Инокути совершил харакири во искупление этой потери. Это эпическое сражение стало свидетелем первого использования организованных отрядов камикадзе, поднявшихся с Мабалаката 25-го, однако было уже слишком поздно, чтобы хоть как-то повлиять на события. В конце дня японцы потеряли еще два линкора, а еще раньше все четыре их авианосца были потоплены вместе с многочисленными крейсерами и эсминцами. Катастрофа в заливе Лейте ознаменовала фактическое прекращение существования имперского флота в качестве боевой силы оперативного реагирования; этот факт, совместно с быстрым исчерпанием запасов бензина и крайней нехваткой самолетов, означал, что впервые со времен Кублай-хана японские острова стояли перед лицом возможного успешного вторжения, что и убедило таких людей, как Ониси и Угаки в том, что лишь необычная, то есть самоубийственная тактика может противостоять превосходящим американским силам.

759

18 января 1945 года, в Тайнане. Иногути, с. 123. Примерно в то же самое время он заметил в разговоре с корреспондентом газеты, что, даже если Япония не сможет выиграть войны, память о тех молодых людях, которые пожертвовали собой ради страны (сэйнэн-тати га кокунан-ни дзюндзитэ), сохранит Японию и японцев от уничтожения. Кусаянаги, Токко-но сисо, с. 17.

760

Иногути, с. 70, и Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 143

761

„Симпу“, с. 94. Японское выражение тосоцу-но гэдо (букв. „отклонение от общего“) была переведена как „unorthodox command“ (Inoguchi, p. 70) и еще более свободно — „un precede monstrueuse“ (Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 143).

Как и самого Ониси, капитана Иногути устрашила идея самоубийственной тактики, когда она была предложена на начальном этапе войны; он заявил, что „за подобную бесчеловечность придется отвечать перед небом“ (Иногути, с. 170). Теперь, однако, он уже был уверен, что подобные методы оправданны, поскольку в данном затруднительном положении у Японии нет иного выхода.

Командующий Накадзима, лично отдававший много приказов о вылете камикадзе из Мабалаката, никогда не забывал о необычности подобной тактики. „Мои приказания о вылете, — писал он, — являлись всего лишь функционированием внутри системы, а мое присутствие в этой системе было так же лишено рациональности, как и сама система“ (Иногути, с. III). Однако, как мы знаем из истории японских героев, во времена кризисов резонность была далеко не главным критерием.

762

Кусаянаги, „Токко-но сисо“, с. 37–39. Относительно различных реакций в Высшем Командовании на энтузиазм летчиков в отношении идеи с камикадзе Милло дает следующий комментарий:

„Это спонтанное добровольчество было одновременно и возвышенно, и волнующе. Возвышенно, так как демонстрировало восхотительную ватриотическую веру и решимость; оба эти качества были живительными в те трудные времена. Это было также и волнующим, потому что грозило выйти из берегов иерархических структур.“ (L'Epopee, p. 264).

В газетном интервью генерал-лейтенант Ватанабэ Сэй, служивший во время войны командиром морского отряда специального назначения, сказал, что вначале военные упорно выступали против тактики камикадзе: „Мы не видели смысла в потерях жизней и ценного оборудования… Летчики-камикадзе возникли из-за суровой необходимости.“ „Stars and Stripes“, 20th July 1968.

763

Иногути, с. 19 и „Симпу“, с. 48–49. „Сто миллионов“ стало устоявшейся гиперболой с сильными патриотическими ассоциациями. Ср. популярный лозунг военного времени, авторство которого приписывается неистовому генералу Араки: „сто миллионов сердец, бьющихся как одно“ (итиоку иссин).

764

Кусаянаги, Токко-но сисо, с. 15–16. Когда эти банкноты (всего на сумму около 2000 иен) пришли в токийское Министерство военного снаряжения, министр Фудзивара взял одну из них в руку и не скрываясь заплакал.

765

Детали и фотографии см. у Morison, Leyte, p. 302, орр. Взрывы торпед и бомб на борту „Сент Ло“ были столь сильными, что целые секции летной палубы и некоторые самолеты подняло в воздух на десятки метров.

766

Подробное описание и редкие фотографии приведены у Иногути, с. 56–71. Атака камикадзе 25 числа была лишь частью гиганской битвы в заливе Лейте. Ониси безуспешно пытался отсрочить обреченный выход сил специального назначения под командованием адмирала Курита до тех пор, пока летчики камикадзе не попытаются нанести удар по противнику, однако на следующий день было уже слишком поздно, чтобы предотвратить несчастье (Иногути, с. 71). В своем описании сражения в заливе Лейте Toland (Rising Sun, pp. 546-72) пишет (с. 568): „Группа камикадзе под командованием Ониси была создана специально для поддержки рейда Курита в залив Лейте“. Это несколько неверно, поскольку Ониси сформировал несколько подобных групп, а его уверенность в том, что тактика самоубийств оставалась единственной для Японии надеждой, имела гораздо более далеко идущие последствия, нежели какое бы то ни было военное действие на Филиппинах или в другом месте.

767

Иногути, с. 64. Я слегка изменил перевод послания императора, в котором в версии г-на Пино было пропущено достаточно важное слово но. Императорское послание цитируется в „Симпу“, с. 90, следующим образом: СОНО Ё-НИ МАДЭ СЭНЭБА НАРАНАКАТТА КА. СИКАСИ ЁКУ ЯТТА.

768

„В ту ночь, — писал командующий Накадзима (Иногути, с. 64), — мой друг капитан Иногути, только что вернувшийся из Манилы, сказал мне: — Услыхав о словах императора в Маниле, адмирал Ониси был чрезвычайно расстроен. Я думаю, что адмирал понял комментарий Его Величества, как критику командующего, ответственного за данные операции“.

769

Ср. чувство вины генерала Ноги в отношении императора Мэйдзи, преследовавшее его всю жизнь.

770

Tauamapu, никудан, дзибаку. Сперва летчик-самоубийца обозначался выражением дзибаку когэки хикоси (букв. „самовзрывающийся атакующий летчик“).

771

Предложение было внесено двумя капитанами — Иногути и Тамаи. Иногути, с. 13.

772

Нашествие Кублай-хана в 1281 году (произошедшее через семь лет после первой неудачной попытки), проводилось объединенными армиями общей численностью в 150 тысяч человек — крупнейшим экспедиционным корпусом за всю мировую историю войн. Много факторов способствовало его провалу (например неспособность китайских и корейских войск создать единый фронт после высадки на Кюсю и эффективность японской оборонительной стены), однако решающим ударом по монголам, безусловно, стал тайфун. Японские религиозные институты — как синтоистские, так и буддийские — немедленно приписали себе заслугу божественного вмешательства, которое представлялось ими в качестве ответа на все те моления, что возносились в храмах и святилищах в самое критическое время. Однако, как говорится, „опасность прошла и все страхи забыты“, и правительство Бакуфу в Камакура весьма скупо раздавало награды. В самое кризисное время тогдашний император Камэяма возносил моления в великом святилище Исэ и, как передают, обещал принести себя в жертву, дабы отвести опасность от нации; ему, однако, никогда не напоминали об этом обещании. Locus classicus фразы „божественный ветер“ — отрывок из „Нихон секи“, первой официальной хроники (720), включающий стихотворение легендарного императора-основателя Дзимму-тэнно:

Камикадзэ-но

Исэ-но уми-но

Ооисия…

(„На огромных скалах

Моря Божественного Ветра в Исэ…“)

Здесь слово камикадзэ является макура-котоба („словом-подушкой“, условным эпитетом), ассоциируемым с Исэ. В конце ХШ века Великое Святилище в Исэ стало особенно важным в качестве центра молений за спасение страны от монгольского нашествия, и, возможно, по этой причине тайфуну, сыгравшему решающую роль, дали название клмикадзэ, традиционно соотнесенное с Исэ.

773

Когда в имперской армии были организованы отряды самоубийц, они отделяли себя от эквивалентных морских, используя наименование симбу („взмах саблей“), которое звучало почти так же, но записывалось совершенно иными иероглифами. Поскольку, все же, отряды самоубийц оставались прежде всего орудием, применяемым на море, слово симпу было всегда более употребимым.

774

Возможно, это может служить комментарием к тому, что система ценностей в Японии последнее время изменяется, но слово „камикадзе“ стало использоваться для определения предприятий глупых и в каком-то смысле донкихотских, а вовсе не опасных. В редакционной статье газеты „Асахи“ от 30 августа 1973 года, озаглавленной „Японцы ищут в озере Лох Несс“, критиковалась крупномасштабная экспедиция, в которой были задействованы подводная лодка, сонары и подводное телевидение, предпринятая затем, чтобы выяснить — существует ли в действительности пресловутое чудовище: „Если уж они собрались потратить 150 миллионов иен, нельзя ли было придумать что-либо более умное? Исследовательская экспедиция камикадзе с горой оборудования, привезенного из дальней Японии в целях рекламы, должна быть очень раздражающей и неприятной для жителей окрестностей Лох Несс.“

775

В данном случае дихотомия практически та же, что и между вульгарным харакири и важным сэппуку. В своих собственных описаниях я предпочитаю использовать „камикадзе“ и „харакири“, поскольку эти слова известны западному читателю, и даже стали частью нашего словаря и, следовательно, представляется несколько претенциозным настаивать на „симпу“ и „сэппуку“.

Некоторые авторы (например Nagatsuka, J'etais un kamikaze, Paris, 1972, р. 215) предполагают, что термин „камикадзе“ был популяризирован впервые солдатами нисэй американской армии, однако я не нашел ни одного подтверждения этой теории.

776

Иногути, с. 13. Я только изменил перевод слова тай с „подразделения“ на „силы“.

777

Слово токко впервые употребил капитан Дзё Эйитиро — старый приверженец самоубийственных тактик. Капитан Дзё, служивший военно-морским атташе в Вашингтоне, а позже — советником императора, командовал авианосцем „Тиёда“, потопленным американскими самолетами 25 октября 1944 года, и ушел на дно вместе со своим кораблем.

778

Иногути, с. 13.

779

Эта танка Мотоори Норинага (1730–1801) звучит следующим образом:

Сикисима-но

Яматогокоро-о

Хито товаба

Асахи-ни ниоу

Ямадзакурабана.

780

Иногути, с. 204. Последнее письмо лейтенанта Хаяси включено в „Симпу“, с. 177–79; перевод есть у Иногути, с. 203–207.

781

На фотографии (№ 3 в „Симпу“) изображен сам вице-адмирал Ониси, наливающий молодому летчику церемониальную чашечку сакэ, а тот стоит в почтительной позе с поднятыми руками, пока другие летчики ожидают своей очереди. В последние месяцы войны, по мере нарастания общего хаоса, сакэ зачастую заменялось простой водой, а иногда из-за недостатка времени приходилось отменять и всю церемонию. „Симпу“, с. 187.

782

Например, сиккари яттэ куру. „Симпу“, с. 180.

783

Гимн имперского флота, мрачные слова которого были взяты из стихотворения Отомо-но Якамоти (умер в 785 году). См. Иногути, с. 50.

784

Причина подобного изменения в процедуре заключалась в том, что механизм часто заклинивало в самый последний момент, и он не мог быть вовремя исправлен; также, как оказывается, некоторые пилоты, находясь в возбужденном состоянии от предстоящего, забывали поставить свои бомбы на боевой взвод и, таким образом, их попадание было безрезультатным (Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 163). „Вероятно также, — пишет капитан Иногути, — что та самая сконцентрированность летчиков исключительно на точное попадание, и мешала им сделать самый важный шаг на пути к их цели“ (Иногути, с. 96). Ко всему прочему, критическая нехватка нефти в последний период войны привела к решению заправлять самолеты камикадзе только для полета в одну сторону.

785

Toland, Rising Sun, p. 716.

786

При атаке с больших высот летчик начинал пикировать приблизительно с 20000 футов; при приближении с низких он летел приблизительно в 35 футах над поверхностью воды, затем поднимался где-то на 1300 футов и врезался в корабль. Иногда для введения противника в заблуждение различными самолетами применялись оба этих способа. Средняя высота, позволившая бы большую аккуратность, была невозможна из-за перехватчиков и зенитного огня. Иногути, с. 91–92.

787

Члены отряда Сикисима были повышены в звании адмиралом Тоёда 12 ноября 1944 года; после этого посмертные повышения стали обычными для всех камикадзе, погибших во время задания. Тот факт, что повышения относились к ним и ни к кому другому, к тому же — автоматически, подтверждает, что они официально признавались героями вне зависимости от удачного или неудачного результата операции.

788

Иногути, с. 111–13.

789

Millot, l’Epopee Kamikaze, p. 192. Большинство этих документов, включая личные бумаги Ониси, были уничтожены во время бомбардировок.

790

Несмотря на отчаянные усилия Ониси и его летчиков, ни один американский корабль не был потоплен, или даже „объявлен потопленным“ летчиками-самоубийцами с Тайваня, и лишь три корабля были повреждены. Иногути, с.223.

791

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 147–48.

792

Toland, Rising Sun, p. 406; Nagatsuka, J'etais un kamikaze, р. 69–70.

793

Toland, Rising Sun, p. 568n. Столь же безуспешным оказался и вылет первого летчика-камикадзе ВМС, контр-адмирала Арима Масафуми, который поднялся с Филиппин 15 октября 1944 года, намереваясь направить свой самолет во вражеский авианосец, но был сбит до того, как смог протаранить свою цель — „Франклин“. О героическом примере Арима передали по Токийскому радио, и, судя по сообщениям имперского флота, „это зажгло яростное желание подражания в его людях.“ Ср.: Morison, Leite, p. 166; Kusayanagi, J'etais un kamikaze, pp. 35–36; Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 101-4.13

794

Опасаясь неблагоприятного воздействия на настроение общества, японское правительство выжидало девять дней, прежде чем объявить о падении Сайпана.

795

Среди немногих „пленных“ было несколько детей, отделенных от своих семей. Американские морские пехотинцы, бывшие свидетелями ужасной смерти их родителей, относились к ним с особой теплотой. Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 73–75.

796

Обращение Коисо Куниаки к императорскому парламенту от 21 января 1943 года, цитируемое Toland, Rising Sun, p. 630. Ср. замечание императора о том, что „военные действия шли не обязательно с преимуществом Японии.“

797

Toland, Rising Sun, p. 630.

798

Детали относительно синъё, а также лягушек-самоубийц (фукурю) см. у Millot, L'Epopee Kamikaze, pp.267-71.

В фильме режиссера Окамото „Никудан“ („Пуля из человеческой плоти“) герой — боец последнего отряда камикадзе на Кюсю — почти буквально „выходит в море в трубе“: забравшись в ржавый жестяный цилиндр, привязанный веревками к громадной торпеде, которую он собирается направить в американский корабль, приближающийся к берегу, в последние дни воины. В возбуждении он направляет ее в полуразвалившуюся японскую шаланду, которую принимает по ошибке за американский авианосец; для полноты юмора, торпеда оказывается ненастоящей. Данный снаряд оказался поддельным, однако он типичен для многих временных приспособлений, использовавшихся в последние месяцы.

799

Пожалуй, самое детальное описание операций „Кайтэн“ содержится в книге Yokota Yutaka, Suicide Submarine! New York, 1962. Кайтэн нес 3000 фунтов сильной взрывчатки, имел радиус действия в 40 морских миль и двигался со скоростью 30 узлов. С самого начала над ними довлело проклятье механических неполадок, и большинство их них взрывалось еще до того, как они приближались к цели. Хотя японское имперское командование было уверено в том, что с помощью „Кайтэн“ потоплено около 40 кораблей союзников, включая авианосцы и линкоры, единственным военным кораблем, уничтоженным с помощью „Кайтэн“ за всю войну, был американский танкер „Миссиссинева“, атакованный у атолла Улити в ноябре 1944 года. Японцы же потеряли почти все свои „Кайтэн“, а также восемь подлодок-носителей вместе с их командами. Относительно аспекта „верной смерти“ на „Кайтэн“, Ёкота пишет так:

Хотя Курски и Нисина [конструкторы] встроили в „Кайтэн“, как и было приказано морским Генштабом, устройство, выбрасывавшее управляющего, когда до цели было около 150 футов, никто не собирался им пользоваться. По мере того, как проводились операции с „Кайтэн“, им так никто и не воспользовался. В точном попадании можно было быть уверенным лишь в том случае, когда впереди была верная смерть. Оставив „Кайтэн“, можно было опасаться того, что она сойдет с курса. Наилучшим способом было оставаться на ней до конца. (Yokota, Suicide Submarine! p. 50.)

800

Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 253, 263; Yokota, Suicide Submarine! pp. 45–46, 138.

801

Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 251 описывает церемонию прощания на борту подлодки 1-49, когда она приближалась к цели рядом с Улити в ноябре 1944 года. Более полное описание „последнего принятия пищи“ см. у Yokota, Suicide Submarine! p. 170.

802

Многие из тех, кому предстояло управлять Кайтэн, продолжали читать или заниматься в своих тесных каютах до самого последнего момента (Yokota, Suicide Submarine! p. 161, 170.). Среди многих бытовых подробностей, подмеченных Ёкота, мы находим и следующую:

„Водителям Кайтэн очень понравилось их путешествие с капитаном Орита, их особенно восхитил туалет на подлодке — сложное сооружение из вентилей и ручек, которое вполне могло привести в замешательство человека, не знающего, как с ними правильно обращаться, или пользовался ими небрежно.“ Yokota, Suicide Submarine! p. 467.

803

Yokota, Suicide Submarine! pp. 254-55, рассуждает об операции Конго. Получившая название горной ставки Масасигэ, она представляла собой одну из основных попыток массового использования „Кайтэн“, и была комбинированной атакой на американские корабли у Гуама, Улити, Холландиа и других островов.

804

Yokota, „Suicide Submarine!“, p. 255–7.

805

В промежутке между мартом 1945 года было произведено около 100 летательных аппаратов-самоубийц». Nakajima, Ki.115 В Tsurugi. Детали и рисунки приведены у Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 347-50.

806

Места запусков на побережье Тихого океана должны были быть расположены от Хоккайдо до Кюсю; все катапультные устройства должны были быть готовы к октябрю 1945 года — как раз ко времени ожидавшегося вторжения. Информации об этом особенном предприятии камикадзе я обязан моему коллеге, выдающемуся буддологу профессору Ё[сито] Х[акэда], который сам прошел тренировку для подобного типа атаки. В то время на горе Хиэй он принял решение, что, в случае, если война окончится до того, как он будет запущен в воздух, он станет буддийским монахом; так и произошло — и к большой пользе как для меня, так и для многих его друзей и учеников.

807

Иногути.с. 169.

808

Jean Mabire, Les Samourai, Paris, 1971, p. 369.

809

Цитируется у Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 295-96.

810

Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 311-12, далеко заходит в своих предположениях о том, что имперское военно-морское командование с самого начала знало о грядущей неудаче предпринимаемой атаки и, в сущности, планировало провал. Если таковая интерпретация верна, этот последний выход имперского флота может служить совершенным примером благородства поражения.

811

Атака 6 апреля (Кикусуй, № 1) с базы Каноя на Кюсю была предпринята следующими силами:

Флот

80 самолетов камикадзе различных типов

8 самолетов-носителей с Оока

145 других атакующих самолетов

116 истребителей сопровождения и самолетов-наблюдателей

23 патрульных самолета

Армия

133 самолета различных типов, в основном — камикадзе.

Из самолетов-камикадзе, участвовавших в сражении, 162-м не удалось вернуться. Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 287.

812

Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 137-38. Эти старшие летчики часто просили своих командиров назначить их в летную группу камикадзе, но им практически всегда отказывали на том основании, что их служба была более полезна в иных областях.

813

Цитируется у Иногути, с. 181.

814

Nagatsuka, J'elais un kamikaze, pp. 261-62.

815

В послевоенные годы среди семей, члены которых попали в отряды камикадзе, было проведено исследование, и выяснилось, что почти в каждом случае тот, кто вступил в Отряды спецназначения, был «самым любимым сыном» - самым лучшим, самым образованным, причинявшим меньше всего беспокойств, одним словом — приносившим родителям самую большую радость. Разумеется, здесь необходимо учитывать романтизацию и идеализацию прошлого.

816

Иногути, с. 43; Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 224.

817

Например «Симпу», с. 186. Подписываясь собственной кровью (кэппансе), подававших петицию подчеркивал искренность своей просьбы, так что было весьма трудно отказать. Хотя семьи летчиков-камикадзе должны были испытывать значительные страдания в ожидании фатальных известий, которые они неизбежно должны были получить, они также испытывали гордость от сознания того, что их сыновья были избраны в качестве «живых богов». Командир подразделения на Тайване, узнавший, что один из его летчиков является единственным сыном и должен быть отправлен на операцию лишь в случае крайней необходимости, информировал соответственно его мать, однако, подобно многим матерям камикадзе, она оказалась истинной matrona Romana; в бесстрастном стиле она просила командира не лишать ее сына чести, которая полагалась ему по праву, и которой он сам столь сильно желал («Симпу», с. 187). Командующий Накадзима излагает схожую историю:

В один из дней начала весны [1945 года] в расположение 765-го воздушного соединения, расположенного в Кидзин на Формозе, пришла женщина. Она была принята командующим соединения капитаном Масуда Сего, узнавшим, что она является женой Кусанаги Мисао — судьи Верховного Суда района Тохоку. Она передала капитану Масуда шарф и прядь волос, попросив, чтобы кто-нибудь из летчиков отряда спецназначения взял их с собой в бой. Ее сын студент умер от болезни до окончания завершения тренировки, и, как она чувствовала, его желание исполнится, если то, что от него осталось, все же побывает в бою. На шарфе была надпись с подписью матери: «Молюсь о прямом попадании. МИСАО». Капитан Масуда принял вещи и, когда воздушный отряд спецназначения передвинулся из Кидзина на ближнюю к боевым действиям базу, передал их командиру группы. Они были с ним, когда он спикировал на вражеский корабль. (Иногути, с. 128.)

818

Millot, L'Epopee Kamikaze, pp. 266-67. Ёкота приводит схожие слова командовавшего офицера, предлагавшего ему и его друзьям летчикам вступить в отряд «Кайтэн»:

Если кто-либо среди вас действительно горит желанием спасти свою страну, управлять этим новым оружием и принять участие в крупном наступлении на приближающегося противника, он может стать добровольцем. Я не могу вам сказать ничего больше, за исключением следующего. Сейчас командиры эскадрилий раздадут вам по листку бумаги. Если вы особо желаете управлять этим новым оружием, напишите в верху листа ваше имя и номер эскадрильи, а внизу нарисуйте два круга. Я повторяю — два круга, если вы действительно очень этого желаете. Если, однако, в вас нет особо сильного желания, но вы готовы принести эту жертву, если будете избраны, нарисуйте только один круг. Это очень важно, поэтому повторяю еще раз: два круга, если вы очень сильно желаете, и один — если просто готовы исполнить долг. Те же, кто вообще не хотят ничего подобного, но желают продолжить тренировки для обычного боя, должны уничтожить выданную бумагу… Последнее, что хотелось бы добавить перед раздачей листков. Я должен вам сказать, что это — такое оружие, что кто бы ни отправился с ним против противника, не вернется живым. Он наверняка сможет причинить противнику большой урон, однако при этом он отдаст свою жизнь. Поэтому хорошенько подумайте, прежде чём решить. Перед тем, как вызваться, будьте совершенно уверенными, что вы действительно готовы к этому. И, прежде всего, будьте уверены, что потом вам не будет жаль всего, что вы оставляете за собой. Ваше сознание должно будет быть совершенно ясным в любое время, дабы вы были способны полностью концентрироваться на предстоящем. (Yokota, Suicide Submarine! p. 11.)

819

Иногути, с. 158–59.

820

Millot, L'Epopee kamikaze, pp. 330-31, 367ff.

821

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, pp. 231-34.

822

Относительно спорного вопроса — были ли операции камикадзе добровольными в полном смысле этого слова, Нагацука дает следующий комментарий:

«Часто задают вопрос по поводу обстоятельств, при которых наши пилоты вступали в состав частей самоубийц: были ли они действительно добровольцами, или действовали „по долгу службы“? Я, как свидетель, который пережил эту миссию, подтверждаю, что наше желание было в полном согласии с приказом, отданным высшим командованием. По крайней мере, так было в моем случае… Очевидно, целые группы авиаторов являлись просить этого поручения вследствие срочных обстоятельств, и, с другой стороны, никто, кроме самих заинтересованных лиц, не может отдавать отчет в состоянии души… Добровольно, или по принуждению — вопрос не в том. Я могу подтвердить, как уцелевший старый пилот-самоубийца, что все мои друзья были готовы принять добровольно приказ, или просить этого поручения» (J’etais un kamikaze, p. 234).

Ответ кажется настолько сбалансированным, насколько вообще таковой может исходить от участника этой драмы.

823

После окончания войны на Тихом океане, г-н Оми Итиро совершил пешее паломничество по домам летчиков-камикадзе в различных частях страны. За время своего путешествия, продолжавшегося почти пять лет, он собрал большое количество писем и воспоминаний, записанных в основном морскими офицерами запаса из гражданских колледжей, вступивших в отряды спецназначения после короткого тренировочного периода. Пример этого материала включен в «Симпу», с. 174–88, переводы даны у Иногути, с. 196–208. Наиболее знаменитым из подобных опубликованных сборников был «Кикэ вадамацу-но коэ» («Слушайте голоса океана!», Токио, 1952), где первым пунктом идет завещание армейского летчика из отряда спецназначения, убитого на Окинаве в возрасте 22 лет. Книга разошлась в Японии в огромном количестве, а ее название даже вошло в язык установившейся фразой, обозначающей нечто вроде «Никогда не забудем!» В 1963 году, когда количество выпускаемых военных мемуаров стало уменьшаться, вышел второй том под тем же названием. Ценное собрание дневников студентов университетов, погибших на войне, было издано в 1951 году под заголовком «Харука нару Ямагава-ни» («К потокам в далеких горах»), куда вошли и материалы летчиков-камикадзе. Эти и подобные им книги продолжают выходить в новых изданиях и часто становятся бестселлерами.

824

«Симпу», с. 183–84, перевод см. у Иногути, с. 199.

825

Например: «Дорогой отец! По мере того, как приближается смерть, я единственно сожалею о том, что не смог сделать вам ничего хорошего за всю жизнь». Письмо Ямагути Тэруо, цитируется у Иногути, с. 198.

826

«Симпу», с. 181–82, переведено у Иногути, с. 202.

827

Ватакуси ва коно уцукусии титихаха-но кокоро, атакакай ай га ару юэ-ни Кими-ни дзюндзуру кото га дэкиру. Корэ-дэ ватакуси ва титихаха-то томо-ни татакау кото га дэкимас. «Симпу», с. 183.

828

«Симпу», с. 181, переведено у Иногути, с. 197.

829

«Симпу», с. 176, переведено у Иногути, с. 200.

830

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 162.

831

Ibid., р. 272.

832

Цитируется в книге Кудо Ёроси Тэнраку-кэй но нихон эйю-дзо («Образ японского героя и правило падения»), «Сюкан Асахи» 6–8 (1973): 114-17.

833

Цитировалось в газете «Mainichi News» от 29 сентября 1968 года в книге стихов, озаглавленной (в переводе) «Моя жизнь горит в свете Луны».

834

«Симпу», с. 180, переведено у Иногути, с. 207.

835

Там же.

836

Yokota, Suicide Submarine!, p. 161.

837

Nagatsuka, J'elais un kamikaze, p. 149.

838

Единственным значительным философом, излагавшим самурайский этос, был Ямага Соко (1622-85), конфуцианец-националист, эксперт по военной тактике и образу жизни. Самой влиятельной книгой по этому предмету была 11-томная компилляция, известная под названием Хагакурэ (или «Набэсима Ронго»), написанная в 1716 году и ставшая главным учебником для японских военных. Относительно влияния Хагакурэ на бойцов-камикадзе см. Мисима Юкио, Эйрэй-но коэ (Токио, 1970), с. 48.

839

Ситисё встречалось в названиях нескольких подразделений камикадзе; повязки с этим словом часто были на головах летчиков-самоубийц перед вылетом на задание. Ёкота так описывает свое отбытие для атаки на «Кайтэн»:

Меня вызвали последним. Лейтенант Хамагути, офицер, отвечавший за отправку в дивизии, называвший имена, взял шестую хатимаки и повязял ее вокруг моей головы. На ней красивыми знаками было написано Сити сё бококу — символ лояльности Кусуноки Масасигэ императору, проявленной несколько веков назад. На моей хатимаки был изображен лозунг «Возродиться семь раз, дабы служить стране» (Yokota, Suicide Submarine! p. 137).

На с. 303 говорится об использовании эмблемы Масасигэ — кикусуй во время операций камикадзе на Окинаве. Герб кикусуй изображался также на конической части и корпусе подлодки-носителя «Кайтэн» (Yokota, Suiside Submarine! pp. 43, 125).

840

«Симпу», с. 176, переведено у Иногути, с. 200.

841

Иногути, с. 79–80.

842

Бусидо ва синигуруи нари… Хэйдзэй хито-ни ноэкоэтару кокоро нитэ накутэ ва нарумадзику соро. Мисима, Эйрэй-но коэ (Токио, 1970), с. 48.

843

«An Irish Airman Forsees His Death,» The Collected Poems of W.B.Yeats (New York, 1956), p. 133.

844

«Кикэ вадацуми-но коэ» (Токио, 1963), 1:231.

845

Классические слова Сыма Цяня в его знаменитом письме к Жэнь Аню (98 г. до н. э.):

У человека есть лишь одна смерть. Эта смерть может быть тяжелой как гора Тай, либо легкой, как гусиное перо. Все зависит от того, как он ею воспользуется… В природе каждого человека любить жизнь и ненавидеть смерть, думать о своих родителях и заботиться о жене и детях. И лишь тогда, когда человеком движут высшие принципы, это отношение меняется. Тогда появляется то, что ему сделать необходимо… (Wm.Theodore de Вагу, ed.. Sources of Chinese Tradition, New York, 1960, p. 272.)

846

Цитируется у J. Seward, Hara-Kiri, Tokyo, 1968, p. 86.

847

В The Japanese Cult of Tranquilily, London, I960, Karifried Graf von Durkheim говорит о летчиках-камикадзе, как о «высшем выражении японской сути», как об основных современных приверженцах концепции «жизнь посредством смерти». «Есть способ умереть, — пишет фон-Дёркхайм, — превосходящий антитезу жизнь и смерть, который можно описать выражением 'уже существовать в иной жизни'. Такая форма сознания — а также тела — позволяет человеку встречать самые трудные задачи в жизни, и даже саму смерть, без малейшего содрогания. Он достигает совершенного спокойствия без внутреннего сопротивления, поскольку пожертвовал своей самостью, и теперь просто подчиняется необходимости момента.» Письма, дневники и стихи летчиков-камикадзе несомненно проникнуты этим спокойствием; все же, определять это как «высшее выражение японской сути», значит преувеличивать (а следовательно — и ослаблять) момент.

848

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 197. О письме Фудзисаки перед его последней атакой на Окинаве см. Нагацука, там же, с. 249.

849

Иногути, с. 80. Yokota (Suicide Submarine! p. 113) приводит подобные шутки относительно Ясукуни в группе добровольцев на «Кайтэн»: «Иногда мы дурачились, говоря 'Я прибуду в Ясукуни до тебя, и ты будешь подчиненным. После этого мы все говорили о тех вещах, которые будем выделывать с теми, кто прибудет позже.»

850

С самого момента поступления в отряды спецназначения, все знали, что они — «живые трупы». Лейтенант Канно, ставший камикадзе на Филиппинах, еще более драматизировал этот факт, наградив себя обычным посмертным повышением в чине до смерти, написав на своем летном мешке слова 'личные вещи покойного старшего лейтенанта Канно Наоси'. Иногути, с. 34.

851

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, p. 258.

852

Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 299. Истории о том, что летчики-самоубийцы получали алкоголь или наркотики, чтобы обрести необходимый запас храбрости для последнего полета, или что их приковывали к креслам, чтобы они не смогли в последний момент покинуть кабину, — чистая выдумка. Они идут вразрез со всем, что мы знаем о психологии камикадзе, и были, вероятно, сфабрикованы западными журналистами в попытках объяснить (или принизить) самоубийственную тактику японцев.

Еще более смехотворны популярные рассказы о вакханалиях накануне вылетов, когда молодых жертв-летчиков отвлекали вином, женщинами и песнями, утешая перед грядущим жертвоприношением, а также истории о том, что они шли в бой, одетые в длинные балахоны, как священники (Toland, Rising Sun, p. 714). Камикадзе, оставшийся в живых, генерал-лейтенант Ватанабэ Сэй пишет: «Мне кажется, большинство американцев рассматривают камикадзе, как отчаянных сорвиголов с самоубийственными наклонностями. Они были какими угодно, но не такими.» Он считает «чистой ерундой» популярную убежденность американцев в том, что накануне вылетов камикадзе устраивали дикие вечеринки, что их напаивали, или накачивали наркотиками, чтобы подбодрить перед последним заданием. «Stars and Stripes», 20th July 1968.

853

«Мои [друзья],- пишет Ёкота о тех, кто вскоре должен был сесть в торпеды, — были ко всем — а так же и к друг другу — дружелюбны. Никто не выглядел грустным, не было также и чересчур гордых, чего можно было бы ожидать от самых тренированных на то время для управления „Кайтэн“. Ко всему прочему, они много смеялись, говорили много веселого, заставляя смеяться других». Suicide Submarine! p. 121.

854

Фотография № 7 в «Симпу».

855

Yokota, Suicide Submarine! p. 159. Ядзаки Ёсихито, один из изобретателей «Кайтэн», погиб от удушья при одном из тренировочных испытаний, и Ёкота решил взять урну с его прахом с собой, когда наступит его время идти на операцию. Ёкота, с. 112.

856

Суккари ататакаку наттэ, сэнкацу мо дзицу-ни раку-ни наримасита… «Симпу», с. 182–83.

857

«Симпу», с. 177–79, переведено у Иногути, с. 205–206.

858

Аа тама то кудакэн. «Симпу», с. 176, переведено у Иногути, с. 201.

859

У тех, кто управлял такими приспособлениями, как бомбы Оока или торпеды «Кайтэн», не было риска остаться в живых; после того, как была изменена система постановки на боевой взвод и заправки обычных самолетов, подобная «неудача» стала для них невозможна.

860

«Опускалась ночь, — пишет командующий Накадзима в своем описании последнего вечера на базе Цебу, — и я собрался уходить. Двое, или трое летчиков шли за мной до двери, и даже вышли наружу, упрашивая, чтобы их назначили на операцию. Некоторые из их товарищей, которые услышали эти просьбы, закричали ‘Нечестно! Нечестно! Никаких особых одолжений!’ Эти странные слова смешались с общим добродушным шумом, и вскоре я уже ничего не слышал, шагая в свое расположение, погруженный в размышления.» (Иногути, с. 80.)

861

Вице-адмирал Угаки провел свою атаку 15 августа — после передачи по радио речи императора о капитуляции; она, таким образом, не была мотивирована военной необходимостью, являясь чистым актом неповиновения. Четыре из одиннадцати бомбардировщиков, входивших в его ударную группу не взлетели из-за неисправности моторов, остальным же удалось войти в смертельное пике, однако не осталось никаких записей с указанием на то, что какой-либо американский корабль был поражен. Перед тем, как разбить свой самолет, Угаки передал по радио следующее послание:

Одного меня следует винить в неудачной обороне нашей родины и неспособности уничтожить грозного противника. Усилия же офицеров и людей, находившихся под моей командой, следует оценить исключительно высоко.

Я собираюсь атаковать над Окинавой, — там, где упали мои люди, подобно вишневым лепесткам. Здесь я врежусь и уничтожу самонадеянного противника в истинном духе Бусидо, с твердой убежденностью и верой в императорскую Японию.

Я надеюсь, что личный состав всех соединений под моей командой поймет мотивы, мною руководящие, превозможет все трудности в будущем, будет трудиться для восстановления нашей великой родины, дабы она процветала вовеки.

Да здравствует Его Величество император! (Иногути, с. 168.)

Последняя запись в дневнике Угаки оканчивалась словами: «Я также решил вечно служить своей стране в духе Кусуноки Масасигэ.» Toland, Rising Sim, p. 853.

862

«Time», 19th August 1966. На этой встрече присутствовали также 50 женщин средних лет, бывших во время войны школьницами местной средней школы, которых привлекали для мойки самолетов камикадзе. Многие из них дружили с молодыми летчиками, а одна вспоминала, что, когда эскадрилья получала приказ на вылет, «мы чувствовали себя женами самураев, посылаемых в бой — как в старой Японии». Группа летчиков-камикадзе, оставшихся в живых, была образована в Токио, и раз в году они проводят совместный ужин. Один из ее членов, г-н Оно Такаси, менеджер отеля «Гранд Палас», любезно пригласивший меня к себе в офис во время моего визита в Японию в 1973 году, очень ярко описал свои чувства и эмоции военного времени. Он сам готовился к вылету, но задержался из-за неисправности мотора, а ко времени, когда стало возможным получить другой самолет, закончилась война. Его знакомый летчик, незадолго до этого женившийся, сообщил жене, что вскоре его посылают на самоубийственную операцию, обещая известить, как только узнает точное время. Получив приказ о вылете, он послал жене соответствующее письмо, однако его самолет (как и у г-на Оно) не смог оторваться от земли; несколько дней спустя, еще до того, как прислали самолеты замены, на его базе все вылеты камикадзе были отменены. Он помчался в Осака, где был дом семьи жены, послав сперва телеграмму с извещением, что остался в живых, однако прибыл лишь во время, чтобы увидеть похоронный кортеж, отходящий от дверей дома.

Получив первое известие о вылете своего мужа, она поставила перед собой его фотографию с фатальным письмом и перерезала себе сонную артерию. Телеграмма (подобно письму Фриара Лауренцо к Ромео в Мантую) опоздала, и не смогла предотвратить трагедию. Потрясенный смертью жены и тем, что сам он остался жить, он провел много лет в состоянии почти каталептическом, пока не стал медленно возвращаться к жизни.

863

Sakai Saburo, Samurai (New York, 1957), p. 319.

864

«Stars and Stripes», 20th August 1970. В 1968 году Ватанабэ Сэй стал генерал-лейтенантом японских сил воздушной обороны. Генерал с тихим голосом ведет спокойную жизнь и любит проводить время в своем саду. По его словам, единственно, когда он приходит в возбуждение, это приезжая в Токио. «Вы когда-нибудь видели этих водителей-камикадзе?» — затем он улыбается и говорит: «Я думаю, это вы, американцы, так их прозвали».

865

«Stars and Stripes», 8th August 1963, писала о том, как вновь встретились американский офицер и три камикадзе, столь не желавшие оставаться в живых.

866

О спасении Аоки см. Toland, Rising Sun, pp. 714-17.

867

Аоки стал образцовым заключенным и был отправлен в Японию в 1946 г. (Toland, Rising Sun, p. 717.) Ужасное ощущение от того, что остался в живых, также описано Ёкота Ютака — молодым добровольцем, вызвавшимся управлять торпедой, который рассказывает о том, как он вместе с товарищем возвращались после неудачной атаки:

Синкай чувствовал себя так же плохо, как и я. Он, всегда такой веселый, был в мрачнейшем настроении. Мы приходили в ужас от одной мысли, что придется вернуться в казармы. Мы были уверены, что с нами никто не станет говорить. Шестеро управляющих «Кайтэн» вышли в море, четыре были запущены. Синкай и я возвращались уже во второй раз. Люди будут думать, что с нами что-то не в порядке, — так нам казалось, — и отворачивать лица. Как только мы смогли сойти с подлодки, мы прошли в свою старую комнату и оставались там, отрезав себя, насколько это было возможно, от внешнего мира. Мы избегали контактов с людьми. Мы надеялись, что внезапно разверзнется земля и поглотит нас. (Yokota, Suicide Submarine! p. 193.)

Позже он просит своего командира-начальника о помощи:

И снова [смерть] не стала от меня отворачиваться, а протянула свои зовущие руки. Я чувствовал себя беспомощным, совсем без сил. Я обсудил это с младшим лейтенантом Сонода. «Что мне делать? — спросил я. — Вероятно, я уже не смогу вернуться на базу. Вы знаете это». Все, что он мог тогда сказать, было: «Вы правы, Ёкота.» У него не хватило слов. (Yokota, Suicide Submarine! p. 212.)

[Я больше не мог] смотреть на мир, который столь полностью отринул. Я был жалок и подумывал о самоубийстве, но гордость мне не позволила. Моя жизнь была оценена в один большой американский авианосец, — напоминал я себе. Как же теперь ее отдавать за маленькую пистолетную пулю?… Я терзался душой, и поэтому оставался на [базе в] Оцудзима, ничего практически не делая в течение двух недель. Я размышлял об императорском рескрипте, оглашенном всем военным после капитуляции, в котором император приказывал нам «преодолеть тысячу трудностей и вынести невыносимое». Это было мне не по силам. Хотя я и решил не умирать, я не мог снова уверенно войти в жизнь. Я стал вялым, и только лишь ожидал — что принесет будущее. Я чувствовал себя одним из наших бонсай, миниатюрных деревьев, которые не растут, а только стареют. (Yokota, Suicide Submarine! p. 250.)

868

Nagatsuka, J'etais un kamikaze, pp. 269-79. Ударные силы американцев находились приблизительно в 300 милях от авиабазы и где-то в 150 милях от позиции камикадзе, приготовившихся к атаке. Поскольку топлива у них было всего на 350 миль полета, им надо было либо немедленно возвращаться, либо падать в океан. В подразделении Нагацука не ставили бомбы на боевой взвод, покуда самолет не приближался к цели, однако неудачное приземление почти наверняка вызвало бы взрыв.

869

Как и лейтенант Канно, Нагацука уже присвоил себе посмертное звание, однако в его случае попытка играть с судьбой была жестоко наказана.

870

Под «священными словами» подразумевается императорский Рескрипт к Солдатам и Матросам (1882), из которого следующий знаменитый пассаж имел, вероятно, непосредственное отношение к опозоренным летчикам: «…с полным сердцем исполняйте свой насущный долг преданности и помните, что долг тяжелее горы, тогда как смерть легче пера. Никогда не поступайтесь принципами морали, дабы не впасть в бесчестье и не навлечь позор на свое имя.» Wm. Theodore de Вагу, ed., Sources of Japanese Tradition (New York, 1958), p. 706. Агония публичного унижения относилась не только к летчикам-камикадзе, которые возвращались. Ёкота описывает схожую сцену, произошедшую после его возвращения с неудачной операции «Кайтэн»:

Новый офицер, исполняющий обязанности, ударил бамбуковой указкой по столу. «Вам должно быть стыдно, Номура!» — крикнул он. «Что касается остальных, то ничего удивительного в том, что один или двое из вас возвращаются после каждой операции, не запущенными в противника. Для чего у вас хатимаки? А ваши мечи?! Неужели для вашего духа они ничего не означают? А те проводы, которые все вам устраивали! Это делалось не для того, чтобы вы развернулись и пришли обратно! Выйдя в море, вы должны превзойти противника! Если что-то случается с вашей „Кайтэн“ — наладьте ее! Если не крутится пропеллер, вертите его голыми руками! Поражайте врага, чего бы это ни стоило! Именно для этого предназначены „Кайтэн“!»

Ёкота и его товарищи преисполнены тем же стыдом, которым мучим Нагацука:

«Если бы кто-то упрекнул меня после возвращения с задания наедине, я смог бы это перенести. Или, если бы кто-то дружески подтрунивал надо мной, я бы тоже принял это. Однако это публичное обвинение, обрушенное на меня и на других, на тех, кто жертвовал своей жизнью, и даже не один раз, — это было просто несправедливо! Я больше не хотел находиться на Оцудзима, в месте, перед которым я раньше благоговел. Все, чего я теперь хотел, было выйти в море. Я бы уже не вернулся никогда.» (Yokota, Suicide Submarine! pp. 220, 201.)

871

«…в героизме сражавшихся воинов было основное различие, — пишет К.Р.Браун, вице-адмирал американского флота. — Японцы намеренно отрезали последнюю дорогу надежды и спасения, американцы же — никогда. Для западного склада ума должен существовать последний минимальный шанс на выживание — ощущение, что, хотя много других парней могут погибнуть, тебе же как-то удастся вернуться.» Иногути, c.v-vi.

872

Комментируя эти ранние самоубийственные атаки, адмирал Судзуки Кантаро, который сам водил группу торпедных катеров в атаку «решившихся на смерть» (кэсси) во время китайско-японской войны, писал:

Отважная попытка блокировать Порт-Артур во время Русско-японской войны предпринималась при наличии неплохих шансов на спасение ее участников. Единственной целью было потопить корабли у входа в гавань, однако командовавший офицер отказывался начинать операцию до того, как будут приготовлены спасательные лодки… При атаке карликовых подлодок на Пирл Харбор… адмирал Ямамото не утверждал этой части операции до тех пор, пока не было доказано, что для двухместных субмарин существует по крайней мере какой-то шанс вернуться. (Цитируется у Иногути, с. 189–90.) Правительственные пропагандисты довольно широко освещали случай с «Тремя Бомбами» — это название получили три солдата, бросившихся вперед и подорвавших себя, чтобы пробить брешь во вражеской обороне; однако безусловно, это был акт спонтанного самопожертвования, а не часть какой-либо запланированной стратегии.

873

Филиппины:

6 авианосцев и линкоров объявлены потопленными

2 авианосца потоплены в действительности

31 прочее судно объявлены потопленными

14 прочих судов потоплены в действительности

Окинава:

20 авианосцев и линкоров объявлены потопленными

0 авианосцев и линкоров потоплены в действительности

77 прочих судов объявлены потопленными

16 прочих судов потоплены в действительности.

(Иногути, с. 114, 160.) Один из главных морских офицеров, участвовавших в операциях, признал после войны, что японские оценки «вполне могли превышать действительно достигнутый результат». Иногути, с. 160.

874

Nagatsuka, J'etais ип kamikaze, p. 140; Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 200.

875

Большинство из оценок, которые я видел, варьируются между 4 и 5 тысячами. Имена 4615 летчиков-камикадзе, погибших в войне на Тихом океане (2630 морских симпу и 1985 армейских симбу), занесены в списки при Храме Каннон в Токио, известном как Храм Специальных Ударных [Сил] («Токко Каннон»). (Каннон — буддийская богиня милосердия.) Цифра 4615, разумеется, не включает огромное количество «живых гранат» и прочих, кто погиб при самоубийственных операциях на земле; в расчет также не брались и те, кто был убит в других «специальных» операциях типа «Кайтэн», кайрю и синъё.

18 ноября 1973 года после совершения синтоистской церемонии в храме Касивара рядом с городом Нара был открыт памятник в память 1000 морских летчиков-самоубийц, погибших в войне на Тихом океане. Среди 700 присутствовавших находился брат императора принц Такамацу и родственники летчиков. (Агентство «Франс-пресс», 18/Х1/1973.)

876

«Если мы бросим общий взгляд на весь ход операций, — пишет капитан Иногути Рикихэй в отчете после прекращения военных действий, — то придется признать прискорбный факт, что и [обычные] самолеты камикадзе, и пилотируемые бомбы оказывали весьма малое практическое воздействие (кодорёку сё нариси).» (Цитируется в «Симпу», с. 190.) Ср. слова вице-адмирала Брауна: «…ключевым вопросом для прагматичных военных является — была ли эта тактика успешной? Мой категорический ответ — нет». Иногути, с. vii.

Подсчет результатов воздушных операций камикадзе с 13 октября 1944 года по 30 июня 1945 года дает общую цифру — 34 уничтоженных судов, среди которых крупными были только корабли сопровождения авианосцев «Сент Ло» (район Филиппин, 25 октября), «Оммани Бэй» (район Филиппин, 3–4 января) и «Бисмарк Си» (район Окинавы, 21 февраля). Большинство потопленных кораблей были эсминцы (13). В тот же период от атак камикадзе получили повреждения 288 судов.

Общее число японцев, убитых в битве за Окинаву, было около 130 тысяч, что более чем в десять раз превышает число американских потерь — 12300. Количество летчиков-самоубийц, погибших в этом сражении, значительно разнится в разных подсчетах, их точное число никогда не будет известно. В грубом приближении можно назвать цифру 2000. Мы также не уверены в точном количестве самолетов-самоубийц, использованных в этом жестоком сражении. По официальным японским расчетам было потеряно 2944 самолетов камикадзе (2055 морских и 889 армейских); официальные данные американцев несколько меньше.

877

По Мисима Юкио, окончательное поражение камикадзе произошло не в результате капитуляции Японии в августе 1945 года, но после отречения императора от божественности своего происхождения пять месяцев спустя. В Эйрэй-но коэ («Голоса Духов Героев») он пишет, что «иррациональная смерть» (хигори-на си) героев-камикадзе имела значение лишь в том случае, когда жизни этих людей действительно посвящались императору-божеству (ками нару тэнно-но тамэ-ни). Если же эта их вера оказалась ложной, тогда выходит что они убили себя и погибли, как «глупые жертвы» (орока-на гисэй). То, что Хирохито отрекся от своей императорской божественности в январе 1946 года («Связь между Нами и Нашим народом всегда зиждилась на взаимном доверии и дружественности. Она не зависела всего лишь от мифов и легенд. Она не основывается на ложной концепции божественности императора…»), являлось, таким образом, полным предательством героев-камикадзе. Заявление императора было гораздо важнее, чем какое бы то ни было поражение в битве, поскольку означало, что поражение камикадзе было невосполнимым. «Отрицая принцип, ради которого они жертвовали собой, как „ложную концепцию“, он постфактум запятнал их смерть» (Мисима, Эйрэй-но коэ, с. 9). Мисима заканчивает восклицанием: «Зачем Его Величество стал человеком?» (Надотэ сумэраги ва хито то наритамаиси). (Мисима, Эйрэй-но коэ, с. 62). При всем уважении к Мисима, мне кажется, что мотивы, двигавшие добровольцами-камикадзе, были гораздо менее прямолинейны и более сложны, нежели подразумевает его погребальная песнь.

878

Западная реакция на тактику камикадзе была гораздо более сложной, чем можно предположить по этому краткому изложению, и включала не только просто злобу и отвращение, но (особенно после того, как прошел первый шок) и любопытство, недоумение и даже жалость к молодым летчикам, которых, как считалось (совершенно неправильно), принуждают к участию в самоубийственных операциях. Я вспоминаю, что моей собственной реакцией (а в 1944 году я, молодой моряк, имел возможность встретиться с камикадзе непосредственно, и в весьма неприятной обстановке) было в основном изумление и ощущение чего-то непонятного.

Некоторые выдающиеся иностранные ученые сделали несколько упрощенные выводы; так, Руфь Бенедикт определяет дух камикадзе, как «иллюстрацию превосходства сознания над материей» (цитируется у Иногути, с. 194). Другие наблюдатели рассматривали эти операции в качестве примера того, как молодых людей можно превратить в фанатиков-роботов, или как проявление «яростной, грубой стороны японского характера», которая сосуществует с «вежливой, утонченной, чувствительной стороной.» Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 14. Детальное рассмотрение реакции американцев и англичан на это первое полное, прямое противостояние совершенно чуждым традициям японского героизма, могло бы вылиться в полезное исследование культурного взаимонепонимания, однако подобное далеко выходит за рамки данной книги. Для иллюстрации типичного западного недопонимания достаточно привести выдержки из интервью, проведенного в марте 1946 года сотрудниками американского журнала с группой бывших японских морских офицеров, служивших в специальном штурмовом отряде на Тайване («Симпу», с. 186–88):

Вопрос: В оценке стратегии камикадзе в вашей и в нашей стране существует диаметральная разница. В Америке жизнь отдельного человека предельно ценна, однако вы в Японии были готовы пожертвовать большим количеством летчиков для самоубийственных операций. Каковы были причины этого?

Ответ: Идея о силах специального назначения имеет свои корни в древней японской традиции (нихон корай-но моно дэ) и проходит через всю нашу историю. В последней войне мы поняли, что подобная тактика стала необходимой из-за сложившейся военной ситуации. Она никогда не навязывалась нам сверху…

Вопрос: Был ли набор в силы специального назначения добровольным, или принудительным?

Ответ: Он был совершенно добровольным. Были, однако, случаи на Филиппинах и в других местах, когда эта тактика принималась всем подразделением из-за сложившейся боевой обстановки…

Вопрос: Подумав об американцах в возрасте до тридцати лет, практически невозможно представить себе дух [японских бойцов-камикадзе]. Невозможно вообразить, чтобы молодые американцы были готовы совершить подобное самоубийство ради своей страны, или за императора. Безусловно, вы должны были использовать весьма значительную силу внушения в силах специального назначения, чтобы воспитать у своих молодых людей подобное сознание.

Ответ: Нет, мы никогда не применяли никакого особого внушения.

Вопрос: Вели ли себя члены сил спецназначения так ради того, чтобы их души почитались в Святилище Ясукуни?

Ответ: Если кто-то этого желал, ему не обязательно было вызываться для службы в силах спецназначения…

879

Моральное обвинение за атомную бомбу, сброшенную на Японию, никто не высказал так красноречиво, как выдающийся американский офицер, адмирал Уильям Лихи, считавший это «бесчеловечным оружием, использованным против людей уже побежденных и готовых сдатъся. Американцы, — говорил он, — приняли этический стандарт варваров Средних Веков». Toland, Rising Sun, p. 798.

880

За операцией «Олимпик» — вторжение на Кюсю — должна была последовать операция «Коронет» — захват Хонсю. Проведение обеих должно было бы привести к устрашающим потерям в силах союзных войск. Вдобавок, гораздо больше японцев было бы убито, чем погибло в Хиросиме и Нагасаки, хотя вряд ли это рассматривалось в первоочередном порядке американскими руководителями того времени.

881

Существуют большие расхождения в оценке общего количества погибших — это один из редчайших случаев, когда атакующая сторона умеренно занижает степень своего «успеха». Американцы считают, что «Толстяк» убил в Нагасаки 35 тысяч человек, официальная японская цифра — 74800. Количество жертв в Хиросиме за три дня до этого было гораздо большим: по оценкам японских экспертов 200 тысяч человек умерло от взрыва бомбы, сброшенной с «Энола Гэй»; и здесь цифра, приводимая американской стороной, гораздо меньше.

882

Цитируется у Ivan Morris, Nationalizm and the Right Wing in Japan (London, 1960), p.247.

883

Относительно тщетных попыток Ониси избежать капитуляции см. Иногути, с. 171–74; Toland, Rising Sun, p. 828; Hayashi, Taiheiyo Senso, p. 463; Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 364.

884

Активист националистического движения Кодама Ёсио описан у Morris, Nationalizm, pp. 204, 227, 257, 269, 307, 330, 377, а на стр.443-44 содержатся биографические сведения. Автобиография г-на Кодама, в которую вошла информация о его выдающемся друге из ВМФ, переведена на английский язык под заголовком I Was Defeated (Tokyo, 1951).

885

Этот меч выставлен в музее Святилища Ясукуни (Токио) под фотографией адмирала и свитком, на котором каллиграфическим стилем написаны иероглифы ВАКО («покоренное сияние»). Кусаянаги, Токко-но сисо, с. 9–13, дает нам дополнительные детали самоубийства Ониси.

886

О других случаях харакири 15 августа или вскоре после, а также о массовых самоубийствах групп гражданских лиц, см. Morris, Nationalizm, p. 26–28.

887

Букв.: «Моя репутация не будет отмыта [даже] после того, как закроют мой гроб. Сто лет спустя [все еще] не найдется друга, [кто бы понял меня].» Цитируется у Кусаянаги, Токко-но Сисо, с. 19–20. По-японски пословица звучит: кан-о ооитэ кото садамару (Кодзи то котовадза дзитэн, Токио, 1956, с. 241).

888

31-сложное стихотворение вице-адмирала Ониси Такидзиро, представленное им своим подчиненным после организации первых отрядов камикадзе. Цитируется у Иногути, с. 187.