Благородный демон - [28]

В Генуе он был знаком с одними женщинами. Его двери открывались только для них. Жизнь Косталя состояла теперь из двух половин — работа и удовольствие. Поскольку, кроме этого, у него не было вообще ничего, хватало времени и для того, и для другого.

В свой новый роман Косталь включил как одно из действующих лиц Соланж. Сам сюжет не имел ничего общего с их отношениями, но героиню он постарался обрисовать как можно точнее. «Ах, моя милая! Ты хотела выпить мою душу! Но теперь я выпиваю тебя. Знай же, последнее слово всегда за писателем».

Через четыре дня прибыли пересланные из Лозанны письма Соланж и ее матери.

Соланж:

«…Вы пишете, что раздавлены, но я просто уничтожена. Мой бедный друг, как бы ни была велика ваша боль, насколько она меньше моей! Вы действующая сторона, если можно так сказать; вы раненый, который срывает повязки, его воля в какой-то мере ослабляет страдания. Но я та, с кого их срывают, это намного больнее… К тому же, вы ведь делаете все это без наркоза!»

Что касается ладам Дандилло, то она писала о некоторых аргументах Косталя против женитьбы. По ее мнению, официальная связь с Соланж будет для него много тяжелее, чем брак.

«Поверьте, мое уважение к вам ничуть не пострадало, но мне больно видеть, как страдает моя маленькая Соланж. Пишите нам. С дружеским приветом».

Оба письма показались Косталю вполне здравыми. «Да, они понимают жизнь и не усложняют ее, а скорее смазывают для легкости движения. Если бы я мог позволить себе, то сказал бы, что у них ровные характеры. Это великая похвала в моих глазах».

Но как внезапно, за один день, кануло в прошлое все его приключение с Соланж! Сколько раз, смертельно разбитый после излишеств спорта или Венеры, Косталь думал: «Мне нужно два дня, чтобы восстановиться!» Но уже через два часа он и не вспоминал об этом. И в моральном отношении он оживал столь же быстро. Несколько дней жизни в Генуе, где ему не нужно было заниматься абсолютно ничем, кроме приятного и привлекательного, снова поставили его на ноги. Благодаря разумному бегству первый тур схватки с гиппогрифом был выигран. Несомненно, предстоит и второй, но еще не скоро, и пока самое правильное — не думать об этом. Его эйфория нарушалась только мыслью о страданиях Соланж.

Это свойство его характера — умение полностью впитывать в себя мгновения счастья, — сочеталось еще и с желанием разделить его вместе с теми, кого он любил. «Сколько небылиц распускали о моей жестокости, а я ощущал себя иногда безобидным, как грудной младенец», — вспомнил он эти слова, приписываемые Нерону, и расчувствовался. Действительно, в своем счастье Косталь чувствовал себя как-то беспокойно, если не разделял его с кем-нибудь из близких. Сколько телеграмм послано мадемуазель дю Пейрон с просьбой немедленно отправить к нему Брюне, потому что он наверху блаженства в этих горах или в этом лесу! Вот и теперь, после восьми дней эйфории, он подумал, не выписать ли сына в Геную. Но мальчик гостил у друзей в Англии и писал оттуда отцу: «Я совершенно счастлив». А того, кто «совершенно счастлив», не стоит беспокоить. Поэтому Косталь отказался от этой идеи и лишь послал Брюне кругленькую сумму на карманные расходы, чтобы его счастье было еще более совершенным. По тому же вдохновению он сделал подарки двум девицам, для которых у него нашлось кое-что посущественнее.

За десять дней Косталь получил от Соланж четыре письма. Первые три были печальны, но в меру и даже с некоторым налетом шутливости. Однако стоило ему сразу же не ответить на третье письмо, как в четвертом повторился ее июльский взрыв:

«Наша разлука… Я словно под властью какой-то силы, подчиняющей мою собственную волю. Едва выйдя из состояния подавленности, снова впадаю в него, и это вконец изматывает меня. Если вы сомневались в моих чувствах к вам и даже если я сама не вполне понимала их, теперь уже невозможно обманываться в их силе и глубине; свидетельство тому — мои страдания».

* * *

Пьер Косталь.
Генуя.
для Соланж Дандилло.
Этрета.

19 сентября 1927 г.

Моя милая,

Я совсем не хочу делать вас несчастной. Все очень просто: приезжайте.

Проведите здесь пару недель. Вы не понимаете? Я сбежал от вас, и я же зову вас приехать! Но для меня отсутствующие всегда правы. И, в частности, ваше отсутствие всегда благотворно. Прежде всего, вот уже десять дней я работаю как буйвол (или, вернее, как полубуйвол, то есть полдня). У меня есть два анальгетика: некий столь мало ценимый вами акт и работа. К 7-му сентября прошло уже четыре месяца, как из-за вас я не написал ни строчки. Но теперь, когда из меня все извергнулось, ваше место снова свободно и во мне есть силы на две недели принести вам радость. Именно на две недели, ведь вполне возможно, что на пятнадцатый день я начну мучить вас.

Я сниму в отеле комнаты, и вы приедете как моя жена.

И, наконец, для девушки, особенно столь хорошо воспитанной, как вы, во всей этой авантюре есть нечто остро неприличное, а это еще одна причина доставить мне такое удовольствие.

Нежно целую.

К.

* * *

В моем предложении нет никакого гиппогрифического тайного умысла. Я хочу только одного: чтобы у вас было две недели счастья, как в «Розовой библиотеке».